|
|
2007-05-05 15:05Тюльпан / Малышева Снежана Игоревна ( MSI)
Изгиб змеиных шей тюльпана
Венчается цветком огня,
Зола на самом дне и я
Вся замираю. Вихрь канкана,
Величие пурпурной тоги,
Все в тот цветок вложили боги.
Цыганки шаль, одежды пап
И кровь, и радость, и закат.
То слышится в цветке набат…
Он господин и только раб
Капризных девушек, парней
Что пьют с их губ весной елей.
Когда читают вам стихи –
не надо притворяться, что вы лучше.
Они ведь тоже, не такие дураки,
чтоб не понять, вы – море или лужа.
Уважьте их открытыми глазами
в которых огненные пляшут петухи,
представьте, что стихи эти – вы сами,
когда читают вам стихи!
Анамнез-сведения об условиях жизни, перенесенных заболеваниях, истории развития болезни, полученные от больного или его близких.
- Скорее, доктор, полоснули финкой!
- Сперва анамнез. Вы болели свинкой?
А корью, скарлатиной, дифтеритом?
Больной, не ёрзайте, не будьте столь сердитым.
Никак замолкли?..Очень, очень жалко!
Не мой вам нужен сервис- катафалка!
.
* * *
Играл оркестр не первый год,
И каждый знал свое в нем место,
И были «звезды» в том оркестре –
Гобой, Валторна и Фагот.
Но речь сегодня – о Трубе
Не громкой, самой незаметной,
Последней из отряда медных,
О зауряднейшей Трубе.
И называли меж собой
Ее бездарною Трубой
Фагот, Валторна и Гобой.
Но виновата ль в той ошибке
Труба с душою первой скрипки –
Что рождена была Трубой?..
Встречались трубы в жизни ей,
Что пели – нежного нежней,
Сводили всех они с ума...
Ей – не давали сольных партий,
Но много лет – со школьной парты –
Труба учила их сама,
Ночами пела их.
...И вот,
Когда притихли гости в зале,
Где, как обычно, состязались
Гобой, Валторна и Фагот –
Труба
вдруг ринулась
вперед.
И побледнела – до предела,
И накалилась – добела,
И – пусть недолго, но – смогла! –
Она
мелодию
вела!..
Но – сорвалась, и – захрипела,
И задохнулась,
И – сгорела...
Всех удивил ее рывок.
Оркестр закашлял, закартавил:
«Сиди, мол, всяк в своей октаве...»
Оркестр прийти в себя не мог.
И называли меж собой
Ее бездарною Трубой
Фагот, Валторна и Гобой.
Но виновата ль в той ошибке
Труба с душою первой скрипки –
Что рождена была Трубой?..
.
...ъективная реальность данная в предчувствиях совпадениях и догадках
в способности без страха пялиться в муть сновидений текучих словно вода
до тех пор пока однажды не сделается до тошноты бессмысленно гадко
и из-под мусора слов не выползет чугунная черепашка по имени НИКОГДА
совы смысла очами недремлющими тотчас зафиксируют тихое шевеление
в области сердца где память уже не способна и крыльев душа лишена
как впрочем иных обстоятельств неравной борьбы с всепоглощающей ленью
эту скрапленную липким клеем любви паутину привычек умеет сорвать лишь она
у неё хоть и коротки ножки но времени – вечность и панцирь прочнее гранита
а под ним – темень тайн бесполезных попыток соединить «изнутри» и «извне»
растяжением времени перехода из camera lucida в обскурную камеру пыток
где любые подобия мыслей и слов начинаются только на «НИ» и на «НЕ»
что-то вдруг ёкнет обдаст обжигающим холодом – как же так? что же это?
разве? ведь только что было как вдруг – только БЫЛО – и след уж остыл
лишь стальными шарами упруго рассыплется стук коготков по паркету –
а и было ли? вряд ли – механизмы ментальных иллюзий предельно просты
но она всё жужжит и шуршит и ползет заводной бестолковой игрушкой
по пустым помещениям тщетных надежд что наивно казались судьбой
словно чёртик delirium ловко прикинувшись серой невзрачной зверушкой
с изощреной жестокостью тупо решил подхохмить над тобой...
Повторяется всё и не дважды не трижды а сотыжды,
снова гнётся под волнами ветра безвольный тростник,
как в навязчивом сне в сотый раз с изумлением смотришь ты
на струящий сквозь пальцы прозрачное время родник.
Повторяется всё – кости брошены, катятся кубики,
на кону в сотый раз – твоя жизнь, и любовь, и судьба,
всё уже пересчитано в рупии, драхмы и тугрики,
и хохочет соперник, глупцом называя тебя.
В сотый раз – пустота, горький стыд и слепое отчаянье
след пурпурных фламинго давно уж остыл в небесах...
Обречённо в траву соскользнуло кольцо обручальное,
и уже не твоя Дамаянти блуждает в дремучих лесах...
А осень косит дождиком траву
Уже пожухлую, ещё с налётом лета,
Натягивает ветром тетиву
Огромного – в полнеба – арбалета,
С ветвей срывает листьев урожай,
И скармливая дворницким кострам их,
Вонзает в землю лезвие ножа
Заиндевелых заморозков ранних.
Сквозь толщу гипсолитовых ночей
Вдруг понимаешь: ты уже ничей,
Твой круг очерчен циркулем небесным.
И этот горизонт печально пуст,
Но ты твердишь привычно: «Ну и пусть…
Коварен бог, тягаться не тебе с ним…»
По тропиночке верхом
Мчался среди ёлок
На трёхлетке вороном
Мальчик-цыганёнок.
Дал свободу жеребцу,
Скользкий повод бросил,
И хлестали по лицу
Ветви старых сосен.
Счастлив конь, что нет подпруг,
Скачке весь отдался,
Словно этих смуглых рук
Ждал и вот – дождался!
Впереди река блеснёт,
Им не надо броду!
Конь плывёт, плывёт, плывёт,
Вспенивая воду.
Через лес летят вдвоём,
Расступись, берёзы!
Рубашонка – пузырём,
Да от ветра слёзы...
В середине января
На колючем покрывале,
Как два нежных дикаря
Мы друг друга открывали.
Я нашла тебя сама
После вековой разлуки.
Помнишь, как сошли с ума
Наши губы, наши руки?..
В приглушенной желтизне
Электрического света
Ты казался мне извне,
Я тебе казалась где-то...
Двадцать пять минут подряд
Я была отважно-скромной,
Но такой был странный взгляд
У твоей гитары томной!..
И в сиреневой ночи
Купидоновым утехам
Мы внезапно предпочли
Шоколад с лесным орехом.
И не знали до утра
Ни тоски, ни лжи, ни лести.
Ты был честен, я – мудра,
А ведь мы могли бы вместе...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1060... ...1070... ...1080... ...1090... 1096 1097 1098 1099 1100 1101 1102 1103 1104 1105 1106 ...1110... ...1120... ...1130... ...1140... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|