1.
Знает маленькая Поля -
Есть река с названьем...
2.
Знаешь, что скажу я, Ром -
Есть и Рим, но есть и...
3.
Видел мой товарищ Рома
Австралийский город
4.
Есть секрет один у Тайки -
Ей известен город...
5.
Убеждаю съездить Таю
Я на Яву, в город....
6.
Завтра утром друг мой Тим
Уезжает в город...
7.
Конечно, знает наша Тина
Что где-то есть речушка...
8.
Сообщил Володя Томе -
Есть чилийский город...
9.
Рассказал Ванюша Тоне
О реке японской...
10.
Ездил друг мой лучший Фим
Во французский город...
20.04.10
* * *
За окном шикует осень,
А внутри сплошной контраст,
Таракан коньки отбросил,
Скоро кактус дуба даст.
Что за кухня без хозяйки?
Крокодилу нужен тыл.
Гена ищет бабу, зайку,
Чтоб порядок в доме был.
Стол обильный, пусть не пышный,
Интерьер, ему под стать,
С крокодилицей не вышло -
Норовила всё сожрать.
Не алкаш, не шизик вроде,
Не пропащий идиот...
Чебурашка в гости ходит,
На халяву водку пьёт.
Он смешной такой, упругий,
Носом арии свистит,
Набивается в подруги,
Говорит, что трансвестит.
Строит глазки, лезет в душу
Лопоухий дурачок.
Завязать узлом бы уши
И повесить на крючок.
Осталось к ночи ностальжи
Всего на треть бокала,
Хотя и сладковат слегка
Массандровский мускат.
И если прожитая жизнь
Раскрутится сначала,
Я буду знать наверняка,
Где мне тебя искать.
* * *
Мне Божий дар с годами стал обузой,
Пишу сто лет, а толку ни шиша!
Я – бедный лох? Ответь мне честно, муза?
Шумит в ушах, как ветер в камышах.
Стихи пытался бросить, увязая,
Неделями держал себя в узде,
Но вдруг срывался с места, как борзая,
И вновь взахлёб писал стихи везде.
Любимая, бесплатная работа,
Удел, вполне никчёмный, на износ!..
Строчу ночами, как из пулемёта,
А на фига? – Вот Гамлета вопрос!
Воззванья сверху ожидал, призыва,
Вот-вот – и распахнутся небеса,
И кто-то в белом, властный и красивый,
Моим стихам проголосует "За!"
Народ вокруг поймёт, что я не пешка,
Сплетут венок лавровый для меня…
Но даже старый друг молчит с усмешкой,
А все вокруг галдят: "Что за фигня?!"
* * *
Потомок древних королев,
Исчадье тайной страсти пылкой,
Укроп уверен, что он лев,
Амфетамин запив горилкой.
И в бой идёт, как на парад,
За жизнь свою не беспокоясь,
Ему сам чёрт теперь не брат -
Он Сатану заткнул за пояс.
Хохлу незнамо сколько лет,
Он пережил все катаклизмы
И зарождение планет…
По Аврааму правил тризну,
И подгонял Христу осла,
С Небес спускался белой птицей,
Его победам несть числа,
Он – крестоносный светлый рыцарь…
Всегдашней жаждою томим,
Сроднился на́смерть с новой ролью.
Бурлит в крови́ амфетамин,
И чернозём сочится кро́вью.
* * *
Пытался снова Библию читать,
Проникнуться хотел слепым умишком
И убедился – я ей не под стать,
Мне то ли рано, то ли поздно слишком.
Быть может, ангел скоро навестит,
И, наконец, прольётся свет на тайны…
Несёт пургу грудастый трансвестит
На странной мове голосом фатальным.
Пожалуй, был бы натуральней лось,
Чем эта тварь, нелепая, как куча,
Повсюду бесы – вот ведь развелось!
А от святой воды их только пучит.
А мы возьмём и праздник сочиним,
Столы накроем и споём, и спляшем,
Взорвали что-то? – Да и хрен бы с ним!
Отстроим лучше прежнего и краше.
А время между тем себе течёт,
Вполне отпета роль моя немая,
И ясно отдаю себе отчёт,
Что ничего почти не понимаю.
* * *
Я проснулся рано утром бодрым
И поставил старенький винил.
Обещал вчера синоптик вёдро,
А потом вдруг взял и отменил.
Дождь гуляет весело, прохладно.
Надоела томная жара!
За грибами собираться надо -
Им сейчас как раз пришла пора.
В телеке к мосту прорвались гады,
Девочку хотел украсть бандит,
И опять: ланцеты, леопарды
И Зеленский нос свой теребит.
В общем, как обычно, хрень на хрени,
Ни уму, ни сердцу тошный бред,
Тут бы разгуляться Мельпомене,
Да писать совсем желанья нет.
По грибы охота, на рыбалку,
С внуками сразиться в домино...
Тратить жизнь на повторенья жалко -
Всё до нас написано давно!
Река во власти серых декораций,
Ей далеко до белой краски льдин.
И нам нельзя друг к другу не прижаться,
Когда дожди. А зонт всего один.
Уже начало осени. Осадки.
И не понять: где небо, где Нева.
Мы говорим с тобою… Без оглядки
На слишком откровенные слова.
* * *
Закончилась дебютная сумятица,
Идут по плану танки, корабли...
Война в пейзаж осенний скоро вкатится,
Осваивая новые рубли.
И, пусть трясут эфир отчёты лживые,
Ещё год-два – и кончатся хохлы,
Пойдёт поляк и прочие служивые,
Балдея от пиндосской похвалы.
Прибалтов плющит мания величия,
Решили взять нахрапом наглым нас,
Отброшены притворство и приличия,
Когда хозяин громко крикнул: "Фас!"
Их встретит Русь Кинжалами и Градами -
Не дрогнет дальше русская рука.
До края вспахан чернозём снарядами
И трупами удобрен в два штыка.
В соавторстве с Арсением Платтом
* * *
У времени хватило подлости
Загнать меня в квартирный скит,
А седина финалом повести
Обезобразила виски.
Вгоняют в сплин виски белёсые? -
Подкрась, ведь грош тому цена.
Мы после литра все философы,
Гноби́ть горазды времена.
Стоит затишье в тихой заводи,
Ничто не поколеблет гладь...
А яйца я покрашу загодя,
Не стану Пасху ожидать.
Я подхожу к холстам с опаскою,
Смотрю с тревогой на мазки:
А что скрывается за красками?..
И мысли бренные низки.
Боюсь, однако, что не выстою
На перепутье двух дорог...
Взлетают мысли в небо чистое
И упираются в порок.
Светло мечтать в деньки весенние,
Когда плывёт по речке лёд,
Но чистота благих намерений
Нас в преисподнюю ведёт.
Там врать не станем, тем не менее.
В жаровне той не нужен грим...
Начнём оттуда восхождение
И все былое повторим.
Уже не тянет прыгать через лужи,
Почти непроходима трын-трава.
И тишину я научился слушать,
Когда бывают лишними слова.
Рукой подать осталось до вокзала,
Летят секунды, годы торопя…
Но то, что ты мне так и не сказала,
Я все-таки услышал от тебя!
Вышел ёжик
Из тумана,
Вынул ножик
Из кармана.
* * *
В густом тумане водятся ежи,
Колючие проныры-следопыты,
И лошади, охочие до ржи -
От них недолго получить копытом.
Царит абсурд махровый в тех местах,
И филины пугают до икоты,
И не успеешь досчитать до ста,
Попав в туман, как позабудешь, кто ты!
Оставлены вчерашние дела,
За водкою сидишь в сыром вигваме,
Реальность расслоилась, поплыла,
И, капая, расходится кругами.
Плетёшь из рифм затёртых кружева,
Несётся время тихой сапой мимо...
Но в белой глубине мечта жива -
Тоска по звёздам не преодолима!
Самую глубокую и запоминающуюся рецензию на мои стихи дал Глеб Горбовский, с которым мне повезло пообщаться за столом.
И рецензия эта стала путевкой в мою поэтическую жизнь.
Глеб Яковлевич, будучи уже во хмелю, позволил мне показать ему свой творческий потенциал.
И я прочел юношеский опус, радуясь тому, что не очень-то надоем мэтру длиной повествования.
Неразборчив ночи почерк,
Велика́ бредовость фраз.
Пишет ночь, гримасу скорчив,
Темный жизненный рассказ.
День собою озабочен,
К мрачной прозе свет суров...
Дав себе до новой ночи
Отпущение грехов.
И Горбовский сказал, как отрезал:
“Пишешь ты, конечно, фуйню! Но не фуево…”
Лаконично, афористично выдал. И, надеюсь, по делу.
Спасибо, Глеб Яковлевич!
Низкий вам поклон и неизменное уважение!
Ощущение настойчиво таранит:
Скоро выйду на финальную прямую.
Понимаю, что черта́ не за горами,
Но неясно мне, зачем и почему я.
Хорошо, когда на это нет ответа.
Можно, словом поиграв, себя утешить.
Мол, закат лишь предвкушение рассвета…
Аргументы у схоластики всё те же.
Но в пространстве зазеркальном, я надеюсь,
Получу заветный ключ от тайной двери.
А за ней метаморфоза в Хомо Деус,
Там уже неотличимы “знать” и “верить”.
А до этого продолжу бить баклуши...
Вечер свой я проведу легко и праздно.
Не спеша сооружу прощальный ужин
И вином его украшу темно-красным.
Люблю тебя, а как бы не любил,
я без тебя не долго бы люфтил,
рассыпался бы нахрен на запчасти.
Быть иль не быть – я не был или был?
Тем, что разрушил, что я укрепил?
Вот формула счастливого несчастья!
В тебя я льюсь расплавленной душой,
но лишь стишок -твой профит небольшой.
Не любят Дарвина поэты!
А почему? А потому,
Что теоретик тот с приветом,
Мошенник, врун и баламут.
Поэты истину отыщут
Без посторонней мелюзги.
У них большущие умищи
И обалденные мозги.
Но не хватает даже мата,
Чтоб навсегда закрыть вопрос.
Поэт не может быть приматом,
Он в белом венчике из роз!
У Дарвина в толстущей книжке
Одна нелепая фигня.
Поэтам жалкие мартышки
Определенно не родня!
Стоит чудак на пьедестале,
Как будто он умнее всех…
Его поэты не читали,
Но осуждают. Ибо нех!
Сугробы дремлют тучные,
под снегом ветка хрустнула,
припомнитесь по случаю
в мою минуту грустную.
Ещё декада минула,
луна уже в три четверти,
зима – пора унылая
холодным длинным вечером.
Глаза закроешь – прошлое
шумит в душе вокзалами,
осталось – всё хорошее
и слово запоздалое.
С печалью справлюсь, с бедами,
и лёд на речке тронется...
но я ещё не ведаю,
что вы – моя бессонница.
Валерий Мазманян
