|
|
Я встану с колен, я прошлое вскрою
В запретном бреду перемен,
Задую плохое, отказное смою,
Исправлю позорного крен.
Ты будешь однажды собою гордиться
За то, что отстала в бреду.
Хоть это совсем никуда не годится:
В «Прости!» запятнаю беду.
Обученный свету, закаты заправлю,
Чтоб втайне закрыться от всех.
И то, что в душе непонятно, – исправлю
Без трений: что свято… что грех…
Былому оставлю одни изваяния
На кладбище праха любви.
Тебе же присвою я новое звание:
Другому на счастье пари…
Золотая грусть светилась
У окна.
Рядом галка притаилась
Чуть видна.
Хвать за самую красивую
Деталь
И запрыгнула в сиреневую
Даль.
Говорит: “Богатая
Волынь!”
Цыкнет в бок и похохатывает
В синь.
А без грусти золотой
Плачь и молчи.
В темноте наперебой
Кричат сычи.
К птичьей девушка избе:
(А в ней луна)
“Ну на что это тебе?” –
Кричит она –
“Мне без грусти золотой
Сиди и вой.
Мой любимый да не мой –
Теперь чужой.
В черной речке утоплю
Любовь свою.
И на ветке не петлю –
Гнездо совью…”
Галка лишь захохотала:
“Ну же, клюй!”
Сбросив с ветки наземь алый
Поцелуй.
Тихо кружит Земля по кругу,
Закрывая за прошлым дверь.
Уберечь бы в дороге Друга
От печалей и от потерь,
Если радость на миг минует,
То и горечи ни к чему,
Мне бы встретить Весну хмельную
И навек подарить ему,
И поверить, что не коснется
Грусть его добродушных глаз,
Если рядом сияет Солнце
Каждый миг согревая нас...
Иди по тени, человек, иди по тени.
Садись в машину, человек: огни навстречу.
Из всех растений и огней, из всех сомнений,
Рождаешь речь ты, человек. Но что в той речи?
В молчаньи леса, в переливах света,
В судьбе неясной, пролетевшей мимо,
В сияньи глаз, в переплетеньи веток...
Неразделимое, мой Бог, неразделимо.
И ты, возникший странно, ниоткуда,
И что-то важное стремящийся поведать –
Мы нераздельны, маленькое чудо,
Нам никуда раздельно не уехать.
Лети на нитке, как воздушный шарик,
И раздувайся от неслышной речи.
Смерть ли моя в тебе, моя душа ли?
Моё ли детство, тихий человечек?
Вместо эпиграфа: Призрачно все в этом мире бушующем...
преследует меня все тот же сон:
унылым утром, выключив будильник,
исполнив моцион, пью горячительное –
кофе. иду. дорогу помнят ноги, из дома –
в дом работы. и тружусь, без пота
иль в поту – то суета, не важен сей вопрос.
там сослуживцы как состроят мину
что жизнь сложна, и дети без штанов
учиться не хотят, начальник – самдурак,
соседи – самодуры устроили потоп,
не жизнь – а вывих, даже перелом...
в обед идем в кафе – сто пятьдесят целковых,
три блюда – бизнес-ланч. старательно жуем.
еще часа четыре осталось притворяться работящей,
а потом... авоськи наполнять по магазинам.
успеть бы в сад дитя забрать,
и, прибежав домой, сварить кастрюлю супа на неделю.
убрать и постирать, ребенку сказку почитать
и перед сном прослушать причитанья мужа.
приснится же такое, Боже!
Милый, ты им-поза-нтен
в чуждой
конце-птуальности.
Даже
клетчатый пиджак,
решенный
в желто-голубой гамме,
навевает мысли о
Realьности
постмодернизма,
как по-следствия
духовной импотенции.
Но парфюм
от BOSSого Hugo
слишком POSTен
в своей modernовости.
А я
смотрю на блескучие ботинки,
жалею
того крокодила-
не так давно был Сетхом,
обитал
в мутных водах Нила.
Теперь
он жертва
твоих потеющих ног.
Играю infantil,
пряча усмешку
в чашечке тончайшего фарфора-
в кофейном зеркале
отражается мой глаз.
Подмигиваю сама себе.
На пАльцах,
жеманно,
разъясняешь мне
теории
Дерриды и Лакана.
Агонизирующий
смысл речей
в твоих устах
сводится лишь к одному:
как бы побыстрей
затащить
меня
в кровать
и доказать
на практике
идеи
фал-лого-центризма.
Дорога –
пыльная ладонь,
протянутая к горизонту.
Длится молебен закатный;
молитву помнят
губы,
не разум.
Монтирую кадры:
зелени придорожной
и пыльной
с земли
охлажденной
тенью,
горящие верхушки деревьев
в прощании солнца.
Одновременно
смотреть
вперед
и назад
в зеркало.
Оригинально.
Возможность
увидеть себя со спины.
Увеличивать скорость
постепенно
и
поступательно.
Вцепиться в руль,
круглый
как солнце.
Из вороха
прошлогодней бумаги,
снов,
вымыслов о реальности,
выбрать,
хоть одну,
незамшелую мысль.
Ветер в попытке снять скальп,
тащит за волосы.
Едкий,
огненный
солнечный всполох
провоцирует слезы.
Чудесные превращения пейзажа:
монолитность зеленого,
разъедающий роговицу красный,
переливаются
в монотонность свиста,
звенящего в ушах.
Отпускаю себя
только на одну сторону
– вперед.
Скорость
как обморок,
дальше звуки,
все удаляется,
все обтекаемо,
НО
приближается Солнце;
поэтично
взорвать его,
въехать в рай на Феррари,
сказав – «Вот она Я!»
Взорвать Вселенную Я,
на солнечные осколки стекла.
(Для тебя
оставить
черно-белую,
немую
драму,
в улучшенной стилистике
американского синема)
FIN
.
* * *
М е ф и с т о ф е л ь :
«...Мой g o u r m a n d i s е меня все же погубит -
Пусть всё... – с одною лишь рифмою будет!..
(Е л е н е)
...Рифму, богиня, скажи нам, —
не прячь под молчанья вуалью!..»
Е л е н а :
«...Здесь — всё с п е ч а л ь ю рифмуется...»
М е ф и с т о ф е л ь :
«...Всё зарифмуем с «п е ч а л ь ю» !..»
Ф а у с т :
...С перечнем длинным грехов за плечами
Встала Душа на пороге прощальном...
...Добрые Ангелы — Душу встречали,
И сокрушались, и привечали,
Нежно — лесными ручьями — журчали,
Сладкими увещевали речами...
И покаянным словам обучали —
Все, окаянной, простить обещали...
...Злые — от слов этих сразу дичали:
«Были, мол, души — да все измельчали!..
Хочешь, от злости чтоб, — Злые кричали, –
Бесы на части тебя растачали?!»
И — для наглядности ли, сгоряча ли —
Сами, как страшные Бесы, рычали...
...Добрые — вновь доброту излучали,
Ключ от церковных ворот ей вручали...
...Ей же, усталой, хотелось — ключа ли? —
Лишь одного — чтоб скорее кончали...
...И пока Злые рычали-стращали,
И пока Добрые им отвечали
(Только Душа увидала случайно —
Будто звезда загорелась, свеча ли...)
К облаку белому тихо причалил —
Цвета небесного — Ангел Печали...
...Злые — плевались, глазами вращали,
В сторону Добрых смотреть запрещали,
Добрые — Душу к себе залучали,
Злых заглушая, свистели, пищали,
Дулись обиженно, снова прощали...
...Был неподвижен лишь Ангел Печали.
...Пели, взывали, клялись, обличали,
Ключ забирали — и вновь возвращали,
Крыльями в хрупкие груди стучали...
...Тих был и кроток Ангел Печали.
...И потянулась Душа вдруг отчаянно:
«Где ж ты летал до сих пор-то, молчальник?!..
Что ж мы не встретились раньше, вначале?..
Как же друг друга мы не замечали?..
...Мальчик небесный с ночными очами,
Как мы бродили б с тобою ночами,
Как бы мы славно с тобою молчали,
Друг мой единственный, Ангел Печали!..»
...Скрипки, прощальные, зазвучали...
...Тихо заплакал Ангел Печали...
...Но уже громы гремели, трещали,
Грозные силы землю качали...
Ожили тени, заверещали,
Душу схватили — и в темень умчали...
.
Этот день был с утра обречён и потерян
И утоплен в сырой горьковатой воде.
Ни возвышенных слов, ни высоких материй
Не услышал никто в этот проклятый день.
Чем отмечен был день этот солнечный, будний,
Что таким измождённым казался с утра?
Друг на друга ворчали и ссорились люди,
Слово за слово, словно удар топора.
Словно вдруг небеса в этот день отменили
Сострадание, веру, надежду, любовь,
Стало всё инородным, пустым и постылым,
А в глазах отражались жестокость и боль.
Кто навеял тоску на шикарные пляжи,
Там, где яблоку некуда было упасть?
Там огромный двугорбый верблюд двухэтажный
Разевал похотливо тоскливую пасть.
Исторгая столь чуждые звуки пустыни,
Он стоял на песке и, противно плюясь,
Поднимал свою морду с чудовищной миной,
Всем являя на ней запечённую грязь.
Ни возвышенных слов, ни высоких материй
Не услышал никто в этот проклятый день.
Этот день был с утра обречён и потерян
И утоплен в сырой горьковатой воде.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1060... ...1070... ...1080... ...1090... 1097 1098 1099 1100 1101 1102 1103 1104 1105 1106 1107 ...1110... ...1120... ...1130... ...1140... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|
