|
|
"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью..."?
Сказка 1-я
...и посмотрел на место, где только что...
Учительница захлопнула книжку «Дополнительное чтение для младших» и подошла к окну. На улице никого не было видно, да и дежурный в окне напротив махнул ей рукой: Чисто! Надо идти, детишек по домам развезти, родители ей из своих платили за развоз, машины далеко не у всех, а у нее автобус все-таки, шофер был раньше, да спился давно и где-то пропал, нового не дали, а ей все заработок дополнительно. Учительница вздохнула, поправила на себе жилет (Старенький уже, латаный, менять надо, да где денег на него взять, еле-еле на еду хватает!), построила детей и, привычно подхватив «калашник», повела их к выходу.
Сказка 2-я
...где только что был его друг. Не стало друга. И места того не стало. Обломки скал, окровавленные автоматы, сорванные голоса и ненависть, комок в горле и ненависть, и бешеное солнце. И нет слез.
Мальчишка вернулся. Домой. С Войны.
Чистые, ясные глаза чиновников, крепкие добрые руки генералов. Спасибо тебе, парень, ты молодец, Родина тебя не оставит, страна тебя не забудет! Только вот матушка твоя без лекарств померла, пока ты воевал, да домишко твой, уж извини, снести пришлось, мы там ипподром строим, мешал он нам, домишко твой, ипподром строить, да сестренка твоя младшая на трассе теперь работает, говорит, кушать хочется. А кому не хочется? То есть, кому сейчас легко и сладко? Министры-депутаты вон ночей не спят, о народе пекутся! Послы-дипломаты в заграницах истомились!
Но Родина важнее! Страна – вот главное! Народ – вот основа всего! И Гагарин – наш! И золото олимпийское – наше! А образование наше – самое образованное! А банкиры наши – самые богатые! А экономисты – самые экономичные! А закрома – глубже некуда! Гордись всем этим, парень, и ты к этому руку приложил!
Да ладно, засмущался парнишка. Я ж понимаю, я ж не тупой! И, напевая Есенина, пошел в поле работать.
Старик захлопнул книжку « Дополнительное чтение по истории. Сказки для тупых» и, накрыв уснувшего внука своим кевларом, вышел на улицу.
Сказка 3-я
Президент захлопнул книжку «Занятные рассказы», вздохнул и опустил Железный Занавес. Правда ли, неправда в книжках тех написана, а так спокойнее, да и не царское это дело книжки читать.
Дождь...
Не пройти без зонтов и кепок.
Дрожь
от срывающихся с веток
капель.
Мостовая блестит как кафель-
холодно и высокомерно.
Апель-
синовый сок в стакане
чужероден и странен
в пепле сумерек и безмерна
хандра.
Пора
встать хотя бы с дивана;
вертикальность дел непреложна,
но можно
обозначить движенье в пространстве
просто пальцем
по запотевшей грани
слева направо
и, право,
значенье домашних тапок
ничуть не меньше, чем рапорт
о запуске очередной ракеты.
Лета
все равно не вернуть,
и это
так же верно как зонт в прихожей,
лицемерно прячущий суть.
И, похоже,
даже смена народных вождей
не отменит осенних дождей.
Давай, Зиновий, посидим,
окно откроем. Дождь апрельский
шуршит заигранным CD,
и орошает слезно рельсы,
проложенные в никуда.
Тупик. Задворки. Все не ново.
Судьба-кукушка из гнезда
с тобой нас вытолкнула снова.
Зажжем огарочек свечи
для пущей горести, покурим,
о смысле жизни помолчим,
готовясь к новой адвентуре.
Ты помнишь Пушкина, Зиновий?
Он выбрал. И не понят был.
Свободен стал ценою крови.
А что Дантес? Не он убил.
Не обвинять же инструмент,
он интересен лишь отчасти,
пока звучит дивертисмент,
финальный акт готовит мастер.
А если б не было дуэли?
А если б он прожил сто лет?
И умер бы в своей постели,
придворный старенький поэт.
Но кто-то сам свой путь отмерит,
кого-то остановит Бог,
и, в тайный план событий веря,
потомки ищут между строк.
Смотри, Зиновий, сколько славы
таланту добавляет смерть!
Домыслены тома и главы,
и все, что мог бы он успеть,
когда б не смерть,
когда б не треть
от человеческого срока;
и остается лишь скорбеть
и рассуждать о тайне рока.
Так мы о Пушкине... Зиновий?
Но зря его толкаю в бок,
нахмурив плюшевые брови,
спит поролоновый зверек,
смешная мягкая игрушка,
мы вместе уж немало лет.
Что там у Пушкина про кружку?
За Вашу жизнь и смерть, Поэт!
У всех свой крест и выбор свой...
...Апрельский дождь сменился снегом,
под толстым льдом сопит Онего,
что за погода, боже мой!
Я ждал ее тягостно долго,
Просаженность веры кляня,
В разгул обретения бога
Сошел по распутью огня.
Сошел и невольно отпрянул
От боли, от тьмы, от пурги.
Как в перекрестьях был – грянул
Гром первой и главной тоски.
По крошеву крайнего блуда
Насорился жизни песок.
И было собрался. Не буду.
От крайности пулю в висок.
Но буду в любовь и стихами,
О ней все молитвы творить,
Чтоб вышло все крайнее с нами.
И говорить, говорить…
Все высказать жадные боли,
Что тлеют в душе у меня,
И выжить остатками воли,
И кануть в распевах огня.
Забыться в рассветно-заветном
Каре легиона любви,
Песчинкой почти незаметной,
Сахарой горячей крови.
И нежиться, правдиться в ласке
О берег бескрайней души
Обряденным в избранной сказке
На выбеленном из глуши.
Пусть ждал ее тягостно долго,
Просаженность веры кляня.
В весну обретения бога
Сойду по веленью огня.
Мой страшный сон
Летит в мои объятья
Под шум ворон,
Кричащих всем проклятье,
И слышен звон
Разбившегося счастья –
Здесь бьют поклон
Всем миром от ненастья.
Здесь гордый трон
С уже безумной властью,
И горький стон
Не той сыгравших мастью…
В ночи – неон,
Светящийся развратно:
Смотрю: не Он –
Пойду опять обратно,
Куплю талон
С числом, что счастью кратно,
На горный склон
Взберусь неоднократно…
Но жизнь – не в тон,
О смерти мысль – отвратна…
Мой странный сон
Уходит безвозвратно…
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1270... ...1280... ...1290... ...1300... ...1310... 1315 1316 1317 1318 1319 1320 1321 1322 1323 1324 1325 ...1330... ...1340... ...1350... ...1360... ...1370...
|