|
|
Когда луна взойдёт на шёлке,
Посеребрив небесный свод,
Я прилечу к окошку пчёлкой
И растоплю стеклянный лёд.
Почти неслышно буду рядом
Сон чуткий бережно хранить,
Смотреть во мрак горящим взглядом,
Вокруг волчицею бродить.
Я растопчу ночные тени,
Чудовищ не пущу в твой сон;
Я покусаю привидений
И прогоню их от окон.
Пусть знают все, что я на страже,
И что со мною не шути!..
Проснёшься ты – мы всем покажем:
У нас не стойте на пути!!!
Над чёрными реками небо нахмурилось,
И тучи расплавились ватой сереющей,
Земля чуть метелью атласной припудрилась
И смотрит наверх, на печальное зрелище.
Едва серебром приукрыты созвездия,
И с проседью небо глядит так обиженно;
Я в небо на чёрном трамвайчике съездила,
А с неба рассыпалась листьями рыжими.
Стихнут бури грозные
на моем крыльце,
вспыхнут слезы росные
на моем лице,
верой в неизбежное
тронет сердце свет,
ляжет поле снежное, –
не отвергнет след.
Мне ветрами зимними
унесенной быть,
прорастать под ливнями,
белым камнем стыть,
колокольной звонницей
над бедой звенеть,
странницей-невольницей
тебе песню петь.
Мне морями синими
плыть – не утонуть,
золотым бессилием
завершить свой путь.
Краем глаза окину постель,
Что невестит в загульном пари.
Ты разводишь со мной канитель
От свечей до настырной зари.
А когда разгорится вулкан,
Обращенный тобою в игру,
Я достану альковный аркан:
Сбудусь верным и страстным гуру
Для твоей одинокой души.
Я еще не сегодня умру...
Отвлекаться со мной не спеши,
Стань опорой и пресной к утру,
Боль потерь у виска заглуши.
Я еще не сегодня умру...
Пусть на тратит беды пистолет.
Хоть с тобой я и пресный к утру,
Обретенья прекраснее нет!
Опрокинь стакан в тёмное лицо
И произнеси «церебе-цо-цо».
Эта жизнь тревожная, этот божий день:
Даже и не облако – его тень.
Вы гуляли, милая, в чёрном во саду:
Обнимал за талию, нёс белиберду,
Шоколадом краденым нежно угощал.
Были уж готовы – да пропал.
Почему так славно мне, сердце не болит?
Хоть имею брошенный, нехороший вид.
И слова неясные, страшные во мне…
Хорошо черёмуха пахнет при луне!
Во дворе играет аккордеон.
Мужчина в кепке пешку занёс
И застыл.
Я, наблюдая, думаю: это сон,
Надеваю ботинки и иду на пустырь.
На пустыре сухая трава и тишь.
Из-под земли ржавый прут,
Извиваясь, растёт.
Рядом лежит собака: отчего ты спишь?
Ноту смешную желудком она возьмёт.
Прут не достать, а достанешь – и всё к чертям:
Ёкнет в груди, поплывёт-поедет
Трава, земля.
Что же осталось делать неспящим нам?
К суке прижаться, выдавить ноту ля.
Спой мне, собака, мелодию тишины.
Кому, как тебе, не знать её,
Не чуять её.
Наши глаза одним и тем же полны.
Только проснись, мы вместе её споём.
Искать, искать, искать.
Красиво отравиться.
Попробовать закат
в утробе тучи-птицы,
попробовать ручья
апрельские рулады...
и править, точно я
китайский император.
Механика – увы! –
обыденная данность:
повальный рост травы,
смертельная усталость,
неведеньем детей
недужные занятья,-
обыденность. И тем
она – противоядье.
Вываривать борщи,
кровавые от свёклы,
выгуливать в тиши
собаку утром блёклым,
вычитывать слова
из твёрдых переплётов...
Но хочется блевать,
как в брюхе самолёта,
и, спрыгнув на лету,
нигде не приземлиться!
Потугами в поту
поэту ли родиться?
Зачем тебе брести
кудыкиной горою,
с ума, как все, сойди –
тебя сожгут, как Трою.
Настроение летнее вместе с укропом,
Пару дней штормовых, Вознесенского томик,
В паутинках светящихся тонкие тропы
Память – запомни.
Купальщица юная, застигнутая случайно
За невинными детскими шалостями –
Вспомни все за вечерним чаем.
Не смущайся, пожалуйста.
Синеглазое небо, накрывшее местность,
От жары в цветнике притомившийся ветер…
Без сомнения, лучшее на планете место –
Благодарю за рассветы!
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1170... ...1180... ...1190... ...1200... ...1210... 1212 1213 1214 1215 1216 1217 1218 1219 1220 1221 1222 ...1230... ...1240... ...1250... ...1260... ...1300... ...1350...
|