добро пожаловать
[регистрация]
[войти]
2011-03-04 18:37
Тропик Девы / Владимир Кондаков (VKondakov)

Ну, как, девчоночка,
неутолёночка,
не получается
без своего счастьица?
Как скоро, Людочка,
ты скинешь юбочку,
да залезешь ловко,
под своего Вовку, -
подзабытого,
подзаброшенного,
но для потехи
ещё хорошего?

Забудь, дурёха,
свою дорогу, -
других не хуже
по коей с мужем
покатишь...
Пока же
красней, охай,
всхлипывай, трогай
губами то, что
не вышлет почта,
что будет сниться,
когда не смыться
тебе оттуда,
где будешь, Люда.

Люби, нежнейшая
девчушка, женщина,
любимая, солнышко,
- а помнишь, помнишь как…-
ты всхлипнешь после,
где будет поздно.

Люби же, девочка,
как птичку веточка,
а слёзы после
умчит твой поезд.

Стони и всхлипывай
в авто, под липами,
губу прикусывай
другой, малюсенькой.
Ласкай на ощупь
меня, как рощу
ночь, к слуху речью
летя навстречу.

Томись, блаженствуя,
нежна, божественна,
тугою кожей
хрустя под ношей.

Люби! В восторге
от наших оргий,
держи, что в руку
ложу, как другу.
Ласкай твердь плоти
своего Володи
ты ею нежно,
как снег подснежник,
как мать ребёнка, -
урча: "Володька..."

Люби! Вращайся
на нём от счастья
совокупленья
всё воскресенье!
Вались на спину,
опав бессильно,
взлетай, как птичка,
зардевшись личиком,
стыдясь, подглядывай,
как груди-ягоды
твердят со страстью
коленкам – здрасьте!
Люби! В подушку
уткнувшись душную,
сползая ль вяло
на одеяло,
или коленкой
упёршись в дверку
авто, другою
в стекло ветровое,
да амазонкою,
устав под Вовкою,
скачи счастливо
на нём же, ибо
на Феде ты не
борзеешь ныне.

Люби! Балдей же
гетерой, гейшей,
Джульеттой, Евой,
упёршись левой
ногою в звёзды,
а правой – поздно...

Любись! Любовью
ты нежность Вовью
разбавь. Разжижи
единость жизни,
где встрелись ныне, -
люби!
Немыми
глазами тужься,
где нежность, ужас
перемешались,
перемещаясь
по стенкам мухой.
Люби же! Ухом
лови звук страсти,
глазами ж праздник
моих, бесстыжих, -
люби, люби ж их!
Вбирай до капли
меня, чтоб пахли
все дни разлуки
тобою руки,
и всё, что пахнет.
Люби же! Ахай...

Ни до, ни после,
любя, ты позы
не сыщешь слаще,
чем эти, наши.

Люби! Наяривай,
солируй, арию
любви на флейте
извергни!.. Феде
вернёшь потухшие,
глазищи, ушки,
слов бормотанье
про где шатанье.

В себя поглубже
всё, что у мужа
не надо даром,
вбирай. Пожаром
в ладонях сохни,
теки же, охнув,
с колен на кресло,
коль стало тесно
внутри сосуда.
Люби же, Люда!

Рыжей головкой
тряси над Вовкой.
Порадуй плотью
тоску Володью!

Люби же! Рыбкой,
прогнись с улыбкой,
а этот Вовка
умеет ловко
в тебе с тобою
скакать ковбоем
по глади тела.
Люби ж! Несмело
учись, стыдяся,
простому счастью
любить, что любишь,-
не кошки, – люди ж…

И с неба ль музыкой,
из сердца ль Музою,
слетев ли на койку
в объятия Вовки -
приветствуют боги
твои – и ноги
и душу. Ты не
простое имя
и в их блокноте.
Но мы в цейтноте,
мой сладкий товарищ,
ты скоро свалишь,
объевшись Вовкой,
за новой обновкой.

Ведь я – улика
любви.

Улыбка
твоя сегодня -
простая сводня
её с тобою.
Пред пустотою,
чем станем скоро,
люби же! Порно
бодрит тел мякоть,
не нынче плакать.

Люби! Фурорно
роман курортный
длинною в восемь
нежнейших вёсен
мы открутили.
В глазах рептилий,
на нас шипящих,-
нас похоть тащит
соединиться,
но это свинство.

Люби ж того, кто
не выбьет окна
гнезда, что вьёшь ты
где хочешь… Вёрсты
растянут горе
от моря к морю,
от дома к дому.

Люби же!
В омут
любви бросайся,
рычи, извивайся
вскрикивай, охай,
пёрышком лёгким
лети, обмякнув
тяжестью мягкой.

Вдавясь в мир попкой
под резвым Вовкой,
мир ненароком
не смой потоком.:))

Когда уедешь,
то как залезешь
на милого Вовку?
Ни так, ни с боку,
кусая локоть,
не обгонит похоть,
хоть и по-пьяни,
дрянь расстояний.
Тем паче трезвой.
Скачи! Полезен
секс организму,
Дань эгоизму
любовь любая.
Скачи!
Губами
шепчи, что ночью
помянешь. Впрочем,
кто будет рядом
иссушит ядом
томленье плоти.

Вращай педали
желаний дальних
хмельного тела,
слетев с бретелек!
Сжигай глазами,
лей волосами,
сыпь градом пота,
ползком и с лёта!

Люби ж, родная,-
смеясь, рыдая
дождём над плахой,-
Чайковским, Бахом.
Гуди струной,
Луной, страной,
разлукой, вещью
в себе и вечной
любовью, той, что
прощает пошло
все выкрутасы -
судьбы и наши.

Жги порох ночи,
что все короче,
а дни длиннее,
всё, что имею -
твоё с избытком.
Люби!
Улиткой
ползи на кончик
меня и сочно
обратно рушься…

О сладкий ужас,
любить, как любишь,
кого забудешь!
Люби!
Усталая
от счастья, самая
родная, грешная,
нагая, нежная.
Люби!
Дрожь тела,
как ты хотела
пронзает, ближе
и ближе нижет
на нить желанья
смысл обожанья.

Крути под Вовкой
упругой попкой,
потуже ввинчивай
рукой девичьею
в себя, (краснею), -
всё, что имею.
Глаза в два купола
чем бездну щупала,
пусть будут ангелы
с моими, наглыми!

Звени ударной
струной гитарной
в истоме неги,
прикрывши веки.
Люби!
Застенчива
с утра, а вечером
нежна небрежно,
упорно, нежно.
Люби, любимая
неуловимая,
ни мной, ни опытом,
за нами топотом…
Кайфуй блаженно...
Ты – совершенна,
любя, что любишь,
что позабудешь.

Люби!.. Уедешь
в Украйну с Федей ж,
куда и толку
с собой звать Вовку, -
на ком повиснешь,
плюя на имидж?
К кому залезешь
вперед всех евищ,
срывая тряпки,
миг, – и в кроватке -
ловя истому?

Люби!
К другому
ты ляжешь позже.
Всё те же позы
смутят головку, -
ты вспомнишь Вовку,
но то, что вспомнишь,
фантом всего лишь.

Ревную, Люда.
Люби!
Покуда
со мной, – уедешь,
забава, фетиш,
услада, – кинешь,
как в воду Китеж,
как жизнь в рулетку
что «русской» метко
зовут, – откуда
возьмусь там, Люда?

Глазами синими
таким сними меня
куда б ни деться,
- на память сердца.

Люби ж! Нанизывай
себя безвизово
на смак российский.
Тугими сиськами
смеясь, топырься,
как в море пирсом
желанный берег.
Смысл всех Америк
открыться миру.
Люби! Вибрируй,
на мне любовно,
с восторгом – Вовка!

Люби ж! Впивайся
губой, вливайся
тоской молекул,
верхом, валетом, -
моею! Той, что,
сынка ли, дочку
хотел забацать,
но нам не двадцать.
Как дождь осенний,
за нами семьи,
где даль – у окон,
а мель – глубоко.

Люби! Настырно
считай, нас в мире
лишь двое. Третьи
лишь наши дети,
которых нету,
прости мне это…

Вминайся плотью
своей в Володю
в изнеможенье,-
пока не Женя
или не Миша,
люби, люби же!
Ероши чёлку,
рыча! Девчонка
вчера, сегодня
твоя, Володя,
в краю аралий, -
богиня, краля,
по сердцу трещина,
дружочек, женщина,
синоним жизни.

Люби же! Брызни
в меня глазами,
смешком, слезами
любви ли, муки,
раскинув руки
и остальное.

Я лишь с тобою
живу, всё прочее
давно просрочено…

Люби! Откусывай
от песни музыку,
с улыбкой лисьей,
моя актриса,
потом опомнишься,
а будешь вон, где вся,
махнёшь ладонью
над Оболонью,
почуяв Вовье,
а я в Приморье.
Как в саркофаге,
с листом бумаги,
в тоске по Люде
реву в безлюдье.

Люби ж! Подмахивай,
- холёной- вздрагивай
любою клеточкой
с моей отметочкой.

Люби же! Патлами
тряси отпадными, -
соломой рыжею,
томи Парижами,
во мне и рядом
туманным взглядом
полузакрытых
глаз,
сжавши прыть их!

И под сиренью
в остервененье
летай стократно,
туда-обратно…

Порхай, колибри,
пока не влипли.

Исполни танго
синички с танком,
грызи глазами
восторг!.. Мы сами
и есть любовь же.
Разлуки ножик
зарежет после.
Крути же позы,
чтоб было слаще
былое наше.

Люби!
Блаженствуй
горячей, женской
струёю счастья,
но в миг зачатья
я не с тобою.
Летят толпою
поверх их домика,
Маринки, Толики,
Витальки, Сашки,
Нинель, Наташки,
Надежды, Веры,
Любови, Гены,
Серёжки, Катьки,
Алёны, Вадьки,
Ирины, Саввы
и Владиславы…

Не очень сладок
их путь, с лопаток
твоих стекают
и засыхают.
Их нету более,
они не в доле.
Они убиты.
И все мы квиты…

Прости, девчоночка,
неутомлёночка,
моя пригожая,
что – это – …прошлое.

Безцельно тесно
тоске, где места
нет больше цацкам
твоим хохляцким.
Нет больше Вовке
душистой попки,
нет резвых ножек
с прохладной кожей.
Не мять в азарте
мне их на завтрак,
сбежавших от мужа,
не целовать на ужин.

И жизнь – конечна.
Не может вечность
длить жор пираний
в реке желаний.

Прощай, пропажа!
Портвейн «Раша»
допью средь близких
за твой Хмельницкий.
Будь там, откуда
взялась ты, Люда.
А там где Вова,
тебе херово,
как оказалось…
Но сердце сжалось,
чтобы расжаться,
и кровью бухнуть –
я не забуду,
как мы любили
средь «или-или…»


Тебя внучата
замучают – чья-та
была любима ль?
А имя? Имя?..
И меня внуки
доконают – руки
тебе в реале
женщины целовали?

Простите, Христос ли, Будда,
я отдам тебя, Люда.
А станет тебе хреново,
может, и скажешь – Вова...



2002-2011 гг


Тропик Девы / Владимир Кондаков (VKondakov)

2011-03-04 12:14
если  / Анна Стаховски (Neledy)

если не врать, не подпиливать ногти,
ревность приятна как тайна цены.
кто-то в ночи умудряется локти
не искусать, нежно вылизав сны.
марионетки, влюблённые в нить…
я как монета в копилку тебя
сразу упала,
не видя не слыша,
мира другого,
хватает опала

необратимо

лишь только разбить

если  / Анна Стаховски (Neledy)




Странный Февраль

Странная нынче погода,
нет ни метелей, ни вьюг.
С ясного небосвода
солнце сияет вокруг.

Ленточкой – тропка в сугробе,
снег белоснежно-искрист,
стынет в морозном ознобе
жухлый, покинутый лист.

Радуясь небывалым
ясным, февральским денькам,
жду – хлынет ливнем немалым
март, что идет по пятам.



Дом на солнечном перекрестке  

 

Родительский дом снился часто. Сначала это были просто обрывки сновидений, где словно при быстрой прокрутке кинокадров мелькали то яблоня за сараями, то грядка с огурцами, то запертые ворота.  

Удивляло, что во сне ворота постоянно заперты, ведь в ту пору не было у людей привычки, уходя из дома, запирать все на засовы. Да что там говорить – в жаркую летнюю погоду даже окна оставляли открытыми, только плотно сдвинутые занавески (чтоб мухи не залетели) мерно колебались от малейшего сквозняка.  

Их дом стоял на перекрестке, на возвышенном месте, и все соседи завидовали тому, как он расположен – вытянулся с востока на запад. Три окна – на восток, три на юг, по одному – на запад и север. И, как только первые солнечные лучи робко выглядывали из-за горизонта, так сразу попадали в крайнее восточное окно, и с восхода до заката из дома не уходило солнце, освещая все уголки дома внутри.  

В последний свой приезд в город Мария сходила на улицу детства. Она давно жила намного севернее и лелеяла мечту перебраться поближе к югу, к родным местам. К заветному перекрестку подходила специально медленно, не со стороны фасада, а с другой, где ворота примыкали к уютному палисадничку.  

Дом стоял на месте, ничуть не изменившийся: высокие тополя вдоль южных окон, рябина у ворот, фигурный скворечник на гребне крыши.  

– Подойти, постучаться, – она остановилась у мостика через канаву, – и что я скажу хозяевам? Что часто снится, хочется взглянуть...  

Вздрогнула от стука щеколды, словно кто-то изнутри открывал ворота. Мария встрепенулась и, сделав вид, будто случайно тормознула у мостика, быстро зашагала прочь от дома. Скрип за спиной отозвался щемящей болью в сердце. Так и прошла мимо и зареклась не приходить больше сюда, не бередить себя прошлыми воспоминаниями.  

 

– Ушла, не заглянула, не поняла, – щеколда ворот опустилась на ограничитель.  

 

В освещенные окна виднелось все внутреннее убранство смежных комнат. Люди, женщины и дети, суетливо перемещались из комнаты в комнату, не удосужившись занавесить окна.  

– Да что они там такое делают, – Мария, не таясь, подошла к дому, привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до нижнего края подоконника, заглянула и изумилась, увидев за окном знакомые лица.  

– Надо же, и они приехали! – мелькнула в голове отстраненная мысль.  

Осторожно дошла до крылечка, с крылечка – в сени, оттуда дверь вела в заднюю избу. Обеденный стол посередине комнаты завален домашними пирогами, все очень вкусно по виду и пышет печным жаром. Но никого нет. Присела, попробовала пирог с картошкой, сзади неслышно появилась мать,  

– Ешь, ешь и поторопись, – исчезла в передней избе.  

Мария поспешила за ней.  

Там никого не было, даже ничего не было, вместо пола зиял пустой провал в глубокий погреб.  

– Где же люди?- бегом выбежала на улицу – через окна все также видны люди внутри комнаты.  

Теперь уже с опаской, не понимая происходящего, она снова забежала в заднюю избу. Стол с пирогами на месте, за столом сидят люди, смутно напоминающие кого-то. Они все дружно, как по команде, повернулись в сторону двери, где с недоумением застыла Мария, не решаясь пройти дальше.  

– Проходи, проходи, присаживайся, – дружелюбно пригласили к столу.  

 

– Вы откуда взялись, только что заходила, никого не было, – взяла откушенный пирог, вглядываясь в лица и узнавая подружку детства, дедушку, мать, соседей.  

– Да мы тут всегда, это ты редко бываешь, – отозвалась подруга.  

Дедушка поднялся с места,  

– Мне пора, – и строго глянув на остальных, – и вы не задерживайтесь, – вышел из-за стола и ушел в соседнюю комнату. Остальные участники застолья молча один за другим, также проследовали туда же.  

Озадаченная Мария осталась одна и, считая, что соседняя комната пуста, открыла дверь, за которой все так внезапно исчезли. Люди здесь, даже мебель сорокалетней давности стоит на прежних местах. Женщина шагнула через порог и, пока перешагивала, окружающая мебель и люди стали растворяться на ее глазах, словно проваливаться в земляной подвал, который открылся в середине комнаты под обрушающимися половицами. Мария с сомнением застыла над порожком, боясь дальше переступить, но какой-то зловредный червячок изнутри толкал её,  

– Ну что ты медлишь!  

– И зайду, надо же узнать, что это за ерунда с домом творится!  

Следующего шага просто не было. То есть он был, но тело Марии, презирая законы тяготения, поплыло в подвальном пространстве под домом, пытаясь догнать исчезающие впереди тени. По ощущениям тело ушло за пределы дома, а туннель никак не заканчивался.  

– Как странно, – лениво размышляла Мария, – Летаю, а радости никакой! Может, потому что под землей, а не на просторе.  

– Хлоп! – она резко приземлилась, чуть не упав от неожиданности, и очутилась на том же самом месте, где стояла, у мостика перед воротами.  

– Померещится же такое! Будто спектакль разыграли передо мной. Расскажи кому, посмеются... – Мария поспешно развернулась и пошла прочь от дома.  

 

– Опять не зашла, – звякнула щеколда, и заскрипели старые петли.  

 

В следующий свой приезд к родственникам Мария даже не думала навещать бывший дом. Слишком много странностей сопровождало прошлую попытку посещения, и ей не хотелось снова попасть в таинственную и необъяснимую заваруху. Но получилось наоборот. Одноклассница, жившая в доме напротив, пригласила ее в гости. Отказывать было неудобно, потому что ее престарелые родители, за девяносто лет, тоже хотели повидаться с дочкой бывших соседей.  

В этот раз женщина подошла к дому с другой стороны. Если в предыдущий приезд она была здесь летом, то сейчас стояла суровая зима, которая выдалась на редкость ранняя и снежная. Как и в детстве, дома терялись среди многометровых сугробов, наваленных после расчистки дорог тракторами. Многочисленные деревья: березы, тополя и клены, полностью укутанные снегом, прогнули свои ветви до самой земли, того и гляди сломаются. В конце улицы, сплошным белым пятном на маленьком пригорке виднелся молодой сосновый лесок. Это Мария знала, что лес сосновый, а издали невозможно различить, какие деревья по самую макушку усыпаны снегом.  

Стараясь не смотреть в сторону бывшего родительского дома, она с замиранием подходила к заветному перекрестку. Вот и дом подруги, и, если повернуться налево, то увидишь ...  

Дома не было. Не было того, деревянного пятистенка, с деревянным забором, со скворечником на гребне крыши. Только одна старая яблоня росла на прежнем месте как раз там, куда смотрело западное окошко, ловившее последний луч закатного солнца.  

Вместо этого стоял каменный коттедж. Красивый коттедж, но никаких чувств не вызывающий.  

– Вот и хорошо, – мысленно вздохнула Мария и постучала в ворота соседского дома.  

Как можно встретиться после сорокалетней разлуки? Только хорошо, и никак иначе! После обмена новостями, а за сорок лет их скопилось немало, после разговоров о детях и внуках, подруга завела разговор об их доме,  

– Знаешь, все время на ваш дом из окна смотрю и кажется, что вы оттуда не уезжали. Иногда даже мерещится, что вас в окно вижу. Так и жду, что откроется окно, и ты позовешь меня на улицу. А сейчас его перестроили. Почти все дома перестроили, но ваш жалко, у вас весь день было солнце.  

– И мне часто снится, словно не уезжала, – призналась Мария, скрыв про свои видения у ворот и позорное бегство, ведь к подруге она тогда так и не зашла.  

– А еще снится, будто сижу у окна, вижу, как ты выходишь на улицу, хочу крикнуть тебе, и не успеваю. А потом смотрю, и будто лампа ночью горит, словно ждет кого-то. И удивляюсь, ведь мы тогда лишнюю минуту свет не жгли, – продолжала она.  

– И верно! Мне иногда так хочется ночью свет включить, так и подзуживает изнутри. Наверно, наши сны пересекались! – отвечала подруга.  

Удивившись странностям подсознания, Мария после посиделок с подругой решила пройтись по другой улице, чтобы осмотреть коттедж со всех сторон. Вздрогнула при виде ворот. Форма, ширина, узорные украшения из гнутой жести – те же самые, как у старого дома. Отец делал все добротно, видно не поднялась рука у новых хозяев убрать их, только подкрасили и лаком покрыли.  

Канава, у которой мерещились непонятные видения, завалена снегом, мостика не видно. Постояв в задумчивости и, сделав шаг к воротам, Мария сняла варежку и тронула щеколду, и ладонь словно прилипла к горячей плите, так обожгло морозное железо.  

– Нет, не зайду, зачем? – отпрянула всем телом и ушла от дома.  

 

– Правильно, зачем, главное – прикоснулась! – щеколда покрывалась морозной стынью после рукопожатия с ладонью.  

***  

– Кто там? – хозяин коттеджа в накинутом на плечи полушубке вышел во двор. Щеколда у ворот тихо подрагивала, постукивая по железному ограничителю, будто кто-то снаружи не решался зайти.  

– Сейчас, – хозяин начал открывать и еле успел отскочить: железный засов распался в его руках на две половинки.  






…речь музыканта – звук иноязычный,
порою – тихий, а порою – зычный...

…как жадный счетовод несчетных пауз,
он строит из песчинок нот свой замок кляуз…

…и эти вздохи – хворост тайного горенья,
или слова для иноговоренья…

…и что-то сразу стискивает горло,
и нет дыханья взорванному сердцу,
и, весь окутан звуков пеленАми,
готов услышать: «Лазарь! Иди вон!»…

…и не очнуться от опустошенья
в концертном зале… в кресле… на балконе…

...в потоке музыки… в безбрежности звучанья
все объясняющих перечислений
и преднамеренных прямосказаний…

03.03.11







2011-03-02 17:59
Слепая любовь / Брандукова Ирина Риммовна (rimmovna)



СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ

Вот боль отступает, по снежному насту ступая.
Вот-вот... и покажется – не было вовсе её.
И только любовь остаётся, поскольку слепая.
Слепая, поскольку не дремлет судьбы вороньё.

Я помню, как это случилось. До крошечек пепла,
До слёз из-за глупо прожжённых на свитере дыр.
Я помню в деталях весь день до того, как ослепла.
А после уже ничего, милый мой поводырь.

А после уже ничего губ касания кроме…
А после уже ничего кроме ласковых рук…
Слепая любовь остается в прокуренном доме,
А боль отступает, поскольку достаточно мук.

&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&

Ирина Брандукова
Слепая любовь / Брандукова Ирина Риммовна (rimmovna)

Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...290... ...300... ...310... ...320... 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 ...340... ...350... ...360... ...370... ...380... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350... 

 

  Электронный арт-журнал ARIFIS
Copyright © Arifis, 2005-2025
при перепечатке любых материалов, представленных на сайте, ссылка на arifis.ru обязательна
webmaster Eldemir ( 0.178)