* * *
Снова чёрные тучи над морем,
Лижет выжженный край суховей…
Ваши боги питаются горем
Матерей, потерявших детей.
Кривда роем накрыла планету,
Пожирая сердца и умы,
Мир отрезав от горнего света,
Превратив его в клетку тюрьмы.
Скалит зубы беда на пороге,
Пробирает озноб до костей…
Сели в кости играть ваши боги,
Честь привычно распяв на кресте.
Ползет по ноге муравей,
он, понятно, затоптать меня хочет.
Недолог час жизни моей:
косая уже где-то рядом хлопочет.
А мне б, как тому муравью,
забраться б повыше до самой макушки,
где птахи ваяют фью-фью
и чай самоварят с баранками-сушками.
На мне ее печать не смыта.
Зачем она на мне?
Ведь та печать давно забыта
В дырявом зипуне.
Оставлен он на барахолке
Почти задаром – за пятак.
Дробится память на осколки,
Но ту печать не смыть никак…
Кроткий в талантах, воздающий вселенным,
отмеряет просящим поразительный мир.
Смеются бессовестные, рыдают неверные,
а я, им подобный, глотаю кефир,
не замечая гротескности мая,
бездарно коверкаю песню любви,
в сомненьях витая, крушу, раздираю
не понимая, что в зле уязвим.
Доверья во мне лишь на малую чашку
кефира с печенькой в руке и во рту,
на день и на ночь в колыбельке с дурашкой,
на степень раззявства в борьбе и в быту.
Но ведь кроткий в талантах,
воздающий вселенным,
отмерит и мне поразительный мир?
Звон с металлическим вкусом от капель,
После дождя звуки стали чисты.
Поле цветет силуэтами цапель,
Небо плывет акварелью. Листы
Белой бумаги, живущие в папке,
Просятся в бой цветовых виражей.
Скину в траву я намокшие тапки
И босиком… Мягче шорох ежей
В зарослях вымокших. Звонкие птицы
После затишья вновь стали смелей.
Вот уже всполох вечерней зарницы,
Сумрак крадется, царит соловей.
Воробьишка на дорожке
Ловко скачет: прыг-прыг-прыг.
Ищет семечки и крошки
И щебечет: чик-чирик!
Устало все кругом: устал и цвет небес...
Афанасий Фет
* * *
Утро часто сродни Голгофе -
Не желает давать поблажки...
Сигареты и крепкий кофе,
И гулять, сунув в куртку фляжку.
Бобылём брожу по аллеям,
Небо давит оттенком стали,
Птицы песни свои допели
И стремглав на юга́ удрали.
А собаки собрались в стаи,
Если честно, то мне их жалко,
Только, чтоб врасплох не застали,
Я беру на прогулку палку.
Студит влажно затылок ветер,
Укрывает листва дорогу...
Я давненько живу на свете,
А понять удалось немного.
На душе тяжеленный камень...
Почему в пятьдесят лет с гаком
Мужика с седыми висками
Тянет так к бездомным собакам?..
В соавторстве с Арсением Платтом
* * *
От смеха сдохнуть можно, братцы,
Стакан не держится в руке…
Как лихо в Раде матерятся
Хохлы на русском языке!
Тарас печально хмурит брови,
Причина грусти не нова...
Он материться б рад на мове,
Но там лишь русские слова.
Царит абсурд, лихое время,
И счастлив тот, кто не дожил…
Они всё русское отменят,
Слегка попутав падежи.
Вход в Божье царство слишком узкий.
И мал там райский каравай…
Вновь англичанка гадит русским,
Крича истошно: ”Онли вайт!”
Орут французы, шведы, немцы…
Апологеты стонут в лад,
Что россияне все – пришельцы
И скоро мир поработят.
Извне, конечно, дело плохо...
Но это там, а что же тут?
Здесь крысолов Навальный Лёха
Ведёт на бойню школоту.
Пурга вранья объяла Землю,
В Сети́ законченный бедлам,
Но наши хакеры не дремлют
И проникают тут и там.
Любовь прошла и страсть остыла,
«Безвиз» уже́ – козе баян.
В Европу можно влезть без мыла...
И там узнать – не первый я!