|
|
Больница, хлорка, рыбий жир –
Ожоги памяти из детства,
Где страх впивался как вампир,
Не позволяя осмотреться.
Витает бедность, как обман,
Что соткан из одних вопросов.
С пластинок льётся Ив Монтан,
Лолита Торрес и Утёсов.
О, колдовство и нищета
Времён конца пятидесятых!
И ветер тот и осень та,
Ветрянка та в зелёных пятнах.
А летом я цветочных мух
Ловил в саду на жёлто-красных
Цветах, совал в кулак и звук
Жужжанья их я помню ясно.
Он выпорхал из кулачка,
Очередной мой музыкантик
И поднимался в облака,
Садился девочке на бантик.
Мой двухэтажный детский сад
Через забор от Лекрастреста*...
Я вновь стараюсь пролистать
Страницы трепетные детства.
* Лекрастрест – лекарственно растительный трест
Комариная ночь украла сон, покой и последний воздух,
Ветер спьяну уснул устало, потеряв в переулке посох.
Кислород переделан в выдох, израсходован весь навылет...
Жить осталось как старой рыбе, но ухи из меня не выйдет!
Жаль, колодца на всех не хватит, организм переводит воду.
Только ручка цветёт лопаты, не возделывать клумбу чтобы,
Не сажать огурцы в сметане (как удобно – салат на грядке!)...
Настоялась любовь в стакане, выпей, женщина, это – сладко!
В одиночку постель – могила, задыхаться, так вместе, либе...
Обниму тебя шестикрыло и замучаю как на дыбе.
Камасвечера испарилась, Камусночи буди, подруга!
Окажи, дорогая, милость, рассупонь жеребцу подпругу.
Стану нежным, как слон в саванне, брось пасьянсы, ведь карта бита...
Мы займёмся с тобой в нирване профилактикой простатита.
Я сегодня как Игорь Кио, чудеса против всех болезней...
Понимаешь, аморе мио, как полезно на дачу ездить?
Что нам делать в замшелой Гагре, белой ночью нас Бог пометил...
И любовь посильней виагры, от любви так прекрасны дети!
В белых пачках сады застыли и во сне о пуантах грезят...
Не пойму, это месяц или солнце кошкой в окошко лезет.
Мы дуэтом встречаем утро, всё живьём, никакой фанеры...
К чёрту Индию с Камасутрой!
Это – русская Primavera!
Стирая границы меж ложью и правдой,
Стирая границы меж явью и сном,
Иду я по жизни, прикинувшись бравой,
И горлышко делаю призрачным дном.
Смешав нелюбовь и любовь в одночасье,
И зло и добро пропустив сквозь себя,
Не знаю что горе, не знаю, что счастье.
Я тризну справляю, по целям скорбя.
Неверие с верой, улыбку с оскалом,
Полёт в высоте и копанье в грязи,
Я оперой Верди, звучащей в La Skala,
Иду, декламируя стих Низами.
Все против и за в одночасье впитая,
Жду воду в пустыне и солнышко в дождь.
Я всё и ничто. Как материя тая,
Я в вечность иду к тебе, каменный вождь.
В доме вспыхивает свет.
Музыка слышна.
Так слышна,
Как будто нас
Знает наизусть.
Руки вот мои, глаза,
Кресло, тишина,
В тишине как зайчик я,
Как черники куст.
Музыка срывает нас,
Комкает, и вот
Мы плывём как пенопласт,
В рот набрав воды.
Уши вот мои, глаза,
Ноги и живот
В норы тишины спешат,
Слепы, как кроты.
Музыка, убей меня,
Приведи к себе,
Приведи в себя мои
Сонные черты,
Меч вложи свой ты в меня,
Защити от бед,
Но ни слова про меня
Не промолви ты.
Ты пел…, и нервных пальцев плен
Покорно струны принимали.
…Закат накинул край вуали
На византийский гобелен
Из ваз, пергол, витых изгибов
Плетей глициний вкруг колонн.
Казалось мне, что я погибну,
Когда ты мельком уколол
Моё лицо холодным взглядом,
Длиной ресниц скрывая спесь.
Казалось мне: сочилась ядом
На мир божественная песнь.
Казался счастьем яд мгновенный,
Позволь его лишь пригубить.
Ты мог не зло и вдохновенно
Любую душу погубить.
А мир забыл, что шутки плохи,
Что можно песней брать в полон.
Так душит бег аристолохий
В объятьях павший Вавилон.
В тени вздыхал античный ветер
С букетом свежести с лагун.
Он прорывался сквозь столетья
К ногам твоим, великий лгун.
Луна в прозрачном пеньюаре
Из перьев сизых облаков
Забыла стыд. Ты был в ударе.
Ты пел небрежно и легко.
В реальность нечто облекая,
Ты мог за сон сойти вполне.
Мечты слетались мотыльками
К густой зелёной полынье,
Где лишь туман из поволоки.
Наверно здесь творил Ваал.
Тот бог ревнивый и жестокий,
Раз этот голос даровал.
Мятежность – пальцам, силу в плечи,
Глазам – лучистый изумруд.
Он знал, что боги все умрут,
Но божий дар пребудет вечно.
----------------------------------
К утру остался на тропе
Размытый след автомобиля.
О, праведник, ты просто пел!
…В других веках тебя любили
Одни принцессы.
В салонах и ложах Вас взгляды ласкали
Мужчин благородных, одетых во френчи,
И пенилось солнце в янтарном бокале,
Закат опускался на голые плечи.
Ваш профиль и жесты обычно печальны,
Лишь изредка веер взлетал к офицеру:
Весьма благосклонно Вы с ним промолчали
Весь вечер. На утро с мечтой эфемерной
Он ехал на фронт. …Шёл двенадцатый месяц
Со смертью в окопах. Но что же осталось
От мраморных плеч и от мраморных лестниц?
За что Вы молчали? Известна Вам жалость?
В ту ночь он вернулся.
…Вы полуодеты,
Закутавшись в тайну, склонились к роялю….
Он пел Вам «Прощанье славянки» фальцетом,
А Вы! Вы молчали. О, как Вы молчали!
Бедою страна, точно рёвом медвежьим,
Рыдала, стонала и выла ночами,
А Вы над могилой родною и свежей
Сидели три дня и, как прежде, молчали.
Вы шли по этапу – ни слова, ни звука,
Стелилась дорога костьми и крестами,
Когда потянулись к Вам грязные руки,
Вы отдали молча плюмаж с горностаем.
И не было слёз над судьбою истлевшей:
Вы снова в молчанье своём непокорном
Сидите с высокой главой поседевшей
И гладите фото в подрамнике чёрном.
И весь новый мир был монетой дешёвой
Пред вашим молчаньем, таким отрешённым.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1140... ...1150... ...1160... ...1170... ...1180... 1183 1184 1185 1186 1187 1188 1189 1190 1191 1192 1193 ...1200... ...1210... ...1220... ...1230... ...1250... ...1300... ...1350...
|