|
|
Задумчивость – докучная подруга –
морщинками на девичьем челе.
И ароматом розы ниоткуда
круженье снов о будущей беде.
Прости. Пойми – не для меня
Твоих домов убранство.
Я не могу прожить ни дня
Без ветра и пространства.
Я до безумия люблю
Бескрайнюю дорогу,
И каждой клеточкой стремлюсь
Поближе к Солнцу, к Богу.
Люблю, когда звенят сердца
В галопе, мозг пьянящем,
И глаз гнедого жеребца,
И влажный, и косящий…
Ты – как старик, я – молода.
Тебя гнетут морщины,
А я влюбляюсь в холода,
В ущелья и вершины,
И в пух лебяжий облаков,
И в камни вековые,
В собачий лай и вой волков,
И в губы молодые...
Я, как никто, к свободе рвусь
До боли в сердце, в жилах.
Ты болен?.. Знаешь, это грусть.
Я вылечить не в силах.
Хватаюсь за любую нить,
Что уведёт от фальши.
Тебе придётся отпустить
Меня. Прощай, пропащий!..
...А звёзды плетут хороводы
В своём безвоздушном плену...
Там юноша звероподобный
Пасёт кобылицу Луну.
Мальчишка, похожий на зверя,
Одетый лишь в лунный загар,
И Солнце встречающий, щерясь,
Он мглу принимает как дар.
Он был человеком когда-то,
Теперь от Земли далеко...
И Гончие псы как щенята
Целуют ладони его.
Зверёныш, невидимый зритель
Изящных полётов комет,
Он маленький телохранитель
Всех спутников, звёзд и планет.
Порой он пугается звука
Движенья вселенских часов,
Следит, как Любовь и Разлука
Воюют на чашах Весов.
Рычит глубоко и утробно,
На Землю не смотрит почти,
А если и глянет, то злобно,
Сужая кошачьи зрачки...
Всё вспомнить пытается тщетно,
Какой Вероника была,
А волосы гребнем бесцветным
Ласкает и путает мгла...
Волосы Вероники – созвездие.
Гойя оглох. Он услышал тот мир
Где небожитель, а ниже сатир.
Тернии знаний усеют кровать,
Как же грешно у святых воровать.
Варварским взглядом касаясь теней,
Где проплывает в молчанье Эней,
Где бессловесно гремит Божий глас.
Слышишь! И слух в этом мире угас.
Тайное знание просит расплаты
И монограммы всё вяжут утраты.
Только в эстампах тот знающий взгляд
Ты нам оставил на брошенный ад.
Гойя – огонь оголяет чело,
Взгляд раскаленный, в руках помело,
Птицеголовый всё шепчет на ушко,
Гарпия милой девицы подружка,
Виды, видения тайное с явным.
Церковь подвержена гнили и язвам.
Гойя – он слышит дыхание ночи
Знания больше, а жизнь всё короче.
Может спасение в теле прекрасном?
Но и вино наливают напрасно.
Маха вся светится дальше же мрак,
Автопортрет, а лице тайный знак.
Знания много и много печали.
Встречи, вечери с Другими ночами.
.
* * *
"...Что же ты на пороге застыл,
На косяк опираясь предплечьем?.."
Елена Кепплин (Lenn) http://arifis.ru/work.php?topic=6&subtopic=21&action=view&id=5200&topic=1
...И когда подошла к тебе близко я,
От тебя ждать намека устав, -
Ты затряс мою руку неистово
Так, что хрустнул запястный сустав.
Не хотела грубить тебе – гостю! -
Но должна я... сказать тебе... Стоп! -
Слишком быстро берцовою костью
Ты нащупал мой... голеностоп...
В сердце целишь: подарочки... серьги...
Но пока, всё ж – на лавке присев –
Жди в предбаннике, то есть в предсердье –
Все самцы здесь проходят отсев.
«Впрямь, забыться в семейной – с ним – заводи? -
Упакован вполне мужичок...
Во дворе не «Ока» всё ж, а «Ауди»...» –
Заработал вовсю мозжечок.
Эх, вы, юноши-мальчики-хлопчики!..
Ну, иди же ко мне, не дрожи...
Ну, смелей!.. Разомнем наши копчики...
На ключицу мне кисть положи...
.
Катунь, расшатывая камни,
парит на небесах... Куда мне
взлететь сквозь тучи за луной!
А туча брызгает слюной –
взахлёб, мучительно и слёзно
раскашлялась туберкулёзно,
и там, за дальнею горой,
она погибнет как герой.
Никто не всплачет (и не надо!):
«Невосполни-и-имая утра-а-ата...»
Промокший до костей Чемал
под утро тихо задремал.
Луны не видно ни огрызка...
А воздух тянется ириской,
и поседелая, как лунь,
играет в камушки Катунь.
.
* * *
Это НЕ пародия.
Я восстанавливаю этот текст, т.к. думаю, что "синдром Христо"
на страницах нашего журнала цветет пышным цветом...
"Прочитав «Гексадецимы» «Зиновия Вайнрипа» * , я сразу вспомнил
своего давнего товарища, Волика Г., который обладал даром – с умным
глубокомысленным видом изрекать «истины» совершенно низкопробные,
вплоть до полного бреда, но «подавал» он их так, что все вокруг замирали
в восторге и долго думали над «скрытыми смыслами» явленной им мудрости.
Например, когда ему надо было «расколоть на пузырь» одного нашего же,
чувствительного на философские сентенции, товарища по имени Христо,
он подходил к нему, клал руку ему на плечо, смотрел ему долго в глаза,
и сдержанно, по-мужски, говорил что-нибудь, вроде: «Христо! Я хочу,
чтобы ты знал: пока я здесь – ты можешь спать с открытыми глазами!».
«Волик!..» – растрогано отвечал Христо, и, не находя нужных для выражения
признательности и благодарности слов, бежал за «пузырем»..."
________
* "Зиновий Вайнрип – он же Олег Борушко, licophag, Сергеев,
Рустам, Шалва Биринашвили, GuntherStolz и т.д., и т.п. ...)
ПОСТГЕКСАДЕЦИНИЗМЫ
Набор-то – прост и незатейлив:
Ночь... Отражаемость зеркал...
Изгнанье... к дому путь затерян...
И – времени стальной оскал...
Щепоть тоски ("печали", "боли")...
Упреки смутные – во тьму –
В недополученной любови...
Про долг (без «сколько» и «кому»)...
Вдруг бренностью обеспокоиться:
Мол, всё невечно под луной...
Порог... и что-то за околицей...
Хрустальны своды... мир иной...
Дорога к храму позабытая
("гордыня", "ложь")... сам Божий храм... –
Сгодится всё – врата избитые, –
Весь – пыльных атрибутов – хлам...
МузЫка, свыше исходящая...
Ночь, тишь, и прочая «вода»...
И звезды дальние, манящие
Куда-то (лучше – в никуда)...
И зов (понятно чей) неведомый,
И зуд (волнение) в груди,
Путь (непременно!) заповеданный
И голос (ясно чей):"Иди!"...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...И – всё!.. И ты паришь над бытом,
И слезы девичьи текут
В горшки, в кастрюли, и в корыта, –
И лавка винная открыта,
И добрый Христо – тут как тут!..
.
на произведение Гексадецимы / «Зиновий Вайнрип»
I.
Пусть мы с тобой живем в изгнании,
Забыв дорогу в Божий храм,
Пусть мы горды в своем незнании,
И мир иллюзий дорог нам,
Пусть мы живем, как отражение
Глубокомысленных зеркал,
И нам в замедленном движении
Не увидать стальной оскал
Нас отвергающего времени,
Нас отрицающей любви.
Когда прощаемся не с теми мы,
Солгать себе же норовим.
И кто потом о ком печалится,
И кто встречается потом?
И неслучайное случается,
И лишь случайно мы живем.
II.
Права, наверное, пословица,
Что все не вечно под луной,
Но мир иной, порой, откроется
И породнится вдруг со мной.
В ночи за сводами хрустальными
Стоят открытые врата,
И у порога звезды дальние
Зачем-то манят в никуда.
Вдали, как будто за околицей,
Уже иная жизнь видна,
И странной музыкою полнится
Вокруг ночная тишина.
И я, подвластный зову этому,
Уняв волнение в груди,
Увижу путь свой заповеданный,
И эхо множится: Иди!
.
* * *
Перрон, прощание, вагон,
Дыхание разлуки,
И – "с глаз долой – из сердца вон",
А ты сжимаешь руки
Мои,
минут последних ход
Растянут до беспутства,
Вокруг носильщики, народ,
Галдёж,
а в сердце пусто.
Уже гоняет проводник
Всех тех, кто без билетов,
И чей-то плач, и чей-то крик
Там у вокзала где-то,
Ты вышел, встал перед окном,
К стеклу прижался носом,
А я к нему припала ртом,
В руках сжимая розы.
Свисток, гудок,
Умолкни, грусть!
Вы скажете – банально,
И я, конечно, соглашусь.
Отходит поезд дальний…
всего 15 грамм
как перышко
как солнечный нескромный зайчик
как вдох и выдох
как улыбка на прощанье
как взгляд уже в полоборота
как застывающая кромка льда
на полынье
в которой птица бьётся
всего 15 грамм
тихонько напевающая что-то
из детства убежавшая душа
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...980... ...990... ...1000... ...1010... 1017 1018 1019 1020 1021 1022 1023 1024 1025 1026 1027 ...1030... ...1040... ...1050... ...1060... ...1070... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|