Не ждать твоих звонков, но жить надеждой,
Слегка грустить, печалиться слегка,
Писать стихи, стать мудрецом, невеждой,
Спокойным, словно горная река,
Стать рубищем, пурпурною одеждой,
Колючкою верблюжьей средь песка.
Стать веткою ольхи, пылинкой, светом
Далёких звёзд. Пасть капелькой дождя
В твои ладошки. Жёлтым пыльным летом
Шмелём натружено гудя,
К тебе лететь. Уснуть перед рассветом,
Но прежде, чем в беспамятство уйдя,
Стать жертвой неприличный сновидений,
Увидеть свет, увидеть в нём тебя,
И там, в тиши случайных совпадений,
До колик, до отчаянья любя,
Уткнуться лбом в округлые колени
И замереть, рассудок свой губя.
В зелёном море солью раствориться,
Забыть значенья слов, звучанье фраз,
Стать камнем, вольным ветром, райской птицей,
В любви признаться в двадцать первый раз,
Шутом гороховым по лестнице скатиться
Услышав равнодушный твой отказ…
Сугробов надуло ветрами до крыш.
В замерзшем пруду спит лягушка-царевна.
Здесь нет благодати да глади, но тишь
И глушь здесь такие, что страшно...Деревня.
Пылятся в чулане хомут и узда:
Каурка издохла, заглох колоколец.
Лишь торит тропинку в сугробах нужда:
Седая Варвара бредет на колодец.
Искусно ее было сшито пальто,
Да нынче изношено, молью побито.
А ей – все едино: "что – воля, а что..."
Старик – на погосте, разбито корыто.
Что – дождик, что – ведро, что- колкий снежок,
Ей все неотвратной бедой отзовется.
И снова скрипуче и хрипло: "Должо-о-ок!"
Со скрипом бадейки ползет из колодца.
Бесстрастного страх не изменит лица:
Все лиха, все грозы стряслись над Варварой.
Уж ей ли страшиться той сказочки старой,
добраться бы с ношей живой до крыльца.
Да Муське (душе разъединой-одной
на всем белом свете!)- тех щец, что прокисли...
А небо смеркается над головой,
А снег все летит, неотвязный, как мысли.
И горбят заботы, как ведра с водой
На черном от века ее коромысле.
По Белому дому бьют танки.
Что это? Снова гражданская
война?
Плачьте, русские, по-русски,
колокольным медным плачем.
Плачьте, русские, по-русски
светом трепетных свечей,
по напрасно убиенным,
и по красным, и по белым.
Покаянными слезами
смойте ночь слепых очей.
Сабля бунта разрубила
Русь на белых, да на красных.
Будто стреляные гильзы
разбросала их война.
Нет ни доблести, ни чести
на полях войны гражданской.
Нет побед и нет героев,
только боль на всех одна.
Плачьте, русские по русским,
не проходят слёзы даром.
Плачьте, русские, по русским,
по своим да по чужим:
по князьям, по комиссарам,
мужикам да генералам.
Плачьте русские по мёртвым,
чтоб не плакать по живым.
Октябрь 1993г.
Моя мечта – моя обитель –
Так далека от ваших драм,
И я для вас всего лишь зритель,
Молчу иль рукоплещу вам.
Молчу, расслышав звуки фальши,
И ускользаю без следа,
Без объяснения, подальше,
Томясь от скуки и стыда.
Мы все порою эмигранты:
Чужбины дел, надежд, побед,
Где наши скромные таланты
Забыты, словно их и нет.
Крыло легко, пока в полете,
Струна натянутой звенит,
И я тянусь в тоске на взлете,
Стремясь достать рукой зенит.
И пусть подчас мои попытки
И неуклюжи и жалки,
Мне нет милее этой пытки
И слаще нет моей тоски.
Она правдива и прекрасна,
Тоска – как вечности хорал.
Я без нее бы ежечасно
Без покаянья умирал.
Она сегодня отдалась не мне.
Она сегодня мужу, стиснув зубы,
вернула долг супружеский во тьме,
нелюбому, а что же я, ей любый?
Я, вбрызнувший в неё и сок и хмель,
и сладость тела высосавший жадно,
вернул ему на брачную постель
пустую, не накрашенную бабу.
Чтоб он, с остервенением самца
оттрахал, со свидетельством о браке,
мою любовь с начала и конца
под охи её, может быть, и ахи.
Я водку пью, но трудная вода
уверенности что-то не приносит,
должно быть я заведомо мудак,
раз не нашёл ответ в простом вопросе –
Как защитить уставшую любовь?
И перед кем? У нас обоих дети…
Я с ним давно решился бы на кровь,
но две семьи не дали б счастья третьей.
Она на завтра снова прибежит,
соскучившись, мне бросится на шею,
и вновь я от неё, в грехе и лжи,
от сладкой и желанной ошалею…
Прожить этот день, да не так, как все...
Себе разрешить снова стать собой –
не белкой в раскрученном колесе,
а птицей – неважно какой, любой...
Чтоб только под крыльями – ветра взмах,
и солнечной стёжкой пронизан путь,
чтоб небо просторное в облаках
открыло свободы простую суть.
И в тесную клетку привычных дней,
запомнив полёта восторг и страсть,
уж если вернуться – то став сильней,
уж если смириться, то не пропасть...
Почти в поклоне падает листва.
Остаться дома, снять одежды лета,
Укутаться в привычные слова,
Дарующие призрачность ответа?
Теряет смысл обшарпанность надежд.
На смену величаво входит осень.
Дождем косым расправит грани меж,
Перешагнет в чужое и не спросит,
Что было там, что будет, что болит,
Какая радость спрятана листвою...
Деревьев голых неприличный вид.
А в небе – птичья клиновидность строя.
31.08.2005
/из цикла 'Венок сентябрю'/
Нас тоже кто-то потребляет,
И, соблюдая порцион,
В рецепт изысканно вставляет,
Оценку дав со всех сторон.
Кого-то прочат в заливное,
Держа в прикормленном садке,
Пока он стати не утроит
И смак накопит в балыке.
Другого постная ждёт участь,
А, чтобы жиром не оброс,
Его под гнётом горя мучат
В рассоле бед, обид и слёз.
Добавят перцу и корицы,
Поправку делая на вес,
Укропа, хрена и горчицы,
И вы – увы – деликатес.
Всем уготован жребий разный
В меню строкой иль на процент,
И приготовят сообразно:
Кто – на бульон, кто – на десерт.
Кипя в борще, варясь в компоте,
Томясь в пылу коптильных пут,
Вы предвкушаете и ждёте,
Что вас оценят и поймут.
Мы в пищевой цепи порочной
Звено, а вовсе не венец,
Наш век не долог и не прочен,
И крайне сумрачен конец.
Вот Вам и цель существованья,
Разгадка смысла бытия:
Растаять в сладостном лобзанье
Под одобрительное «Мня!»
Приятно ручкой перьевой
Марать бумагу на закате.
Была б мужчиною – в халате
И с трубкой этою игрой
Самодовольно коротала
Прохладный майский вечерок
И на пол за листком листок
Без сожаления бросала…
О, Муза ветреная! Где
Тебя, увы, сегодня носит?!..
Во мне мужчина томно спросит
И… турку поднесёт к плите.
По всем законам БальзакА
Себе крепчайший кофе сварит.
С изящной чашечкой рука,
Готово дело в три глотка
И трубку вновь раскочегарит…
В дыму, в халате, в кресле… ах!
Какое, видимо, блаженство!
Уже не помня о стихах
(И, правда, побери их прах –
Не в этом счастья совершенство!)
Что слава? Пушкиным не стать,
Хоть вон из кожи лезь – он гений!
А ты над томом сочинений
Его лишь можешь засыпать…
Так, только что забавы ради,
Хранить распухшие тетради
Да ручку старую найдя,
Чернилами подзарядя,
Себя писателем представить…
К тому же, не мужчина я.
20.05.2002