|
|
Хмурый февраль где-то пахнет рассадой...
К нам долетают тепла отголоски –
Чудится запах ожившего сада,
Влажной земли и медвяного воска.
Это Таврида – забытое слово,
К нам возвратилось из долгой разлуки.
В снах я туда попадаю и снова
Грею о камни замерзшие руки,
Глажу шершавый хребет Аюдага,
Вижу, как синим безоблачным полднем
Белый Ай-Петри уходит зигзагом
В небо, не зная, что я его помню.
Что ж изменилось? – ты спросишь, сестрица, -
Те же меж нами лежат километры,
Путь перекрыла двойная граница,
Птицам оставив свободу и ветру.
Знаю... и все же не поршни мотора
Нас приближают друг к другу, а память -
Память хранят эти старые горы,
Мы ее тоже не смеем оставить.
Вдыхая дым..., чуть тлеет сигарета.
И на вопрос не нахожу ответа,
Зачем я на земле, и почему
Герасим сволочь утопил Муму.
Зачем читал с рассказом этим книгу?
Зачем не показал старухе фигу
мужик, не отпустив собаку тайно? –
И сделал вывод: в мире не случайно
Я жил, а как вот будет в том,
Куда мы все в конце концов уйдём?
Не находя ответа, и вздыхая,
Я думал, сигареты дым вдыхая.
6 мая 2013
***
Вянет лист. Проходит лето,
Иней серебрится...
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.
А. К. Толстой
Вот и лето летит под откос,
Старой липы наряд опадает,
А как солнце, так утром мороз,
И трава увядает седая.
Я, как юнкер, что хочет к виску
Поднести воронёное дуло.
Так напомни скорее строку
Про весну, что всего лишь уснула.
Расскажи, что опавшей листвы
Возвратятся замерзшие души,
Чтоб под солнцем глотнуть синевы,
Чтоб восторженных зябликов слушать,
Расскажи, что восстанут цветы,
Отпылавшие ветреным летом,
И ничто в черный зев пустоты
Не уйдет — сочини мне об этом.
Извини – не пишу, замолчала…
Не найду для себя оправданий.
Поздней осени злое начало
Часто располагает к молчанью.
Тьма дождливая лижет окошко,
Ночь ползет по асфальту улиткой,
Мятых листьев последние крошки
Подбирает ноябрь за калиткой.
И представить никак невозможно,
Что за Каспием, за Гиндукушем
Теплый ветер касается кожи,
И гуавы зеленые груши
Спеют возле местечка Варкала,
И листва шелестеть не устала.
Бжи-бжиииг, бжи-бжиииг,
Бжи-бжиииг, бжи-бжиииг.
Поспать ему б немножко…
Парижский дворник рано встал
С метлой встречать рассвет.
Но тут раздался женский крик
Истошный из окошка:
“Вы сбили с ритма весь квартал!
Не стыдно вам, месье?!”
И чудо! С плеч остатки сна
Упали тяжким грузом.
Подвижным стал не по годам
Проснувшийся мужик.
И дворник, быстро осознав
Ответственность француза,
Ответил ей: “Уи, мадам!”
Бжиг-бжиг, бжиг-бжиг, бжиг-бжиг!
День – это синие буквы на белом,
Ночь – это белые буквы на черном.
Птица-печаль на плечо мое села,
Сумерки бледным пером обреченно
Чертят по зеленоватому краю
Неба, и тают прозрачные знаки,
Контуры гаснут и день умирает
Как Одиссей, не достигший Итаки.
Пусть небеса за окном все темнее,
Лампа под шелком горит золотистым,
Свет ее гонит тоску и сомненья,
И на листе нежно-палевом чистом
Я оставляю тебе эти строки,
Алые как облака на востоке.
Мы снова не поехали ни в Крым,
Ни в Кисловодск… куда еще не съездим
За время, что мечтать осталось вместе?
Какие неизвестные миры
Не завоюем под влияньем лени?
Мариенбад, Анталию, Париж…
Какие нас не встретят приключенья? –
Спрошу – в ответ лишь перышком скрипишь,
С улыбкой Будды впав в оцепененье.
Но только оторвешься, как в глазах
Твоих тех дальних мест я вижу тени:
Блестит под солнцем моря бирюза,
Сады изнемогают от цветенья
И над Толедо буйствует гроза.
В соавторстве с Арсением Платтом
* * *
Рты раскрыв, мы смотрим молча,
Веру в чудо обретя:
В сером небе клинья волчьи
В страны теплые летят.
То ль снесло палёнкой крышу,
То ль бодяжит диллер, гад! -
В синем небе нувориши
Косяком в Инту летят.
Не сыскав любви народной,
Позабыв хорей и ямб,
Мы с тобой бесповоротно
Полетим ко всем чертям.
Вряд ли там нам будут рады,
Ты, быть может, позабыл,
Как пинками нас из ада
Выгоняли двести рыл.
Нас пришлось чертям метелить,
Бить с полудня до пяти:
Мы с тобой так не хотели
Вон из ада выходить.
Скажем вам не ради слога,
Признаёмся от души:
Там тепло и грешниц много,
И чертовски хороши.
Ром рекою лихо льется,
Над кастрюлями дымы!
После адского колодца
Нам негоже петь псалмЫ.
Мы и тут и там с усами,
И, не сдерживая прыть,
Ад и Рай рисуем сами,
Нарисуем – станем жить.
Скрывая надежду в прощальном поклоне
с притворно-холодным, смущающим взором,
Ромео умчался на розовом пони
к тревожащим разум далеким озерам
сквозь вечные джунгли, срубая лианы,
игрушечной саблей махая неловко...
...И корчат гримасы ему павианы,
лишенные места привычной ночевки.
Он прочь отгоняет ночные кошмары,
и племя пигмеев тревожно и строго
из зарослей смотрит на странную пару-
красивого зверя и белого Бога...
Ах, милый Ромео! Ах, преданный рыцарь!
Все в прошлом осталось. Как дым, отлетело...
... Воинственно охрой раскрашены лица,
и ядом кураре намазаны стрелы...
-Прощай, мой красавчик, мой розовый пони!-
Джульетта смеется натужно- жеманно.
...В палаццо фамильном в притихшей Вероне
Ей сальности шепчет посол чужестранный...
Страницы: 1... ...50... ...70... ...80... ...90... ...100... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ...120... ...130... ...140... ...150... ...160... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|