* * *
Возьми меня, пока еще берусь,
Хоть вилкою, хоть ложкой, хоть из чашки.
Я хванчкарой прохладной обернусь
И шашлыком из горного барашка.
Пригубь скорей, целуя не взасос,
Намажь аджикой прямо на шампуре.
Я для тебя лозой на склонах рос,
Тебя во имя чабаном ошкурен.
И ты поймешь – пора рубить сплеча,
Прочувствовав, как сочно я растаю,
Как плоть моя свежа и горяча,
Как кровь моя пьянит и увлекает.
За каплей капля, за куском кусок
Я жизнь отдам до дна, сочтя наградой,
Как счастье, восприняв тот краткий срок,
Что на губах провел тебе в усладу...
Закончен пир, и со стола метут,
Пустых бутылок трупики горою...
Но вправе я сказать: "И я был тут,
Ты выпила и закусила мною".
Мы повзрослели. Верите, иль нет,
Но осознали это мы не сразу.
Костер счастливой дружбы юных лет
Не предали забвению ни разу.
Мы повзрослели. Шаг наш тверже стал.
Ушли в былое сказочные встречи.
Улыбки нет – приклеенный оскал.
Усталость. Жизнью согнутые плечи.
Мы повзрослели. Но порою все ж
Мы набираем памятный нам номер,
И понимаем, что сомненья – ложь,
Услышав голос дружбы нашей вскоре…
Мы повзрослели, и разбрелся круг –
Моих друзей нежданные маршруты…
Но вместе мы! – Ты слышишь это, Друг? –
Как ни были б дороги наши круты…
Очень легкие,
Cловно пушинка,
И ночной поцелуй ветерка,
И дрожанье в пруду кувшинки,
И косанье руки слегка;
Очень светлые,
Словно икона,
И весенняя роща берез,
И напев колокольного звона,
И прозрачность счастливых слез;
Очень теплые,
Словно порханье
Над кроваткою маминых рук,
И младенческое дыханье,
И рисованный солнца круг;
Очень чистые,
Словно обьятья,
И омытых небес синева,
И невинность белого платья
Я тебе подарю слова.
Нам летать с тобой, словно ласточкам –
Крылья стрелами – я и ты!
Я люблю тебя, моя Ласочка!
Счастья!
Света!
Тепла!
Чистоты!
Отныне ненавижу слово «друг»!
Как оленуха бьется в ловчей яме,
Так сердце бьется – с болью сквозь испуг...
Ты мне сказал: «Останемся друзьями».
Какой тоской несёт от этих стен
Теперь, когда ты мне, такой ненужной,
Любовь отвергнув холодно, взамен,
Как милостыню, предлагаешь дружбу.
Неужто веришь, что смогу и впредь,
Отравленная горечью отказа,
Смотреть в твои глаза? И если сразу
Не умерла, то и не умереть?
Моя любовь – она хотела жить!
Ты слышишь, жить!
Я никогда не буду
За смерть моей любви с тобой дружить,
Нося в душе смирение Иуды!
Время летит по спирали,
Вечности водоворот.
С грузом ненужной морали
Я не впишусь в поворот.
Вниз головою повисну,
Словно летучая мышь.
Окна небесные стиснут
Черные плоскости крыш.
Горькой останусь смолою
В лёгком дыхании дня.
Серой, древесной золою
Ветер укроет меня.
Сброшу прозрачные крылья
И откажусь от борьбы.
Легкой янтарною пылью
Лягу на тропы судьбы.
Уж скоро год с завидным постоянством
Плюю на все глобальные проблемы,
Не ощущая зуда мессианства,
Пишу лишь на избитейшие темы.
И, выставив точеные колени
Из нежной пены, сладостно смакую,
Как парадоксов друг – мой чудный гений
Быть другом им не хочет ни в какую.
Смотря на россыпь трещин потолочных,
Как на праобраз своего предела,
Я понимаю – было бы порочным
Желать весь мир стихами переделать.
Сейчаззз!
Вскочу!
Начну орать Вселенной:
"Я твой поэт!"
Когда такое было?
Ори иль не ори – осела пена,
Звезд не зажглось, зато вода остыла.
Задумчиво водя станком подмышкой,
Сама себе кажусь довольно странной...
...На бортике – забрызганная книжка,
А в ней стихи, написанные в ванной.
* * *
Мечтами и надеждами полны,
Мы в юности в большую жизнь выходим,
И доказать себе и всем вольны,
Что сей багаж и сносен и пригоден.
А испытанья не заставят ждать,
И, открывая счёт потерям медным,
Мы в большинстве своём начнём менять
Мечты на хлеб,
Любовь на быт безбедный.
Останутся на донышке души
Две-три иллюзии – лелеем их в обмане,
Так берегут последние гроши,
Жизнь впроголодь, зато звенит в кармане.
Судьба срывает флер с уютных грёз,
Где принц-малыш корчует баобабы,
Жизнь без прикрас, по-взрослому, всерьёз,
Без скидок на авось и «абы-кабы».
Не встрепенёт азарт былых надежд,
А вера – только собственному слуху,
И на устах – винительный падеж,
А на творительный не станет больше духа.
Пленительно наивна молодёжь,
Конфликт детей с отцами умиляет,
От тонких тайн томительная дрожь,
И зыбкий смысл колеблется и тает.
Взорвёт война уснувшие умы
И напортачит так, что чёрт заплачет,
И, доведя полмира до сумы,
К вершинам духа ясный путь означит.
И, в сотый раз родившись, экстра-дед
Пойдёт блудить без сна козлом весенним,
Чтоб наплодить за два десятка лет
Погонщиков скрипучей карусели.
А в глубине блистающий кристалл,
Он Спасом на крови горит веками,
Где каждому грядётся пьедестал,
У каждого за пазухой есть камень.
Сказал Христос: «Кто не виновен – брось…»,
Ответа нет, ни горки, ни кургана,
Кристалл растёт, но как-то вкривь и вкось,
И правит кровь порочные изъяны.
И мечется губастый молодняк,
Таврическим приметам не внимая,
Вступает с плотью дух в неравный брак,
И гонит бард хмельной коней по краю,
И, проревев раскатом штормовым,
На краткий миг надежды в нас разбудит,
Он верит в нас, а мы себе самим
Не доверяем – мы всего лишь люди,
Проводники потусторонних сил,
Неведомых богов марионетки,
Уходим с чувством «Будто и не жил,
А поле перешёл до чёрной метки».
Она была обречена еще с рождения –
ее судьба сама завязывалась в бант,
ей осязаемым до боли наваждением
явился родственной души реинкарнант.
Он был печален, молчалив, сосредоточен,
немного циник и слегка амикошон.
Он был неопытен и юн, но также очень,
как и она, происходящим сокрушен.
Они запутались в открытий круговерти,
но их не стоит ни хвалить, ни укорять.
Он отыскал ее и до и после смерти,
а ей досталось оба раза потерять.
"Три мудреца в одном тазу
пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
длиннее был бы мой рассказ."
(С.Маршак.Из детской аглийской поэзии)
Родившись на границе Знаков,
держу в тазу трех мудрецов:
вечно мечтающего Рака
и двух несносных Близнецов.
В опасном плаваньи, ей-Богу,
меня спасает лишь одно:
когда до дна совсем немного –
задраив люки, лечь на дно.
Что суета? В ней нету проку, –
и Рак премудрый копит Ци,
но жить без воздуха не могут
авантюристы Близнецы.
И вот как пробка из баллисты,
преодолев глубинный стресс,
взмывает трио фаталистов
на освоение небес.
Смешные Знаки-забияки,
ну что б я делала без вас?
Но если бы не год Собаки-
короче был бы мой рассказ.