|
Смерть и рождение. Радость и горе.
Плюс бесконечность – бегущая в поле.
Рыба с шампанским. Нет, не идёт.
Рыба и пиво – вот натюрморт.
Миксером – прошлое с будущим – в пену.
Всё переменчиво. Всё неизменно.
Рыба с шампанским. Кончилось пиво.
Что ж – на «безрыбье» и это красиво.
Плюс бесконечность штампов – привычек,
Минус – на каждый – десять отмычек.
Дни по спирали – в круговорот.
Где же здесь выход?
Там же, где вход…
ОДИН, с поДВАльной тишиной
сольюсь, в меТРИческом расчёте.
ЧЕТверг, вновь вЫйдет за сРЕдой – шагая пятницей к субботе.
оПЯТЬ дождей густая ШЕрСТЬ,
С высот небес ударит о зЕМЬ.
Шиповник грусти будет цвесть,
ВОСлед душе, где боль и протЕМЬ.
оДЕВшись в мрамор, чтоб унЯТЬ
огни страстей, что сердце месят.
Я стану время доедать – бессонницей до цифры ДЕСЯТЬ.
Ночь жарит в небе жёлтый блин,
Расчёт был верен, я..... ОДИН.....
......и можно счёт вести с начала...
Я приглашу тебя на борт, речного аппарата и ручной работы скреплен он, как песенник стихами.
Взойди на палубу, но под ноги смотри, по трапу поднимаясь горделиво, украдкой все шаги считая.
Пока здесь пусто, но в том твоя вина, ты отвлекаешься на будни, стыдливо помня выходные, трутень,
Теперь смотри на небо, так… И вот гудок внезапно оглушает ухо. Ты помни о себе, и будешь трогать наши руки.
Колоколами борт увенчан, словно ряд соборов, скрипучие дощечки испещрены узором, ты учти.
И мачты парусами белыми снаряжены, причуды в причтах на полотнах слажены.
Потрогай лак свежайший на крепких брусьях, там все картины заколдованы, залиты слоем ветра и дождя.
Каюту скромную на взгляд твой приготовленный исследуй без причины спешки, и войди.
Ух, жарко здесь и тесно, как все столпились на тебя взглянуть, цени, и пригуби нектар, что сердце может прищемить,
Богов ты столько и представить не сумел бы, если б обладал тремя талантами своими.
У стенки прислонись, пока сомнения тебя поймали в сеть сознанья и помни все, что глаз твой принесет уму,
А я как юнга, провожающий героя, представлю панораму водного пространства корабля и подолью глоток, шепча.
Там, слева от тебя, индеец трубку топчет, он озлоблен на толпу, его вины здесь нет, он знает тропы под землей.
Чуть поодаль, на стены смотрит, в толстенной шубе северный олень, он может быть полезен в будущем твоем.
Тот, ближе всех к тебе, он в черной коже, в руках он куклу держит, не вздумай отнимать, он страхи знает.
А рядом с ним лохматый черный старец, с далеких берегов совершив полет, страж острова песчаного, и довольно тих.
Раскосый бледный с косами до плеч, мечей мудрец и тайных стихоформ хитрец, узором бережет, он может поделиться ими.
Похожий на него, с козой святой, и музыкант великий, и любит молоко мешать с молитвой, друг прошлых дней забытых.
В чалме, худой, но силен волей как огонь, кровь чтит, и летать порочен в сферах над бортами, аккуратней.
А дальше, загорелый и седой, знакомый гор и рек древнейших, изгнанник из толпы людской, крест прячет, и молчит.
Правее, лысый, в капюшоне, разгадку ищет весь свой век, и сундуки стеречь привык, держись ровнее с ним.
А у окна каюты, волосатый, с топором двуликим, исплавал всю земную гладь и не привык болтать без толку, помни.
Об остальных я расскажу попозже, хватит и того, кто здесь тебя заметит, право.
Пока послушаем их тему для собрания, и ты слегка вникай в таинственный осадок звуков,
Во тьме тонов ты ропот свой не замечай и действуй как прыгал в детстве чрез огонь в ночи.
…Хханнангалла бусточи…
…Ойриканка сонду байри…
…Румбало попорманта…
…Авлани горироно сериг…
…Си дзю лис тай го мино лина…
…Бамдумпла саричанндмабла бой…
…Хоришна истумазе шанкали…
…Уйори ланка суййеми гор дла…
Да, ночь в разгаре. Палуба, качаясь, настигнет скоро землю, и мы давно отплыли, гость мой, бледность не к лицу теперь.
И черные глаза на небе только звезды, не терпи, возьми вот эту трость, она твой поводырь в мерцании фантазий.
И вдруг, как тонок стал мой глаз и ум, отчаяние теперь в пустотах философских трат и горечь знания исчезла в водах,
Как молоко в устах, проникло в горло струйкой ледяной и тени стали полными в дыму признаний точных, и покои рыбьи.
Иду, скрипя, и осторожно наступая на следы-чешуйки, и радуясь внутри своей вселенной скользкой, все горит и пишет,
Присел на ящик, отдаленно брошенный, и пригляделся зорко, море дышит.
Материки смешались древними рисунками в пещерах, и маски танца диких людоедов с писаниями святыми вперемежку,
И горы, и ручьи пришли ко мне в полет, а музыка семи цветов объединила пальцы на руках, и рядом замурлыкал кот.
Вдруг цифры буквами раскрылись, а звук как лепесток запах и в волосы проник, лишая слышать гром из атмосферы,
Двуполый ангел хлеб делил среди ветвей колючих, и он дразнил веселой песней обезьянку, играя арфой голубой в руке.
Я незаметно подлетел к огромной раскаленной толщи, ее глаза искрили синеву, и веки мне велели опустить, прискорбно,
Когда затихла буря, токами плетя дороги из-под недр черных, открыл я очи, никого уж не было вокруг, мой друг…
Едва ли осмотревшись, стою я в лодке, посох деревянный все сжимая, вокруг река и леса полоса течет совместно, сладко,
Штурвал лежит от корабля большого на полу, и мягкий голос радостно мурлычет в ухо, кот!
Он здесь, со мною, не боится вод земных и лодки старой, глазеет и играет лапой, а арфа слышится, по сердцу стонет дивно,
И лист бумаги чистый для чернил раскрыт, как будто только что слетевший с неба…
- Мы не виделись с тобой сто тысяч лет. Но я слышу тебя всегда.
- Мы не увидимся с тобой сто тысяч лет. Но я знаю о тебе всегда.
В отличии от всех представителей семейства кошачьих Рыжая и Серый были привязаны не к дому, а друг к другу. И частенько, смеша остальных собратьев и сестёр вплоть до падения на спинку, разводили жирное молоко быта и унылого комфорта философской водой из хрустального графина. Графин был полон разговоров ни о чём и ни к чему (как казалось с точки зрения реальных реальностей и взрослых взрослостей).
Детство вернулось, не доиграв с ними в те годы, когда они были беззубыми, с ещё мягкими коготками и совсем беззаботными пушистыми одуванчиками с голубыми глазами.
И теперь их путешествия в страну льдов или вечного лета, их старательное карабканье по лестницам, ведущим в небо, и игра в прятки в ладошках Бога становились взрослым проживанием того, чего не случилось в тех, мармеладно-сметанных, годах.
- Мы не виделись с тобой сто тысяч лет. Но я слышу тебя всегда.
- Мы не увидимся с тобой сто тысяч лет. Но я знаю о тебе всегда.
Они не боялись воды, чем были похожи на больших кошек дикой природы. Они входили в реки, в которых текла вода забвения, и выходили из них на луга, где полынным запахом струились воспоминания. Они согревали огнём привязанности свои замерзшие души с осколками льда в сердце, и розы под их горячими ладошками расправляли свои прозрачные лепестки.
Иногда в своих долгих путешествиях они терялись в туманном ночном поле, в высокой и острой осоке болотистых мест, но пробегавший мимо деловитый и торопливый ёжик выводил их к домику, где кипел самовар на можжевеловых веточках. И устраивалось чаепитие из блюдечек. С мёдом. И с шоколадными пряниками. А утреннее бархатное улыбающееся солнце дарило им свои смешинки и звало после бессонной ночи найти тенистый уголок. Там можно было бы поджать лапки и подремать на прогретой траве подобно маленьким сфинксам с прищуренными глазами.
У них была своя тайна. Так думали все другие. А тайны никакой не было. Просто они были привязаны друг к другу. Тонкими нитями разлук, потерь, боли и обид, и прочными нитями обретенного счастья.
- Мы не виделись с тобой сто тысяч лет. Но я слышу тебя всегда.
- Мы не увидимся с тобой сто тысяч лет. Но я знаю о тебе всегда.
Солнце снисходительно посматривало на разморившихся сфинксов и прикрывалось облаком, чтобы набежавшие сны не обжигали душу Рыжей и Серого, а всего лишь утешали их и утишали застывшую боль в области сердца. День садился рядом с ними и укачивал их в своих золотистых и сильных руках.
Но вот уже вечер деловито торопится на встречу с ними и расталкивает их недовольным порывом ветра, и зовёт за собой в новые дороги, в новые судьбы, в новые розовые сады и в новое счастье. Пора. И поэтому они снова говорят друг другу:
- Мы не виделись с тобой сто тысяч лет. Но я слышу тебя всегда.
- Мы не увидимся с тобой сто тысяч лет. Но я знаю о тебе всегда.
Они улыбаются. Они счастливы. Они вместе. Даже тогда, когда наступают новые сто тысяч лет.
Благословенен этот мир:
В полоске утра – призрак счастья.
Я для тебя – поэт-кумир,
Меня ты просишь дна и власти
В безмерной тайной глубине
Небесных призрачных просторов.
И истина за все в вине
Пикантно скроенных укоров
Самой себе, самой себе…
Ну что ты, милая, страдаешь,
Клянешь, что сожжено в судьбе?
Или, печальная, не знаешь:
Мое все втуне о тебе.
Ведь я душой из страшной сечи,
Из битвы битв за небеса.
Другим – давно погасли свечи.
А мой огонь – твои глаза,
Что душу гложут обжигая.
И столько тайн в них,
Cтолько света… Знаю:
Я словом с ними сник.
Да как же быть мне без тоски,
Когда в одном с тобой я маюсь,
И будто пулей сквозь виски,
Пижонским безрассудством каюсь?
Да как же быть мне без вина,
Когда судьбу тобой лишь мерю,
Когда за мной одна вина:
В тебя без дна и верю, и не верю?
г.барину
целый день шлифуя локти шпоном
малайзийским made in Germany
продает он воздух незнакомым
рожь и пропасть шапочным
для них
баржами вагонами со склада
тромбов трещин опт и миокард
меряя масштабом до не надо
железнодорожность стен и карт
в развитой почти капитализм
херяет непрожитую жизнь
нет чтобы на лавочке у дома
рыбой добивал бы старый стол
пусть в авоське хек из гастронома
ждет пока разделают под сто
на троих в песочнице где внуки
пасочками лепят коммунизм
помня из узлов и шрамов руки
твердые как конченая жизнь
отведут нетвердою походкой
к бабушкам не излечившим водкой
пятыми-вторыми этажами
книксены да похоронок рой
ржу в решетках сны как кони ржали
первый белый красным был второй
бязь за балом за надым кагалом
в шпалах гимназическую блажь
нянька по-французски причитала
мял papa прадедовский палаш
все с того с n-надцатого года
отдохнула истинно природа
на коленях
разом до седьмого
до него который кликнет слово
и контракт захлопнет в ноутбук
от локтей вздохнет потертый бук
или ясень шпона made in…снова
продано за где-то что-нибудь
а ведь у него есть тоже внук…
он пока не знает где тунис
так же как отец капитализм
так же как про деда соцьялизм
так же как всем сразу коммунизьм
лодки с рейда к порту подались
через тузлу тужится баржа
до руана
рожь в ней или ржа
Как с лёгким присвистом вбирается обратно – Слюна иль поцелуй? – в полуоткрытый рот.
Артюр Рембо
Не улетай, мотылёк иноземный, заморский,
Сядь на плечо, на ладонь, на трепещущий куст,
Дай насмотреться, о чудо размером с напёрсток,
Я не видал столь пленительных зрелищ, клянусь!
Крылья сомкни воедино и с пристальным жаром
Нежно прильни хоботком к сердцевине цветка.
Дай насладиться мне звуком вбиранья нектара,
Сладостным звуком, как будто дрожащим слегка.
Глава 1.
Ирина Архиповна
Мне было лет 14, и я еще не понимала, а может быть, и не хотела понимать, что в жизни существуют отклонения от норм как нетрадиционная ориентация. Поэтому к моей первой любви я относилась без страсти. Мне просто нужно было видеть её почаще. Английский я не знаю до сих пор, но я не пропускала ни одного урока. Ирина Архиповна. Ей было около 25, красивая, с гордой осанкой и какой-то надменной походкой. Ей было всё равно до учеников и кажется, она работала в школе только из – за того чтоб как-то существовать, потому что она жила тоже в школе, на первом этаже. Вход был с торца здания, и там жили учителя из деревень, которым было не по карману нормальное жильё. Одноклассники не понимали, почему я гуляю только в школьной ограде, часто сижу на заборе напротив её окон и веду себя чрезмерно активно в её присутствии. Она же ничего этого не замечала, или просто делала вид, что не замечает. Хотя сложно было не заметить щелканье фотоаппаратом и мои фокусы с мячом у неё перед носом. Впрочем, моё ей увлечение прошло довольно быстро, как только она ушла в декрет. Школу я закончила и больше её не видела.
Глава 2.
Марина
Даже влюбившись во второй раз, я так и не понимала что мои увлечения женским полом это ненормально. Об этом никто не знал да и откровенничать с кем-то на эти темы, у меня не было желания. Зима после окончания школы выдалась на редкость холодная, и я заболела воспалением легких. Меня госпитализировали. Марина, санитарка, 29 лет. Я помню, как я впервые увидела её. Кровать моя стояла около стеклянной двери со шторками. И в одно солнечное зимнее утро я услышала диалог между мужчиной пациентом и девушкой: «Моешь да?» «Нет развлекаюсь! Натоптали тут, а мне убирай» «Я, что ли натоптал?» «Ну а нет, я!» Осторожно отодвинув белоснежную шторку, чтоб посмотреть на того, кто так насмешил меня подобными речами, я увидела её. Она напоминала одну актрису, которая мне очень нравилась тогда. И я опять погрязла. По ночам с температурой я сидела с ней на постах в её смену, помогала ей мыть стены и полы, и жутко бесилась, когда она сидела в компаниях с мужчинами и курила. Она была дрянью, но узнавать её как человека я просто не хотела, мы просто дружили с ней как дружат от нечего делать. Её уволили, а меня выписали. Мы даже не попрощались. Я думала о ней ровно год. А потом уже училась в Колледже на дизайнера.
Глава 3.
Ася
В колледже судьба свела меня с Асей. Поначалу, я её терпеть не могла, маленькая, рыжая и кудрявая с большущими карими глазами и греческим носом, который её совсем не портил. Почему я все-таки влюбилась? Да потому что она постоянно пялилась на меня. Тогда-то я и задумалась об ответных чувствах, тогда-то меня и стали посещать мысли об однополой любви. Конечно, я знала об её существовании, но примерять к себе я как-то не решалась подсознательно. С Асей мы сдружились почти сразу, как только я почувствовала влечение к ней. Все-таки я умею располагать людей. Я дико ревновала её к нашим общим подругам, ревновала дико и беспочвенно. Мы даже целовались с ней, такой девчачий чмок, как это делают закадычные подруги при встречах и расставаниях. Это был большой шаг с моей стороны, так как прежде с девчонками у меня не было таких отношений. Сейчас я с уверенностью могу заявить, что она тоже была влюблена в меня. Иначе что значили постоянно открытые журналы со статьями о лесбиянках, двусмысленные намеки, и прогулки за ручку. Но она боялась. Однажды я приглашала её ночевать к себе, уже с мыслями о том, чтоб как-то попробовать поцеловать. Она не согласилась. Она боялась. Возраст, неопытность, страх перед собственной ненормальностью.
Я бесилась, меня бесил её страх. И я «влюбилась» в мужчину, учителя. Влюбилась напоказ, напоказ всей группе и в частности ей. Теперь бесилась она. А мне было всё равно. Всё-таки самовнушение сильная вещь. Учителя я довела, он уволился, а чувства остались. Не знаю к кому эти чувства были, к Асе, к учителю или существовали сами по себе в моём сердце, но чтоб я существовала без «кумира», я себе и представить не могла. Мне нужен был объект, объект для наблюдения, объект для выражения моей само по себе существующей любви. Мне нужно было её воплощать в ком-то. Это было как болезнь, и уже доходило до того, что я искала глазами в кого бы мне влюбиться. Искала того, кого бы я могла любить, ни на что не надеясь. Искала себе кумира.
Глава 4.
Нина Георгиевна
И нашла. Как ни странно из тех же учителей. Второй год обучения. Раньше Нина Георгиевна у нас не вела. А тут пришла и сразу наставила всем троек. Высокая надменная стерва, как выяснилось позже, это было всего лишь маской. Ёе прозвали Стервелла. Её боялась вся группа, и, наверное, больше всех её боялась я. Но она попала мне на глаза именно тогда, когда я искала себе объект. Я помню ту тройку, из-за которой я подошла к ней, чтоб получить объяснения по поводу чересчур низкой оценки. Я собиралась очень долго, было очень страшно, из рук в столовой даже выпадывал бутерброд. Но мой бунтарский дух победил, и я подошла. Как ни странно не было, ни криков, ни слов что решения учителей не обсуждаются. Она объяснила всё довольно мягко и по-доброму. Мы стояли так близко, что кода по завершению я посмотрела ей в глаза, то увидела, что они не просто голубые, а с сиреневыми прожилками и добрыми лучистыми искорками. Она была самой долгой моей любовью, и даже разница в 18 лет меня не останавливала. Мне было 19, ей 37.
Я любила её бескорыстной чистой любовью как животные любят того, кто их приручил. Я хотела стать бездомным котенком, которого бы она нашла в подъезде и взяла себе. Мурлыкав, засыпать у неё на груди, и на коврике у двери ждать прихода с работы. Эта телячья нежность прошла тогда, когда я сообразила, что тогда бы была нереальна интимная близость. И отмела все мысли о котенке. Стала думать о «завоевании крепости», Боже, как так можно было заблуждаться. Но любовь застилала мне глаза на реальность.
Однажды ночью мне пришла в голову бредовая идея подарить ей розу на 8 марта, но этот праздник ожидался не скоро, поэтому я поспешила выяснить, когда у неё день рождения. И оказалось, скоро. Наверное, месяц я вынашивала план о розе и копила на неё деньги. И вот, наконец, настал долгожданный день и роза, шикарная красная роза сорта «Черная магия», была преподнесена. Она меня поцеловала, в уголок губ. Не молниеносно, а протяжно. Отчего стало горячо в животе, и закружилась голова. Этот день был самым счастливым как для меня, так и для неё. Потому, что никто кроме меня, так её не поздравил. Сказывалась её маска стервы в обществе, но я открыла её. И еще неизвестно кто кого приручил тогда.
На 8 марта были подарены конфеты и открытка со стихами собственного сочинения. А у меня начался период схождения с ума: на переменах я сидела в коридорах, чтоб не пропустить где и когда она пройдет, узнала все о ней, адрес, телефон. Она жила вдвоем с мамой, замужем не была. Была вся за завесой тайн, которую она сама на себя опустила.
Я старалась приблизиться к ней как можно ближе, как будто случайно оказываясь в тех местах, что и она. Разговоры стали частыми, но ни о чем. Однажды я подарила ей половинку серебряного сердечка, а половинку у себя оставила. Такая романтичная глупость… Приближалось окончание учебы. На носу была дипломная работа, а я о ней совсем не думала, не уме была лишь моя Нина Георгиевна. Учеба была всего лишь фоном моей личной жизни. И поводом её видеть.
Но вот последний звонок, защита дипломной работы, выпускной. Точка.
На выпускном я подарила ей огромного бело-розового зайца. Она спросила, – это я? Нет, это зайчик,- искренне удивилась я. А она дала мне свой телефон со словами «Знаешь, нельзя возводить людей в кумиров. Позвони мне, мы встретимся и поговорим об этом».
И я позвонила. Позвонила, дрожащими руками набрав её номер. И дрожащим голосом согласилась с ней встретиться. Мы встретились на нейтральной территории. В кафе. Пили пиво и говорили обо всём: о погоде, о работе, об учебе, обо всем, только не о нас.
Мы стали созваниваться. Я работала в местном Дизайнерском клубе свободным художником. Бесплатно. Вязала себе серые шарфики. Пребывала в постоянной депрессии и жила от звонка да звонка ей. Раз в неделю по воскресениям. Так прошло пол года. Пока однажды судьба не подарила мне встречу с таким же свободным художником, что и я. Точнее художницей. Ника. Взбалмошная, и несколько дикая. Человек, который появляется на один день и полностью меняет жизнь. Она пришла ко мне на работу. Увидев мои серые шарфики, она потребовала объяснений моей депрессии сказав, что она хоть и не практикующий, но психолог. Я подумала, почему бы и нет, и решила ей довериться, как доверяются пассажиру едущему с тобой в одном купе, зная, что никогда его больше не увидишь. Она оказалась будто вторым я, моим подсознанием, подтолкнув к тому, что я сама хотела сделать и не решалась. Она сказала всего одну фразу: «Лучше сделать неверный шаг, чем топтаться на месте». Началась новая жизнь, со следующего дня, когда я пошла к ней и всё рассказала. Это был шок. Она нервно смеялась и не верила мне, говорила про нашу разницу в возрасте и про всё остальное. Я ушла. Она сказала мне звонить. Но я сказала, что не буду. Ушла.
Прошло еще полгода. Я восстанавливалась. Разлука навсегда была для меня легче, чем ожидание воскресений, чтоб позвонить. Это было так нелепо. Я не звонила. Жизнь протекала в том же свободном художестве. Денег не было, любви тоже. Но я позвонила. На новый год. Поздравила. Она сказала «Не звони мне ради Бога, я не хочу с тобой общаться». Еще одна точка. Окончательная.
Глава 5.
Яна
Утром первого января я решила кардинально поменять свою жизнь. Ушла из художников. Стала продавцом. Сидела целыми днями за компьютером. В ICQ. Там я познакомилась с Яной. Мне было трудно влюбиться заново. Но как то получилось само собой. Причем как-то по-новому. Я влюбилась, не видя её. Потому что очень быстро мы выяснили всё, затронув общую тему. Но я так и не знала такая она или нет. Диалоги были расплывчаты. Мы общались месяца два, пока не решились познакомиться в реале. Это оказалась девочка – мальчик. Мы попили пива, и она сказала, чтоб я выкинула из головы мысли об однополой любви, и что это чушь. Однако после встречи она стала чаще мне звонить и чаще звать гулять по ночному городу. И однажды она мне сказала: «Ты мне очень нравишься, но есть одна проблема. У меня есть жена». Мы разговорились на эту тему. Бродили по городу. Летняя ночь. Сиреневые и зеленые огни. Тогда был наш первый поцелуй. Первый и последний.
Она оказалась такой же. Мы продолжали общаться. Но отношений не предвиделось. Она не могла оставить «жену». Друзья.
Глава 6.
Диана
Диана работала в соседнем магазине. Разговорились. Оказалось она жила с девушкой Юлей два года. Интересы расширялись. Она говорила о Юле, я говорила о Нине Георгиевне. Она была одна, я тогда была еще с Яной, Яна была со своей «женой».
Почему бы и нет. Тем более первый раз инициатором была не я. Мне пришла СМС от неё: «Хочу девушку, и это не Юля». Я догадалась, что это была я. Мы встретились. Начался роман. Лето. Поцелуи под платком на пляже. Она стала моей первой девушкой в постели. Но страсти у меня не было, может быть потому, что мне не пришлось её завоевывать, может быть потому, что у нас так всё быстро получилось. Не было страданий. Страдания много значат. Страданий не было у меня. У неё были. Тогда, когда я внезапно уходила гулять с Яной, тогда когда я привыкла к ней, и мне стало неинтересно. Она была странной, меня иногда пугали её выходки, а её мои. Она верила в инопланетян, а я смеялась над этим. Мы даже из-за них ссорились. (Бедные инопланетяне даже и не подозревают, что из-за них на земле ссорились две лесбиянки). Она была очень заботливой, до такой степени, что меня это злило. Она меня любила.
Глава 7.
Даша
А я тем влюбилась в Дашу. Коллегу по работе и подругу. По началу это был физиология чистой воды. Я смотрела на её округлые формы. И хотела её безумно.
И поцеловала ее, на какой то вечеринке, чтоб потом в случае провала замысла свалить всё на выпитое спиртное. Утром следующего дня я бросила Диану. В отношениях с Дашей появилось напряжение. Мучилась пару месяцев, тем более что нашу рабочую точку закрыли и нас расформировали на разные места. Я её практически не видела, что было ещё хуже. Через пару месяцев я сказала ей, что она мне нравится. Она пожала плечами, и сказала, что тогда, когда я поцеловала её, она испугалась того, что потеряла подругу. И что ей не понять такие отношения. Я сказала, что не так всё плохо, и что подругу она не потеряет. Я пообещала её справиться с этими ненужными никому чувствами. Я честно старалась. Старалась целый год, и у меня получилось. Мы не расставались, стали лучшими подругами. Но всё же я дико горела ревностью тогда, когда она рассказывала мне про мужчин, брала её за руку на прогулках, обнимала при любой возможности. Перегорела.
Глава 8
Нателла
Нас познакомила Яна, сказав, что мне нужна хорошая тетка, раз уж она меня не смогла сберечь. Нателла была старше меня на 7 лет. Разница сказывалась. Мы во многом не могли сойтись. Но мне было с ней хорошо. Мне нравилось за ней наблюдать. Я и не заметила, как влюбилась. Влюбилась по доброму, честно. Она очень любила себя. А я очень любила её. Она не интересовалась мной как человеком. Она постоянно исчезала куда-то, и я мучалась о неизвестности. Отношения были очень шаткие. Любой ветерок и всё бы рухнуло. Я боялась её потерять. Я держала наши отношения на ладони как хрупкий стеклянный домик. Никаких откровений. Только секс.
Все решилось вместе с наступившим новым годом. За неделю до него она окончательно исчезла. На мои СМС «Что случилось?» она отвечала, что это только её проблемы и меня они не касаются. Было обидно, и я не лезла. Наступила новогодняя ночь. Тата даже не поздравила меня. А я её через два дня. Всё тем же СМС. Ответ пришел тоже через два дня. С радостным отчетом о том, как здорово она провела новый год в горах. Тогда я точно для себя всё решила. Меня не устраивали ни отношения, ни обращение со мной. Но! Эта незавершенность выматывала меня и спустя еще неделю я отправила очередное СМС с содержанием, о котором я не думала долго. Всё получилось спонтанно с приходом одного из приступа жалости к себе. – «Я все глаза о тебе выплакала. Болею тобой. Отпусти меня, я больше не могу. Не отвечай на это СМС. Прощай. Прости. Я не знаю в чем моя ошибка».
Она думала подольше. Всё те же пресловутые два дня. – «Звезда моя, если бы ты могла в чем-то ошибиться. Когда-нибудь искренне буду завидовать, что ты не моя женщина. Прости что я так. И все же мы можем иногда общаться, если тебе не будет трудно. Обнимаю».
Я ничего не ответила. Мне просто нечего было отвечать на подобное. Трудно.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...980... ...990... ...1000... ...1010... ...1020... 1025 1026 1027 1028 1029 1030 1031 1032 1033 1034 1035 ...1040... ...1050... ...1060... ...1070... ...1080... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|