|
|
Не любит слушать радио
Радио вымирает
Суровый и крепкий старик
Выращивает гиацинты на подоконниках у себя в кабинете
Сам выносит мусорную корзину
Щурится на солнце, отчего становится похожим на Пола Ньюмена
Тридцать лет без выходных
Никогда не спит
Крепкий старик – начальник отдела кадров радиозавода
Сворачивает самокрутки из желтых бланков
Пьет старый желтый чай, забытый когда-то в столе
Редко улыбается желтыми зубами
Смотрит на себя в зеркало и приглаживает редкие волосы
А глаза у него все еще цепкие
Платит членские взносы
В одну партию
В другую
В профсоюз
И Гринпис
Откладывает на похороны
Носит плащ и серую шляпу
Коллекционирует трудовые книжки
Приходит на работу точно в девять
Ровно в час идет обедать
В шесть отправляется домой
В девять – попытка самоубийства
Все заново
Начальник отдела кадров радиозавода
Курит гашиш, сидя в ванне
Ездит на запорожце на красный свет
Красит усы в черный
По ночам выходит на крышу и запускает воздушных змеев
Охотится на голубей с рогаткой
Весной заглядывается на свежие женские ножки
Носит плащ и серую шляпу со страусиным пером
Бреется по утрам самурайским мечом
Играет в футбол с друзьями во дворе, как только подсохнет
Выпивает одну утром
Одну после обеда
Одну после работы
Ну, а дома вечером – большая порция
Веселится и слушает Магомаева
Наедине называет себя "Менеджером по персоналу"
Тайком любит жечь трудовые книжки и развеивать пепел по ветру
Мечтает прыгнуть с парашютом
В шесть отправляется домой к бывшей жене
Любит фотографировать себя в одежде разных эпох
Понимает, что уже слишком поздно
И волос почти не осталось
И работники разбежались
Увольняет сам себя
Веселый старик – начальник отдела кадров радиозавода
И засыпает сладким сном
Мне не скрыть этой маленькой тайны.
Табакерка упала из рук:
В табакерке живет неслучайный,
Изумленный и маленький жук.
Кто тебя, мой хороший, обидел?
Почему твоя лапка дрожит?
Табакерка – плохая обитель,
Тебя выкурит черный мужик.
Тебя вымоют черные воды,
Потеряешь глаза ты и цвет.
Посмотри: вот ты пляшешь, а вот ты
Замолчал, и тебя больше нет…
Почему я стою на коленях?
Почему потемнело в глазах?
Ангел черный, твое оперенье
Глиной смертной кипит на губах.
Улыбаешься…Но не бросаешь.
Табакерка упала из рук.
«Жил на свете…», ты знаешь, ты знаешь –
Я твой друг, ты мой друг, добрый друг...
 Как колок жест вне рамок жанра, Былому опыту вразрез Он неожиданно и странно Меняет смысл идущих пьес. Ещё вчера привычно мило Герой-любовник флиртовал, Вдруг ни с того его убило Секундной стрелкой наповал. В часах застыло время липко, Как резонёр с раскрытым ртом, К смычку на «До» прилипла скрипка, И непонятно, что потом. Пока ремарки обновляют, А примадонне белят лоб, Суфлёр успеет выпить чаю, Столяр сколотит наспех гроб. Гудит партер, свистит галёрка, Скрипит пером седой Главлит, И дирижёра профиль вёрткий Пенсне растерянно блестит.
Поспешим на праздник новогодний яркий.
Финансистка-хрюшка в дом спешит, встречай!
Время смаковать жизнь, от Свиньи подарки:
Изобилье, радость с барского плеча.
Громадьё задумок Крысу полонила:
Нет причин печали, счастлива она.
Погружен в работу Бык: хватило б силы
Разгрести завалы – рви часы у сна.
Тигр рискует смело, поучая свиту,
Но расчёт оправдан, преудачлив год.
С новым друзьями безопасно, сыто –
Умиротворенье излучает Кот.
На Дракона деньги ручейком? Рекою!
Ловкость выручает: блеск – его дела.
Для Змеи уныло: скована тоскою –
Будь благоразумней на пороге зла.
Счастье самых близких Козочке награда.
Жить поосторожней слышится наказ...
А Лошадка тратит деньги. Делать надо
Крупные покупки – самый верный час.
Обуздать фортуну Обезьяне. Пробуй!
Кончилась изнанка, дел невпроворот.
Петуху работа. Интерес особый,
Он консервативен – интерес не в счёт.
Время для Собаки о себе подумать,
Чтоб благополучье зачастило к ней.
Для Свиньи – наследство: денежки без шума,
Чтоб в любви счастливой не заметить дней.
Кажется, известно что кому готовит
Для восточных знаков гороскоп зверей.
Сбудется ли точно? Подведем итоги,
Когда он промчится... Скоро... у дверей...
22.12.2006
/из цикла 'Даты календаря'/
На роллс–ройсе серебристого цвета
Подъезжаю к дому на такой–то стрит.
Юную Л. убили.
Из пистолета.
Ваш слуга повесился.
Или убит.
Что вы делали в ночь с четверга на вторник?
Я сказал с понедельника.
Причем здесь четверг?
Кто вас видел? Горничная? Или дворник?
Какой–такой черный человек?
Веет с балкона нестерпимой стужей.
Томас! Закройте… ах… (жест рукою)
Убит…
Вы, комиссар, остаетесь на ужин?
Что вы говорите? Гастрит?
Я же вам сказал: размышлял о судьбах.
(Встает, берется за голову)
Два бокала, зеро…
Комиссар, вы знаете, что будет,
Если посадить вас в ночь, как зерно?
Бедная Л… Не находите, это странно,
Что она совсем не любила цветы?
Все мужчины робели, даря ей тюльпаны.
Она смотрела на них с высоты.
В каких отношениях? В платонических, и только.
Я не дамский угодник, да и она…так сказать…
Как сказать правильно: полячка? Или полька?
У нее никогда не скрипела кровать.
Знаете, за городом, в таком тумане…
Не то что револьвера – собственной руки…
Что будет, если жизнь и смерть поменять местами?
Или так: остаются ли на тумане
Круги?
Бедный Томас… Я же говорил – пустое…
Ну, подгорел черничный пирог…
Он, бывало, подолгу не выходил из запоя.
Как газетный чертик садился у ног.
Да, я просил его вслух читать газеты.
Он был начитанный, старый черт.
Умеет ли думать пуля за секунду
До выстрела из пистолета?
И странно ли, когда
В тебя серебро течет?
Вы знаете, что отстающие часы – это редкость?
Бегущие, да, другое дело, сорняки.
Меня всегда подкупала медлительность,
А раздражала резвость.
Можно ли в 100, в 1000 раз замедлить
Взмах руки?
И этой безлунной, как я уже сказал, ночью.
Когда так медленно–медленно тишина взводит курок,
Я в первый раз увидел воочию
Не Томаса, но черта сидящего у ног.
(Разводит руками)
Это… Скучнее будничного, пошлее прошлого.
Это когда наступаешь ногой в тот же самый след:
Увидеть черта – обязательного, тощего,
Как ящерица хвост, отбрасывающего свет.
Один русский поэт – его звали Александр –
Увидел, что фонарь у аптеки в какую–то ночь
Неизменно прежний. И тот же самый.
Так вот. Тот же самый и черт был. Точь в точь.
И вот что я понял. (Как и сейчас понимаю)
Я существую внезапно. Но на всю эту жизнь.
Это как на крутящемся диске, черточка с краю
Образует кольцо звенящее.
Абрис смысла. Или абрИс?
Не существенно. Важно вот что:
Этой безлунной ночью
Я был как планета, неподвижен,
Но несущийся со страшной скоростью сквозь.
Что тебе может ответить многоточие
На самый важный в твоей жизни вопрос?
Что сказал мне черт? Он прочитал газетный заголовок.
Два трупа в квартире на такой–то стрит.
Он был прямолинеен. Никаких уловок.
Юная Л. застрелена.
Слуга повесился.
Или убит.
И вот теперь, раскрывая на случайной странице книгу,
Я вижу всю жизнь, написанную между строк.
В самом сердце тумана кто–то меня окликнул
Когда я стоял, не видя руки и не чуя ног.
Так кто убил? Впрочем, какое дело.
Вы и убили–с, сказал один русский.
Он не шутил.
Спешащим – направо. А мне – налево.
Я взмах нежных крыльев остановил
Почти.
Жизнь ковром под ноги
стелила даты,
ежедневный путь свой
верша по кругу,
и ещё не знали мы,
что богаты –
тем, что бесконечно
нужны друг другу.
Но, теряя свет,
продолжалась осень ...
Наносил октябрь водяные знаки
на пергаментных,
жёлтых листьев россыпь,
И, свои воздушные строя замки,
всё просторнее становилось небо,
всё прозрачнее обнажались дали ...
И в цветные сны
превращалась небыль,
но что делать с ней –
мы ещё не знали.
На лоне похмельных селений приволье затворникам
В полоне пологих холмов забывать города,
Скучать без привычных свиданий в мансарде по вторникам,
Обманывать время, растягивать и коротать.
Мечты – концентратом, отравой, красиво заверченной
(кило апельсинов – понюшка того порошка),
кино – испеченье судьбы несолёной, да перченной,
со всенепременным сиянием лика божка.
Толпой у одра каждый день собираю товарищей,
Меня забывающих ныне, и прежде, и впредь,
Страдать обо мне, никогда ни о ком не страдающей,
Познавшей мираж воплощенья созвучия “смерть”.
Отсутствую всюду, но знаю, что как называется,
Почём молоко и когда перемена погод.
И всласть доживёт осчастливленная бесприданница.
И в лад закружившейся скрипке подхрюкнет фагот.
Эй ты,
человек!!!..
(Ч-ек!!..)
Комо-чек
розовой слизи проснувшейся,
изогнувший
дезоксирибонуклеиновую кислоту
в двойную спираль…
(Господняя Срань!..)
В такую рань
кромешную,
кроме
того,
(кого?..)
который открыл кран
(в небе?..)
В собственной ванной!
Едва только
успел встать с дивана,
не успев при этом
глаза продрать…
(Едрёна Мать!..)
И кто выдумал
только
эту работу?
Нет даже крохотной толики
охоты
променять
живую теплынь одеял
(едрёна мать…)
на тупую необходимость
пилить в этот задолбанный филиал
то ли академии наук,
то ли другого какого
гнезда зажравшихся сук…
Вначале пешком,
потом на автобусе,
а ещё в трамвае,
матерясь,
то ли по привычке,
то ли от безысходности,
(ну…)
на страну,
где живём
или, – правильней, – проживаем
жизнь,
отмеренную
дезоксирибонуклеиновой кислотой,
той
знать про которую –
полный отстой.
(Про кого?..
Про жизнь?..
Или
про кислоту?..)
Знаешь, –
выполни мою мечту:
засунь все свои вопросы
в вечную
мерзлоту!
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1160... ...1170... ...1180... ...1190... ...1200... 1203 1204 1205 1206 1207 1208 1209 1210 1211 1212 1213 ...1220... ...1230... ...1240... ...1250... ...1300... ...1350...
|