|
|
В мире, полном пшеницы и льна,
Ночь хрустальная очень темна.
Не светись понапрасну, лён –
Ни один из нас не влюблён.
Но один из нас хвор и слаб,
Он боится нептичьих лап.
Видел он непонятный сон,
Будто кто–то в него влюблён.
Этот лён, этот мир во тьме
Поворачивается ко мне.
Раскрывает трава глаза,
И у ног шелестит гроза.
Полыхнёт и растает ночь.
Белый лён улетает прочь.
Я напьюся пшеничной в хлам.
Я тебя никому не отдам.
Пусть это будет не река, а рука.
Что ты ей сможешь дать?
Какую печаль, что так глубока?
Тихо скрипнет кровать,
Ноги ты свесишь и в воду войдешь,
В далекую даль пойдешь
По линии жизни большой, чужой –
Маленький, небольшой.
Пусть это будет не гроза, а глаза.
Сможешь укрыться от них?
Это не дождь, это божья роса.
Темный светлеет лик...
Под клёном раскидистым уберегись,
Грому ты поклонись.
И взглядом высоким ответь на взгляд
Листьев. Они не спят.
Пусть это будет не заря, а зря.
Всё, что ни было – зря.
Реки впадают в пустые моря,
Грозы – в глушь ноября.
Выйди во двор и замри: зари
Ты не увидишь, замри.
Ход замедляют твои часы
У розовой полосы.
В небо превратилась бирюза,
Рву разлуки дни и километры
И… ловлю твой взгляд, как флюгер ветры, –
У любви красивые глаза.
Пашня ждёт. Целуются грачи.
По тебе иссохну родниками.
Ночь приколет к платью лунный камень.
У любви дыхание свечи.
Лето вышьет тысячи рубах,
Пряди трав сплетутся в арабески,
НА воду нашепчут перелески.
От любви усталость на губах.
Счастье, как бессовестно ты врёшь!
Головы цветов летят с порога,
Смотрит мать растерянно и строго.
У любви на тонких веках дрожь.
К осени написана пастель,
В раму сжато время и пространство,
Не вернётся прошлое из странствий.
У любви не тронута постель.
Маленькая душа, от роду нет пяти.
Мнётся пакет, шурша, вот и держи в горсти
Мягкого дурака, друга на пару лет.
Пара – два сапога.
Видишь, засыпан след...
Здесь драгоценен снег, словно невесты шлейф.
Месяц, твой оберег, на ночь заляжет в дрейф,
Выстудит мир дотла.
Звёздам на откуп – свет.
Медные удила, лошади только нет.
Значит, пешком январь будет твой город брать.
Словно дружина встарь, небо захватит рать.
Тихо, как по ковру, по переулкам вдоль
Год уползёт в нору и превратится в ноль.
Топчет порог рассвет, винных паров пурга
Сводит его на нет.
Месяцу на рога
Бог примерял колпак, только всего один.
Пробовал так и сяк, всяк остаётся клин.
Он бы надел мешок, но мешковину всю
Ночь заплела в клубок, вот и осталась ню...
Путается старик, узел не развязать.
Год пролетит как миг.
Это – как выпить дать.
Слова осели пеплом на губах -
Не принимает их капризная бумага!
И ветер так стыдливо, в попыхах
Умчался прочь, прошелестев:"Так надо..."
С зубовным скрежетом потрескалась душа,
И совесть персты вкладывает в раны.
А врач-язык облизывал, шурша
Калину губ, что были без изъяна...
Чиста бумага... пепел на губах
Съедает мыслей пыльные монетки.
И катарактой спелой на глазах
Застыла боль паршивой белой меткой...
И вдруг, среди полей зеленых
Я вижу дерева изгиб.
Сеть веток белых оголенных,
Где нет листа, где ствол погиб.
Оно в последнем обнаженьи
Среди бушующих цветов
Стоит в смертельном изможденьи,
Не зная фиговых листков.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1160... ...1170... ...1180... 1188 1189 1190 1191 1192 1193 1194 1195 1196 1197 1198 ...1200... ...1210... ...1220... ...1230... ...1240... ...1250... ...1300... ...1350...
|