|
|
Вхожу в палату, словно в гроб.
Я –
пациент, –
не в гости...
К стеклу прижат холодный лоб;
озяб –
и ломит кости.
Машу рукой.
Там, за окном,
с тревожною улыбкой
стоишь под стареньким зонтом,
под ливневою пыткой,
и смотришь, –
ты.
Отныне ты,
мгновения считая,
уходишь, –
в мире пустоты
законная,
святая...
А я в палате,
как в гробу.
Скриплю железной койкой
и понимаю:
жизнь –
табу,
где смерть стоит с иголкой.
Над миром
белый потолок.
На тумбочке таблетки.
Я получил от жизни срок
и койко-место в клетке.
Я получил от смерти дар
побыть с самим собою.
Холодный лоб.
А в сердце жар
и в мыслях перебои...
Тед Хьюз
Кафка
А он – сова!
Он сова, а «Человек» – всего лишь тату у него подмышкой,
Под сломанным крылом
(Ошеломленный стеной яркого света, он упал здесь),
Под сломанным крылом огромной тени дергается на полу.
Он человек в безнадежности перьев.
Ted Hughes
Kafka
And he is an owl
He is an owl, «Man» tattooed in his armpit
Under the broken wing
(Stunned by the wall of glare? he fell here)
Under the broken wing of huge shadow that twitches across the floor.
He is a man in hopeless feathers.
"Так и придётся быть в жизни поэтом,
Если поэзия прёт"
Юрий Елисеев
http://stihi.ru/2009/10/27/892
Это зимою случалось и летом:
душенька плачет, орёт...
Значит, придётся быть в жизни поэтом,
если поэзия прёт.
Вон как попёрла! – слова за словами
бодренько строятся в стих.
Небо овчинкою над головами!
Даже Всевышний притих:
Было ли в жизни такое перенье
у разномастных писак?
Только единожды, в дни сотворенья
солнце блеснуло в словах!
...Осенью это случалось, весною:
Муза дурниной орёт, -
значит, попёрло. – Таланта не скрою:
это Поэзия прёт!
Вернувшись в Киев, в стольный град
С крещением, Владимир,
Вновь обретённой вере рад,
Заметил – «Город вымер? –
Кумир виновен! Где народ?
Мы, Русь, обрящем Бога,
И пусть Перун туда идёт,
Куда ему дорога!..»
И люди верные пошли,
Порушили кумирню, -
К Днепру Перуна волокли
Жестоко и немирно:
С горы тащили божество,
К хвосту кобылы сивой
Его приладив с торжеством.
Тряся с репьями гривой,
Она к Днепру стремглав неслась,
За ней тащился идол,
Земля под взвозом так тряслась,
Что идол даже прыгал!
Его двенадцать мужиков
Жезлами колотили
До расщепления боков! –
Так бесов выводили,
Что русский люд ввели в обман
Своей бесовской силой.
Перун как пень трещал от ран,
Истерзанный кобылой…
И слышен был неверных плач,
Стенания и вопли, –
Жалели идола! – Но вскачь
Пошёл изгон! – Намокли
Кобыльи сивые бока
И стражников ладони.
Глядит Владимир свысока –
И прошлое хоронит:
«Чудны дела твои, Господь!
Великий, ты – всесилен!
Ещё вчера Перуна плоть
Была грозой кумирен,
А ныне – свергнут он! – гляди!
Бревно! – непочитаем!
Дубина! Дьявол! – позади
Почёт… теперь – ругаем
Своих кумиров… В реку! – скинь!
Приставь людей с баграми!
Нечистый пень корявый, сгинь!
Христос теперь над нами…
А чтоб его назад волной
К Руси не прибивало,
Идти за ним! – толкать рукой,
Толкать, толкать! – и мало
Беды чтоб не было ему
От нашей доброй воли…
А я, народу моему
Желая лучшей доли,
Велю собраться на реке
Назавтра – и креститься!
Ну, нет ли сил в моей руке?
Испробуй уклониться –
И ты мне враг и зол и лют,
Богатый или бедный.
Какие в реку не войдут
В сей час святой, победный, –
Хотя он нищ, хотя он раб, –
Те за Перуном сгинут.
За ними весь их жалкий скарб
В Днипро широкий скинут…»
Назавтра Киевская Русь
По грудь в Днепре стояла
И криком радостным: «Крещусь!»
Пред Богом вопияла.
Князья, купчишки – весь народ! –
В речной воде бродили
Туда-сюда, назад-вперёд –
И бороды крестили.
Держа младенцев на руках,
В стремнины окунали
И так за совесть, не за страх
Молитвенно стенали:
«Владимир-князь! Отец родной
И нам, и вере новой!
Сплотимся мы, твоей рукой
Единою ведомы.
Дозволь и наших жён крестить!
Хотим спасти и наших
И дев, и жён, чтоб их любить
Как верных, а не падших!..»
Смеялся князь. Попы, смеясь,
Крестили дев и женщин.
Вот так Россия поднялась
(С восторгом, и с не меньшим,
Чем днями ранее она
Перуну поклонялась,
Теперь без хлеба и вина
Пребыть в грехе боялась)
На Новый путь в грядущий век…
И знаю: Божье царство
Придёт! – ведь русский человек
Так верит в государство!
2012-01-14 09:39Уход / Петр Корытко ( Pko)
Бутылка белого вина
стоит свечою незажжённой,
а в ней искрится тишина
печалью перенапряжённой...
И мы с тобою говорим
одними скучными глазами,
и вянет сигаретный дым
сиренью сизой между нами.
Напрасно вечер чуда ждёт,
его не будет больше, чуда.
Конец неловкости придёт -
и мы с тобой уйдём отсюда.
Я помогу попасть в рукав
твоей надушенной одежды,
а ты кивнёшь, в него попав,
как много раз бывало прежде.
И шагом брошенной мечты
истаешь тенью по проулку,
и я пойму – уносишь ты
безгрешной нежности науку
любовью душу врачевать,
лечить теплом сердечных связей...
И я останусь – остывать
у луж из не целебных грязей.
.
Hermann Hesse.
Pilger
Ferneher der Donner ruft,
Schwarze Wolkenmänner jagen
Stöhnend durch die schwüle Luft
Und der Wald beginnt zu klagen.
Einsam durch das weite Feld
Kommt ein Pilger hergeschritten,
Einer, der im Kampf der Welt
Schmach und Wunden viel erlitten.
Zitternd knistert Zweig und Laub,
Schwüler wird die Luft und gelber,
Dick in Wolken fliegt der Staub,
Und der Pilger bin ich selber.
1901
Подстрочный перевод:
Герман Гессе.
Странник
Вдалеке гром гремит
Черные облака-мужчины гонят (травят)
Со стоном сквозь душный (знойный) воздух
И лес начинает жаловаться (сетовать).
Одиноко через широкое поле
Идет (приближается) странник (паломник) сюда забредший,
Один (тот самый) кто в битве мировой
Много претерпел бесчестия и ран.
Дрожащие отростки и листва потрескивают (беснуются).
Воздух становится жгучим и желтым
Густая (толстая) пыль летает в облаках
И странник – это я сам.
______
Герман Гессе.
Странник
Слышен тяжкий вздох лесной...
Егеря – густые тучи –
Гонят с шумом душный зной...
Гром – все ближе и все круче…
Странник… Поле перед ним…
На полях житейской брани
Одинокий пилигрим
Был не раз унижен, ранен…
Дрожь охватывает лес,
Воздух желт и жгуч – до боли...
Пыль – клубами – до небес...
Это я – тот странник в поле.
.
Мы читаем стихи Русакова,
Мы стихи Башлачёва читаем…
Здравствуй, кровью согретое слово!
Режь нам глотки зазубренным краем.
Рассекай, потроши, будто лопасть,
Засевай одичавшее поле,
И даруй травяную способность -
Развиваться из праха и боли.
Ничего нам не светит на небе,
Но, покуда не свистнули косы,
Дай нам право – досель безголосым –
Не на крик, а, хотя бы, на щебет.
Мы поднимемся и защебечем:
Одарённые словом – блаженны,
Потому что живут в совершенном
Искажении духа и речи.
Остуди нашу страсть к монологам,
Научи разговаривать с Богом
Для того, чтобы равно молиться
За младенца и самоубийцу.
Извлеки из нечистой утробы
С Божьим слухом и зрением, чтобы
Расцвели и запели над нами
Колокольчики – колоколами.
2012-01-13 22:56код 6 / Булатов Борис Сергеевич ( nefed)
Когда сосульки до земли,
В сенях застыло молоко,
Пастух кукует на мели,
Зимой в деревне нелегко,
Метель бушует, гололёд,
Сипуха под стрехой поёт:
Ту-ху… Ей вторит ветра гул,
Пока жена скоблит чугун.
Когда до церкви не дойдёшь,
И гонит всех домой мороз,
И птицам голод невтерпёж,
И дочка трёт сопливый нос,
Из печки яблоки, как мёд,
Сипуха под стрехой поёт:
Ту-ху… Ей вторит ветра гул,
Пока жена скоблит чугун.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...210... ...220... ...230... ...240... 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 ...260... ...270... ...280... ...290... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|