|
*** Ничего почти не осталось В этой жизни: ни чувств; ни желаний. В лабиринте лет затерялось Моей первой любви свидание
С Родиной неповторимой – Городом с аллеями в парке. В памяти картины хранимой – Дома, где я жил, с аркой.
Площади с видом из окон, Клумбами в цветах разноцветных, С золотистого облака локоном В солнечных лучах на рассвете.
Девчонки с русой косой, Возвращался с которой из школы. Во дворе под клёном высоким Мы мечтали о чём-то весёлом,
Сидя в тенистой беседке, Говорил (её звали Марина): ”Я тебя приглашаю, соседка, Полететь со мной в Аргентину.
Мы в вечерних шикарных костюмах Под аргентинское танго Сидим, ни о чём не думая, Едим экзотический манго.
Потягиваем из грейпфрута Коктейль под дым сигареты И танго страстные звуки, И в ритм им стучат кастаньеты“...
И Марина смеялась забавно. Смех её – серебра колокольчик. Проплывали по небу плавно Облака в немую бессрочность.
Так и жизнь проплыла. Не осталось Ни любви, ни чувств, ни желаний. Только память о том, что мечталось Нам с Мариной в беседке свиданий.
12 мая 2012
Ты объемлешь меня теплом, прикасаясь легко крылами. Прилетит с облаков перо, усмиряя души цунами.
Нежный голос услышу вдруг в тихом сумраке сонном дома.- Это Ты, мой незримый Друг, опекаешь меня знакомо.
Заблестят вдалеке огни, если грусть нападёт порою. - Это Ты в темноте хранишь, безопасность мою утроив.
Ароматом святых небес чуть повеешь в прохладе ранней, зарождая счастливый всплеск чувств, узнавших Твоё дыханье…
Или облаком осенишь, утишая порывы страха. А в лучах, в золотой пыли мне пригрезится счастья птаха…
Это Ты, мой крылатый Страж, зришь бессонно любви очами. Словно в царских покоях паж, отгоняя крылом печали.
Рано утром петушок На забор высокий – скок! И другому петушку Закричал: "КукурекУ!" Все услышали ответ: "КукарЕку, друг, привет!"
* * *
Смотреть глазами, нюхать носом, Не доверяя никому - Ведь лучше стать простым матросом, Чем роль играть не по уму. Не слыть среди глупцов героем, Наград и почестей не ждать И не шагать со всеми строем, Крича с угрозой, мол, нас рать. Не быть пред сильными паяцем, Не веселить за грош толпу, Трудов и грязи не бояться, Ища заветную тропу. Но, выбрав путь, потом не охать, Страшась наветов и молвы, А укусить себя за локоть И прыгнуть выше головы.
I
Жил на свете один тракторист, Устремленный в туманные дали, Взор его был, как солнце, лучист, Лик его был смиренно печален.
Золотистые кудри волос Ниспадали на крепкие плечи. И на пашне, и в знойный покос Был он молод, красив и беспечен.
Он творил неземную красу, С матерком разгоняя магнето, На стерне и в звенящем лесу Он всегда оставался поэтом…
Отдыхая под сенью берез, Он с неистовой яростной мощью Воспевал свой родной леспромхоз, Перелески, опушки и рощи.
Он писал про людей от сохи, Про титанов в посконных рубахах, Это были такие стихи, Что не сыщешь теперь в альманахах…
Им гордился родной леспромхоз, Мужики из окрестных селений То ли в шутку, а то ли всерьез Называли его «наш Есенин»…
II
Как-то раз в октябре, на Покров, Из Парижа проездом в Зарубин, Знаменитый поэт Сундуков Выступал в леспромхозовском клубе.
Знаменитый поэт Сундуков От обрыдлых французских коврижек Шел в народ с водопадом стихов И баулом подписанных книжек.
В затаивший дыхание зал, В томной позе плохого актера, Сундуков, подвывая, читал О бескрайних российских просторах…
О тревожных бессонных ночах, О трагедии русской глубинки, О лучах, негасимых свечах, И еще о какой-то Маринке...
Стих его был надменен и строг, Рифмы гулко катились со сцены, Сундуков, как языческий бог, Восставал из классической пены…
Вдруг, по залу прошел шепоток, Люди стали вертеть головами, И на сцене языческий бог Поперхнулся своими лучами...
От стены, освещенной едва, Бесконечно певуче и чисто Серебром зазвенели слова – Это были стихи тракториста...
Наваждение? Морок? Гипноз? Что случилось с народным поэтом? Он как будто корнями волос Ощутил золотые рассветы,
Он как будто умылся росой, Он как будто испил из колодца, Как веселый мальчишка босой, Он бежал за смеющимся солнцем...
Клуб восторженно рукоплескал: "Это наш деревенский Есенин!!!" Сундуков потрясенно икал На пустой леспромхозовской сцене...
III
Золотился октябрьский лист, За околицей плыли туманы... На кровати лежал тракторист От вина заграничного пьяный.
Он дышал, как кирпичный завод, Разметавши лицо по подушке. В полумраке светился живот, И соломенный нос в конопушках…
Громоздилась голгофой кровать На изогнутых тяжестью ножках, Сундуков мял руками тетрадь В замусоленной синей обложке…
«…Этот богом рожденный артист, Этот грум, поцелованный в слово, Этот страшный, большой тракторист, Как он может затмить Сундукова?
В Касабланке, Нью-Йорке, Москве, В самом дальнем зажопье на свете Изо всех утюгов обо мне - Как о первом российском поэте…
Гонорары, цветы, ордена, Толпы баб молодых и не очень, Горы сала и реки вина, И тревожные темные ночи…
Астана, Магадан, Барнаул, Альманахи, журналы, газеты И стихов неподъемный баул – Вся душа и изнанка поэта.
Беспокойная, липкая хмарь, Образа, гармонисты с рогами, А еще эта дикая тварь С голубыми от грязи ногами..."
Сундукова ударила дрожь, Он воткнул как-то просто и быстро Подвернувшийся под руку нож В богатырскую грудь тракториста,
Словно выдернул ноющий зуб, Вспомнил сцену в заблеванном клубе, Посмотрел равнодушно на труп, Взял тетрадь и уехал в Зарубин.
Ночное небо выбелено снегом, Деревьев изменились очертанья, И замерли охваченные негой Чужие необщительные зданья. Лишь теплый свет фонариков над нами Не потерял задора и накала, И каждая снежинка под ногами Сияние его приумножала. По россыпям огней неспешным шагом Мы шли и попадали в ритм круженья Тяжелых хлопьев над архипелагом Жилых кварталов в ночь преображенья.
Высокой страсти не имея Для звуков жизни не щадить, Не мог он ямба от хорея, Как мы ни бились, отличить. А. С. Пушкин
* * * Юлить и льстить в постели не привык, Мой стиль, как штык, блестящ и непреклонен, Отыщет брешь в старинном лексиконе… Шершав и сух взыскующий язык. Другие кровь – любовь рифмуют пусть, Толкаясь бестолково в узких рамках, Я не таков – ать-два и мигом в дамках… Хотя судить их строго не берусь. Опавший ямб меняя на хорей, Слагаю с неподдельною сноровкой, Пренебрегая правом рокировки, Безудержно сорвавшись с якорей. Тебя я экзерсисами обвил, Раздуть пытаясь трепетное пламя... Но был Амур на этот раз не с нами – Увы, заснул предмет моей любви. ОРИГИНАЛЬНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ Дмитрий Балашов – "Пишут о тебе" * * * Я начитался... Пишут о тебе Талантливые шумные пииты... Стоят... Сухими рифмами избиты ... Хореями целуя твой побег К моей непроходимой нищете, Я не хочу, а, может, не умею Облизывать подобие хорея. Не сомневайся, слушай... На постель Роняю ямб, лови его, лови... Не вспоминай услужливых и верных. Рабы не умирают на галерах, Но пишут о тебе... Строка кровит, Сорви тавро. И помни, как уснёшь, Закончится сентябрь... Не дочитала... Кричат следы... Беги... За перевалом Талантливо рифмую ложь и грош....
Т. Сергейцеву
Гуляли в садах и на рынках Алжира… Сны Африки полные теплого света И темного жара как песня поэта. Слова его слаще хурмы и инжира, Сочнее даров безмятежного лета. А он их бросает на ветер — транжира, И ждет — из глубин неизвестного мира Далекое эхо доставит ответы — Ветвистые тени мелодий восточных, И краски, что ярче персидских эмалей, И образов вспышки, как выстрелы точных. Он смотрит и видит заветные дали, И падает свет от луны полуночной С небес на ремни его старых сандалий...
Хмурый февраль где-то пахнет рассадой... К нам долетают тепла отголоски – Чудится запах ожившего сада, Влажной земли и медвяного воска. Это Таврида – забытое слово, К нам возвратилось из долгой разлуки. В снах я туда попадаю и снова Грею о камни замерзшие руки, Глажу шершавый хребет Аюдага, Вижу, как синим безоблачным полднем Белый Ай-Петри уходит зигзагом В небо, не зная, что я его помню. Что ж изменилось? – ты спросишь, сестрица, - Те же меж нами лежат километры, Путь перекрыла двойная граница, Птицам оставив свободу и ветру. Знаю... и все же не поршни мотора Нас приближают друг к другу, а память - Память хранят эти старые горы, Мы ее тоже не смеем оставить.
Вдыхая дым..., чуть тлеет сигарета. И на вопрос не нахожу ответа, Зачем я на земле, и почему Герасим сволочь утопил Муму.
Зачем читал с рассказом этим книгу? Зачем не показал старухе фигу мужик, не отпустив собаку тайно? – И сделал вывод: в мире не случайно Я жил, а как вот будет в том, Куда мы все в конце концов уйдём? Не находя ответа, и вздыхая, Я думал, сигареты дым вдыхая.
6 мая 2013
Страницы: 1... ...50... ...60... ...70... ...80... ...90... ...100... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ...120... ...130... ...140... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|