Cолнце не село, не закатилось, а попросту плюхнулось – как будто выключили свет. Антрацитовое небо, переливаясь мириадами разнокалиберных бриллиантов, опустилось душной, дурманной ночью.
Егор решил перейти к активным действиям и положил руку на плечо подружки. Реакции не последовало, и он приободрился.
- Надь, а пойдем, искупаемся?
Она пожала плечами:
- Вот ещё! Тащиться по темени. А комары? А собаки?
Действительно, дорога к ставку проходила через сады, а вечером сторожа отпускали собак на волю.
- Тогда к розовому полю.
- Я сегодня на нём шесть часов вкалывала, три пары перчаток в клочья порвала, на руках места живого нет...
- Может, споём? – выхожу один я на дорогу... – негромко затянул Егор.
- Слова спиши. Это кто, Пушкин?
- Вообще-то Лермонтов. В школе проходили.
- Помню – кроха-сын на бал пришёл... Слушай, ухажёр, ты долго ещё динамо крутить собираешься? Мне завтра к восьми на работу. Тут неподалёку покос – пойдём, что ли? Сено там душистое...
Егор растерялся. Девушка встала, взяла парня под руку и повела по едва различимой в темноте дороге, то и дело задевая горячим упругим бедром. Сердце его забилось, застучало так громко, что перекрыло все остальные звуки. Вдруг они остановились.
- Ты что, в первый раз? Дрожишь, трясёшься весь. Потом холодным покрылся. Вот ведь меня угораздило... Знаешь, иди лучше домой – поздно уже.
Надежда сделала шаг в сторону и исчезла – будто и не было вовсе. А ночь разрывалась от страсти. Захлёбываясь и булькая, орали лягушки. Гремели цикады, выводили серенады птицы... Весь мир вокруг стонал, охал и корчился в любовных судорогах. И на Егора накатила такая истома, такая безразмерная вселенская тоска одиночества, что он упал в тёплую, пряную дорожную пыль и зарыдал отчаянными сухими слезами.
- Лю-юбо-овь,- кричал он шёпотом, – Нету никакой любви! Ур-роды!.. Трахаются и всё-ё-ё, а потом разбегаются, кр-ро-олики! С-су-уки-и! А-а-а! – он бил кулаками по земле и, попадая по острым камешкам, испытывал от боли странное облегчение, – И я такая же скотина-а! Попёрся – кобе-ель, сво-олочь!..
Наоравшись до отупения и сбив в кровь руки, Егор успокоился и незаметно уснул. Разбудило его ласковое поглаживание по затылку.
- Кто это?
-Да я, Егорушка, – услышал он голос Надежды. Она села рядом и положила его голову к себе на колени.
- Ты же меня за дуру принял. И повёл, как тёлку... К умной бы постеснялся. Ты бунинские «Тёмные аллеи» читал? Нет? Вот те на. Там Митенька – вроде тебя. Страдал...
Она продолжала гладить его, и Егор заплакал по-настоящему, как в детстве. Сладко-сладко.
- Выхожу одна я на дорогу, – запела слабым, но верным голосом Надежда, – сквозь туман кремнистый путь блестит...
Но луны не было. И ничего вообще не осталось, кроме мягких девичьих коленок, нежных рук и тихой торжественной песни.
29 – 31 мая 2007 г.
