…Он бил меня ногами в печень. От боли обрывалось дыхание, я не могла даже вскрикнуть. Но я любила Его! Он не давал мне жить так, как мне хотелось, Он диктовал мне свою волю, и я подчинялась – ведь я любила Его!  

А как я перепугалась, когда Он намекнул, что хочет бросить меня! Я на всё была готова, чтобы этого не случилось, на всё! Ведь я любила Его! 

Он измучил меня, и я попала в больницу. Чего только ни делали там, чтобы помочь мне! Чего я только ни натерпелась! И все из-за него! Но я любила Его! Наконец, я вышла из больницы. Я была очень слаба, но Он не унимался. Я шагу не могла ступить, чтобы он ни напомнил мне о своей власти надо мной. Но я все прощала, ведь я любила Его! А как я Его ждала! 

А потом… наступил самый жуткий день в моей жизни… Он измывался надо мной почти сутки, он довел меня до изнеможения. Но я любила Его! И наконец…Он родился! 

О, как я Его люблю!!!  

Дорогие... кто? авторы? сосайтники? братья и сестры? ! Вот с этого и начнем, с обращения, вернее – с обращений.  

Что есть обращение? Просьба, призыв, речь, адресованные лицу (группе лиц), несущие, как правило, смысловую, семантическую нагрузку. Бывают нейтральные, бывают эмоционально окрашенные.  

Как-то сложно у нас с обращениями. Общепринятые и устоявшиеся было «сударь» и «сударыня» после памятного выстрела поменялись на «господин хороший» и «барышня», но это продержалось не так уж и долго, стремительна революционная поступь, родилось классовое бесполое «товарищ», продержавшееся наряду с «гражданином» и «гражданкой» вплоть до нашего светлого будущего. Не кривя совестью, признаем, что обращение «товарищ» по отношению к женщине довольно быстро исчезло. И то правда, какой женщина нам товарищ? Но она есть, и как-то звать ее надо, и в обиход прочно и надолго (кажется, навсегда!) вошли слова-обращения «девушка», «женщина», «бабуля». А? Знай свое место, ниже пола не опустим! Наши дамы, бывшие сударыни и товарищи, в долгу не остались и влупили конкретно по половому же признаку: «Мужчина! Куда без очереди?!»  

Вы можете себе представить английского полицейского, который обращается к женщине, собирающейся перейти английскую же улицу: «Вумен! Куда вас на красный свет несет?!» Нет, он скажет ей вежливо: «Миссис, о Вас в морге уже интересовались, сообщите им свой банковский счет, плиз». Или, например, хозяин-булочник в своей французской булочной – даме: «Эй, фамм, не хватайте своими руками всю выпечку, на всех не напечешься!». Нет, он ей скажет: «Мадам, Ваши булочки – не чета моим!». То есть, везде как-то все есть и в нормальном виде: в Испании сеньоры и сеньориты, в Италии слышишь – синьор, синьора, синьорина, во Франции – месье, мадам, мадемуазель (песня, да?), пан и пани в Польше, в Японии, Индии и всюду не очень далеко от них – господин и госпожа, в англоязычных странах – естественно, мистер, мисс и миссис, у немцев – фройляйн, фрау, герр и т. д. Про пигмеев и бушменов ничего не скажу, не знаю. Но мы-то не племя, чего ж у нас-то такие трудности?  

Да, конечно, мы выкручиваемся.  

Придешь на работу:  

«Девчонки, привет!» Возраст от 20 до 70. Нормально.  

«Народ, киньте сотню до зарплаты!» Демократично.  

«Люди! У меня опять мышь висит!» Хорошо. Все откликнулись.  

Начальство пришло: – «Коллеги! Премии в этом месяце не будет.» Все равно приятно.  

На производстве: «Мужики! Кто,…, эту …, …!» Отлично. Подставьте сюда «господа» – не звучит.  

Проще в больницах. «Больной, встать-лежать!», «Больная! Куда вы претесь?! Этот проход не для вас!». Доходчиво и внятно, все на своих местах, лишь шепнешь в ответ жалобно: «Сестра…».  

В принципе, довольно удобно вводить обращения по месту функционального нахождения и предметного пользования, в некоторых местах это уже используется. Например, в армии: «Солдаты! Наша армия отступает!», в поездах-самолетах: «Пассажиры! Не мешайте кондуктору и отойдите от кабины пилотов! Пассажир в 9-м ряду место «А»! Проснитесь, мы сегодня не летим!» Здорово, да? А вот как в столовых только? Ему – едок, а ей? Опять дискриминация.  

Делаются неуверенные попытки вернуть «взад» раритеты – сударя и сударыню. Пока еще с налетом насмешливости, типа «я шучу», или с сарказмом – если перед тобой политический враг, но пока – в целом – мечутся между «товарищами» и «господами».  

Но обращение «товарищ» до неприличия быстро стало архаично-стыдным, «гражданин» – дискредитировано судебно-исполнительной властью, мерещатся следственные изоляторы и залы суда, а обращение «господа» в нашей стране звучит глупо и неестественно, как бы мы ни хотели.  

«Что делать?», – доносится из тьмы веков. «Не знаю», – отвечаю я.  

А вы?  

И чтобы прониклись вы, дорогие читающие, этой проблемой , скорбно подписываюсь:  

Аффтар нах.  

03.07.2006  

Шикарная Снежанна проснулась только вечером, да и то не сама, а от озноба. Болела голова, во рту не валялся конь. Жизнь в организме брезжила на уровне инстинктов.  

Пить.  

Поднявшись с третьей попытки с дивана и даже не помышляя оправить отпадный прикид, она по боевой привычке мотнула головой – тряхнуть гривой: ну рефлекс, не попишешь тут! Шатнуло так, что не пожелаешь. Девушка застонала, схватившись за черепушку одной рукой, нашаривая дорогу оставшейся, ладонью с растопыренными пальцами.  

Внезапно кто-то возник, куда-то поволокло, сильно и ласково приобняло, положило в жутко удачное положение на диван обратно и прижало к размазанным губам край прохладного влажного стакана. Даже свет от настольной лампы потускнел как-то сам собой, глазам стало немного уютнее.  

Сильный запах дорогого шампуня, хорошего одеколона, мужественного крема для бритья и яичницы-матбухи тунисаит – пряный и острый одновременно – подстегнул память.  

– Самирушка… – не своим голосом захрипела Снежанна. – Котик, хреново мне, твоей бабе…  

– Ты алкоголик, – укоризненно произнес Самир, помогая ей пить холодный грейпфрутовый сок.  

– Мн, мн…алкоголичка, – поправила Снежана, немедленно снова припав к терпкому стеклу.  

– Как?.. Не буду, трудно… Ты – алкоголик. Как много русский алкоголиков! Каждый русский – алкоголиков!  

Снежанна прыснула буквально, едва не подавившись, но осеклась. Смеяться было пока неприятно.  

Самир вытер ей подбородок пушистым полотенцем, отсел, бережно переложив ее плечи и голову на подлокотник дивана, и медленно, но уверенно и опасно широко жестикулируя, удивительно правильно грамматически отчеканил:  

– Я знаю, кто тебя сегодня утром привез!  

Снежанна замерла и после короткого раздумья поняла, что пришло самое время открыть глаза и посмотреть на мужа.  

Муж был красив, зол и страшен. В эти моменты она его обожала. Самое обидное, что он в таком состоянии именно тогда, когда я не в состоянии, подумала Снежанна тускло.  

– Пить – здоровью вредить! – грозно продемонстрировал муж следы московской пятилетки на заработках в бригаде у Алика-Басмача. – Что посеешь, то и пожнешь…  

Снежанна раздумала смеяться. И не потому, что голова не отпускала, а в желудке что-то подозрительно булькало и просилось на воздух. Если Самир поминал в разговоре русский фольклор, это могло кончиться банальным, коротким, но чувствительным мордобоем. Он сам как-то признался, что ему так проще опускаться до уровня гяура – вроде как и не мусульманин на минутку… Это он от стыда, совестливый чучмек…  

– Толстый, – позвала она осторожно и примирительно, – ну не куксись, пыжик, я была в «Голконде», я ж тебе звонила, я ж тебя звала… ты же сам сказал, что не можешь, а там так скучно без тебя, милый, ну я и заказала стакашку-другую, лапушка, ты сердишься, колбасик?..  

– Буду плохо говорить с Виктором! – выдохнул Самир. – Много ему просил не пить тебе! Зачем наливает?! Закрою кредит кебенемат!  

– Закрой, Самирушка, закрой кебенемат! – закивала Снежанна, поскольку знала, что в баре босса он кредит не закроет никогда, что скорее кредит закроют ему. При определенных грустных обстоятельствах.  

– У-ух, Джана, скандал я на тебя! – разошелся Самир вслух, и малопонятно, то есть немного успокоился или сам подумал о том же, о чем и она. – Виктор буду плохо говорить, позор на меня делаешь, зачем не ходишь, как все: магазин, кино, театра разного? Откуда пьешь столько? Что, делать мало?.. И какой такой хачик тебя домой возит утром, пьяную, как блядь валютную – позор на меня делаешь!.. Что за бандота такая, почему не знаю?  

Самир начал повторяться, пора реагировать, решила Снежанна:  

– Это не хачик, это Степан…  

– Не ври мне, иша! Черный он, как хачик, мне генерал на низу сказал…  

«Генералом» Самир звал консьержа Людвига за привычку отдавать честь при их с женой появлении – такое обращение Самир ценил, относился к Людвигу благосклонно, привык ему доверять и подкреплял знакомство периодическими чаевыми гусарского размаха.  

– Самир, – увереннее заговорила Снежанна, – ошибся твой генерал, это Степан, он с Виктором работает, тот его попросил меня отвезти… Степа мне еще в кабаке рассказал, он на Гоа месяц загорал, вот и почернел весь, как папуас…  

– Звонить Виктору не буду?.. – полувопросительно сообщил муж.  

– Звони, мне-то что? – вяло подбодрила Снежанна и прикрыла глаза, всем видом демонстрируя полную уверенность в своей правоте. Муж засомневался, но запала не потерял:  

– Зачем рубашка мокрый был, когда приехала?  

– А? – удивилась Снежана и попыталась рассмотреть измятую блузку. Одежда была сухая.  

– Сухой уже, – прокомментировал Самир, – весь день лежишь, как доска, высох совсем…  

– А… Умывалась, наверное, не помню я, Самирушка, прости дуру, не буду больше, вот, чем хочешь тебе клянусь! Хочешь, мамой поклянусь?  

– Не трогай мама! – замахал ручищами муж. – Опять пить будешь, мамы жалко…  

– Дорогой, – перебила Снежанна елейно и вкрадчиво, – пить я буду, но не много. И вести себя хорошо, я ж тебя люблю, котик, стыдно позор на тебя делать… Пусть между нами больше не будет секретов! – закончила она торжественно.  

Самир засопел и явно оттаял. Снежанна умела в два пассажа утихомирить эту восточную стихию. Муж ее обожал, а она этим бессовестно пользовалась.  

И в самом деле, ни к чему ему знать, что вчера в «Голконду» к Виктору Снежанна приехала уже весьма хорошая, успев предварительно солидно наклюкаться пивом в каком-то баре с семью хохлами из Мелитополя, неизвестно каким пассатом занесенными в Ниццу поболеть за Украину против Швейцарии на Чемпионате Мира. Она даже знатно дала в женском туалете самому шустрому из них, по прозвищу Элтон Джон. Он успел за время матча с хохотом рассказать, как получил кликуху еще в мореходке за то, что был единственным Сергеем на сто двадцать шесть курсантских душ. Вернее, не совсем за это. Как-то на практике по механике лейтенант Серпухов – интеллектуал и эрудит – отметил этот факт просто и непосредственно в ходе учебного процесса, он вообще любил подумать вслух. Помолчал и присовокупил:  

– Сергей… Хм, сэр гей… Элтон Джон, – и не спеша проследовал дальше по аудиории. Секунды две висела звенящая тишина, после чего весь наличный состав сорока юных лоботрясов грохнул.  

Сергей Элтон Джон был невысок, крепко скроен, ладно сшит и улыбался, как на параде. Ну, и такому не дать?! Тем более, как оказалось, выиграли от этого они оба. И был он сэром, определенно не геем…  

– Самирушка, иди ко мне, что-то знобит меня нынче, – жалобнее, чем оно того стоило, позвала Снежанна.  

Самир подсел, ласково обнял жену за плечи и забормотал:  

– Люблю тебя, стерва! Совсем голова потерял, плохой стал, не мужик – тряпка, что пацаны скажут?..  

– А что скажут? – мурлыкала Снежанна. – Скажут, что правильный, что семья для него – это все… Мы же семья, Самирушка?..  

– Семья…