|
|
На станции Мга Сидела карга, И была у неё костяная нога, И стучала карга Клюкой День-деньской. А ночью во Мге Всё тонет во мгле, Не видно ни зги, Лишь старой карги Издалека Слышна клюка: Стук да стук - Страшный звук! Он приводит всех в испуг. Идёт карга- Костяная нога, Пугая проезжих на станции Мга: Стучит клюкой, Трясёт головой, Детей непослушных уводит с собой. По перрону мамаши бегают, И где их детишки, не ведают. Станционный начальник Мги Говорит: "Не видать ни зги! Не сыскать нам, гражданочки, старой карги. Вы, мамаши, обязаны впредь За детишками лучше смотреть - Не пускать их гулять где попало, Чтоб старушка не озоровала!"
Мэгритт родилась в благородной семье –
В поместье просторном старинном.
Там герб красовался на каждой скамье
С омелой и чёрным павлином.
Отец был советник и друг короля,
А мать королевы подругой.
Счастливей семьи не видала земля –
Все были довольны друг другом.
Сыночка любили, но все-же отец
Мечтал о дочурке. И вот, наконец,
Она появилась. Счастливая мать,
Любуясь кудрявою крохой,
Решила, что принца невестою стать
Ей в будущем было б неплохо.
В семье королевской как раз подрастал
Наследник – лишь на год постарше.
И вот во дворец на рождественский бал
Семейство отправилось. «Краше,
Чем дочка маркиза, не сыщешь детей» –
Шептали вокруг благосклонно.
Заметив её между многих гостей,
«Малютка подходит для трона! –
Супруге сказал восхищённый король –
Ей в мантии будет чудесно!»
В неполные восемь желанная роль
Наследного принца невесты
Досталась прекрасной Мэгритт без труда
На радость родителям гордым.
Как сказочный сон полетели года,
Венчального марша аккорды
Все ближе, все краше маркиза Мэгритт,
Вот только характер прескверный
Чуть портил её ослепительный вид,
С трудом ей давались манеры.
Училась она кое-как второпях,
Перечила старшим, и часто
Встречали её на полях и в лесах
На чёрной лошадке гривастой.
В тринадцать верхом уезжала одна
В места, что ещё незнакомы,
И как-то, повздорив с родными, она
С утра ускакала из дома.
К закату заехала в дальнюю даль –
В ту местность, где царствуют лиллы,
И кажется будто витает печаль
Над краем пустым и унылым.
Но Мэгги все гонит упрямо вперед
Свою вороную лошадку.
И вот на холме перед нею встает
Приземистый дом. Не украдкой,
Но смело в дубовые створы стучит,
Предчувствиям тихим не веря,
Уставшая после дороги Мэгритт.
Не сразу открыла ей двери
Старуха. А лет ей, наверное, сто:
Горбата, толста, мутноглаза,
В измятом переднике, в платье простом,
Но в мочках отвисших алмазы
Сверкают. «Ну чучело!» – думает Мэг,
А вслух попросила напиться.
«И, кстати, мне нужен сегодня ночлег»
«Такие волшебные птицы
Не часто в моё залетают окно –
Старуха прошамкала сладко –
Войди, ангелок, здесь немного темно,
Но штрудель и чай с шоколадкой
На ужин тебя поджидают». Вошла…
Со шкафа слетела ворона,
И кошка черней вороного крыла
Хвостом передёрнула тонно.
Повсюду метелки развешаны трав,
На полках старинные книги,
Витает дурманящий запах приправ…
От чувства неясной интриги
У Мэгги тотчас разгорелись глаза.
«Ну, что ты не ешь, щебетунья?»
«Я, бабушка, все не решаюсь сказать,
Но, кажется мне, Вы – колдунья…»
«Ну что ж, угадала. – Старуха темно
В ответ улыбнулась. – Конечно,
Занятие это не многим дано,
Но я им владею успешно.
Ты мне приглянулась, ты б тоже смогла
Освоить, как я, заклинанья.
Пока не покрыла забвения мгла
Мне память, могу тебе знанья
Свои передать.» «Мне – учиться? К чему?
И так надоели уроки!
И что Вам даёт колдовство – не пойму,
Когда Вы стары и убоги?
Вот если б своим колдовством Вы могли
Меня стать знатнее и краше,
Тогда я признала бы солью земли
Все тайные знания Ваши».
Старуха в ответ лишь глаза отвела –
Не к спеху показывать силу.
Обидчице дерзкой чайку подлила,
Помягче постель постелила,
С утра показала дорогу домой
И вышла, чтоб с нею проститься.
Девчонка уехала с полной сумой
Колдуньиных сладких гостинцев.
К полудню уже показались вдали
Родные поля и приволья.
«Должно быть родные уснуть не могли» –
О матери вспомнила с болью
Мэгритт и, почувствовав в сердце укор,
Лошадку пустила галопом.
Подъехала к дому, влетела во двор…
Тут слуги сбежались всем скопом:
«Сморите: какое-то чудище к нам
Влетело! Сидит на кобыле
Мэгритт в её платье!» Не верит ушам
Несчастная Мэг: «Вы забыли
Свою госпожу? Не пойму, что за бред?
Какая-то глупая шутка.
С дороги! Да живо подайте обед!»
Тут стало всем странно и жутко.
«И платье и лошадь могли отобрать
У Мэгги – заметил дворецкий –
Но голос её кто бы мог перенять?
Он тот же капризный и детский.
Но к этому так не подходит лицу…»
«К лицу?! Что, скажи-ка на милость,
Несешь ты? Пустите – пойду я к отцу!»
Толпа перед Мэг расступилась…
Все странности тут же она поняла,
Когда оказалась в прихожей.
Висели на каждой стене зеркала –
Из каждого жуткая рожа
Смотрела: охапка морковных волос
И кожа синей купороса,
Глаза, как у совушки – желтые, нос
Лиловый, посаженный косо
И весь в бородавках…. О чёрный кошмар! –
Свалился как гром на семейство.
«Уж лучше б наш дом уничтожил пожар,
Чем с Мэгги такое злодейство
Случилось» – Сказала в отчаяньи мать.
Советник решился тотчас же
Поехать и ведьмы жилье отыскать,
И если потребует даже
Колдунья роскошный советника дом
В обмен за заклятья отмену,
Немедленно с ней согласится на том,
Лишь только назначила б цену.
Советник к старухе добрался к утру –
Путь был не особенно близким,
И в спальне застал холодеющий труп,
А рядом на стуле записка.
Советник слова разбирает с трудом,
И тает надежды огарок:
«Мэгритт оставляю в наследство свой дом,
Таков мой прощальный подарок.
Все книги прилежно пускай в нем прочтет –
Там мудрости тьма в каждом томе,
И если сумеет, пусть счастье найдет
В моём зачарованном доме».
Такой вот случился в судьбе перелом…
От глаз любопытных подальше
Забилась Мэгритт в неулыбчивый дом
У лилловой рощи стоящий.
И там колдовства потаенную суть
Решила постичь досконально –
Найти заклинанье, что может вернуть
Ей облик былой – идеальный.
С тех пор промелькнуло одиннадцать лет.
Изучены все заклинанья,
Искусней колдуньи, наверное, нет,
Но в главном напрасны старанья –
Все так же укрыто под маской лицо.
Другая на принца надела кольцо.
1
В тихом городе фабричном,
Где больница над прудом,
Возвышался необычный,
Шестистенный, нетипичный,
Блочный низ, вверху кирпичный,
Цветом – красно-серый дом.
Дом построен буквой Г –
Строил, Гриша или Гена?
Из-под крыши голубей
Выпускал сосед из ”плена“.
Среди них сизарь был славный,
А соседа звали – Слава.
Как положено, у дома,
В чистоте уютный двор.
Вход и выход – два проёма,
Оконтуривал забор.
По периметру квадрата
Кованый, витиеватый.
Во дворе играли дети.
Кошки выли по ночам.
”Ой, таких дворов на свете,
– Скажут люди – здесь и там.“
… Обсудить пришла пора
Посетителей двора.
Среди них, силач-спортсмен,
Всей округи супермен.
Чуб из русой пряди.
Он – толкатель ядер.
Молодец из молодцов –
Гурий Саныч Удальцов.
Заходили часто в гости,
Постучать три друга ”в кости“ –
В домино ”забить козла“,
Забивали не со зла.
Силин Юрий – силы, впрок.
С ним рассказчик этих строк.
Третьим с нами был ворчун,
По фамилии – Ткачун.
Звали все его за очи*
Не Ткачун, а просто – хОчу,
Потому что, между прочим,
Был Ткачун до баб охочь.
И в какой же вечер лунный,
Под аккорды семиструнной,
Отдохнуть не мыслил двор? –
Прекращался разговор,
Когда пел о жизни нашей,
Задушевно, Обух Саша.
* – за глаза
2
Жизнь влекла. Цвела сирень.
Утопала в ней беседка,
Где смазливая соседка,
Разгоняла скуку-лень:
Завлекала пышным задом
Мужиков, что жили рядом.
Я с соседкой не дружил.
Слава богу – нынче жив.
Ибо знал, что куражи,
Доведут, хотя б, до сглаза.
И при встрече – Отвяжись –,
Говорил я ей, зараза.
С ней кавказские мужи,
По четыре на день раза,
Утоляли южный пыл,
В буйстве пламенном экстаза.
Так, однажды след простыл
Фурии в горах Кавказа.
Стёрлась память о соседке.
Мы за столиком беседки
Летним вечером поём
Под гитару или пьём
Под тарань неторопливо,
Разливное с водкой пиво.
Взяв, по двести грамм ”ерша“,
По проспекту, неспеша,
Чтоб девчёнкам приглянуться,
Шли на танцы оттянуться,
Зелья стрёмного отведав,
В парк, с названием: ”Победа“.
Так и жили: пели, пили,
Через раз, по выхдным.
Нас по пьянке славно били.
Не по пьянке – били мы.
В целом, жили весело,
С танцами и с песнями.
3.
Где, то время, золотое...
Незабвенное... ”Застоя“, –
Как изрёк один делец,
Перестройщик и подлец.
Друг немецкого народа...
Захлестнула нас свобода
По кадык, ни дать – ни взять.
Чтобы ей...
Грешно сказать.
1-7 мая 1999
Имажинист и машинист Сидели на заборе. Поэт был пламенно-речист, И с томностью во взоре Читал стихи он про луну, Закатывая очи. А машинист имел жену, Был человек рабочий. А у жены была рука Тяжёлая, как гиря. Поэт стихи про облака Читал, глаза расширя. Тут машинистова жена Подкралась к ним с ухватом. Имажинист познал сполна, Как тяжко быть женатым!
Колония в кокосовых лесах,
На берегу лазурного залива.
Играли волны блюз неторопливо.
Под тихий плеск прилива и отлива
Луна сияла. Звёзды в небесах.
Под пальмами уютное бунгало.
Она в нём вечерами отдыхала,
В плетёном кресле. Бабочки-ресницы
Дрожали отголосками зарницы.
Всё в ней: томленье, нега, страсти жажда.
... Я видел сон о тропиках однажды:
Ей приносил малаец на подносе,
Склонясь в почтеньи, из слоновой кости
Фарфора чашку золотого чая.
И молча уходил. Как бы нечаянно,
Я просыпался.
… Сон без окончания.
17 июля 2006
 Не знаю, во сне, наяву ли – давноВо дворике тесной прибрежной таверныИз темных гранатов мы пили вино.Был вечер – начало июля, примерно.Вино было цветом почти что черно,С его ароматом мешался вечернийЭфир – даже воздух пьянило оно. А море дышало свободно и мерно.Дыханье его холодило виски.Но терпкое море плескалось в бокалах,И тени на дне были так же легки, Как тени сомнений, как слов запоздалыхНапрасное эхо, как роз лепестки,Как облачный занавес в отсветах алых.
Страницы: 1... ...50... ...80... ...90... ...100... ...110... ...120... 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 ...140... ...150... ...160... ...170... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|