Жили на солнце, а о другом молчали.
Мама учила – надо стараться лучше.
Вот набежала туча, и мы сказали:
Будем жить в условиях тучи.
Гром посреди раздался, и мы сказали:
Поживем в условиях грома.
У нас есть вторая печаль внутри первой печали
И дом чуть поменьше внутри первого дома.
В доме не прибрано, страшно, но мы сказали:
Поживем в условиях страха,
Дрожим, лепестки пионерские в актовом зале,
Но вдруг мы воскреснем из праха.
Вдруг мы очнемся – нет, или мы качнемся
В сторону ту, где были, и где сияли
Мамины серьги – мы к ним, а они на солнце
Пели и плакали и воскрешать не стали.
Беззаботность птицей вольной
Упорхнула от меня,
Видно посчитав довольно
Песен спела веселя.
Я кормил её по-царски,
Вин заморских не жалел,
Но финал настал сей сказки
Улетать её удел.
В края юного безумства,
Где ещё не знают бед,
Где девятым валом чувства,
Где изгоем слово – Нет.
В ком найдёт теперь гнездовье,
Райским пеньем опьяня?
Осчастливит иль погубит –
Срок отмерив для себя.
* * *
Давно пасу я мысль одну,
Хотя, казалось, не тупой.
И, видно, даром пропаду,
Влетев в космический запой.
А помню славные деньки,
Без дум, сомнений и нытья.
Самоуверенный кретин,
Доволен был собою я.
Во что играем, что поём,
С тоскою справиться стремясь,
Теряя годы день за днём,
Надежды втаптывая в грязь?
Но тянет время тетиву,
Подаст услужливо колчан
И даже вытащит стрелу -
Хоть сдохни, только б не молчал.
Кому охота сдуру лезть,
Подняв забрало, на рожон?
Забыв про совесть, ум и честь,
Сидим под юбками у жён.
А правит массою мамон,
Душа молчит, погребена.
И лишь порой чуть слышный стон
Напомнит, что жива она.
Я сам себе вспорю живот,
Порежу тушу на куски:
Так, где же тут душа живёт?
А ну, мозгами-то раскинь,
И через боль бесплодных лет
Её на волю отпусти…
Лети, душа, на Божий свет,
Не дело чахнуть взаперти.
Софья Андревна разбила яйцо в сковородку и ахнула
Облако белое по телевизору кажется
Семьдесят лет прожиты – как вчера
Но как скользит по тарелке яичница
Лаковой пленочкой жира подернута
Будто возносится радость и гнев отделяется
И опускается гневной монетой на дно
Все справедливо и тело сквозь сбои и трещины
Вышло смещенное влево согнулось и мается
Вправо смещенное внуков и правнуков около
Сладкий разгон торможение ветка в окно
Стукнет и белая Софья Андревна возносится
Вправо к серванту где зеркало пыльное солнечно
Где огонечек наливки и рюмка хрустальная
Обожествленные фото младенцы и муж при усах
Вышли бессмертными в смерть и случилось что Софья Андреевна
С вилкой берущей яичницу внуков и правнуков около
Облака из телевизора и херувима сервантного –
Памятник дрогнувшему но устоявшему
Быть невозможному прошлому-настоящему
В пленочке лаковой где все навсегда пронеслось
Вечное «да» и скольженье
И мы просим нас помянуть
* * *
Была попытка к бегству хоть куда.
Из серых будних дней хотелось в сказку.
Вина и водки взяли под завязку,
Закуски маловато – не беда.
Известно – между первой и второй
Зазор неуловимо минимален…
Из тесных кабинетов, душных спален
Нырнуть хотелось в омут головой,
Вне сериалов, шоу, пошлых драм
Себя почуять дерзким великаном…
Сменить решили рюмки на стаканы,
Повысив дозу сразу на сто грамм.
Полёт нормален – вышли на семьсот!
Кордоны сзади, вырвались из зоны,
И побоку унылые резоны,
Когда волна горячая несёт…
А утром, как всегда, опять жалели,
Что не оставили ни капли на похмелье.
Море и небо и горы и солнце и ветер
Белый диван уплывает и стол отъезжает
Мне апельсина а мне сливу а мне грушу
Целый город ветра внизу кошка подаяния просит
Здесь есть укромное место где кости а на них чуть мяса
Оставляются добрыми жителями нашего дома
Но кошки все равно худые кожа и кости
А друг в недостроенном доме картины пишет
Нырнуть и вынырнуть нырнуть – и тебе того же
Ныряешь выныриваешь ныряешь вода в маске
Выше выше а потом время ужинать – и тебе того же
В том месте где ты в этом году оказался
Вдевятером мы здесь плавимся и пропадаем
Комары и мухи кошки цикады торговец фруктов
Нет нет нет и все же да и конечно
Да конечно мы знаем ты не знаешь не надо
Да конечно хлеб разломишь у детей вопросы
У взрослых ответы стук ножей и вилок
Между вторым и чаем море встает стеною
Гора разламывается нет никто не спасется
Я сомневаюсь в том что эти цветные прищепки
Способны удержать на ветру покрывало
Я сомневаюсь в том что эти тонкие дверцы
Имеют смысл эти «да» «нет» «конечно»
Но конечно имеют
И конечно удержат
Будьте благословенны обратные наши билеты
Благословенны вилки пластмассовые в самолете
Благословенно все то что потраченных нас возвращает
И мы возвращаемся магниты слезающая кожа
И здесь есть кошки и они здесь глаже и толще
Есть ангелы так говорят в деревянной церкви
Мы верим что останемся здесь надолго
Под окнами было дерево листья не рвались на ветре
* * *
Когда иссякнут водопады слов
И диких чувств косматые мишени,
Я научусь ценить, в конце концов,
Не за именье, а за предвкушенье.
За радость ожидания, за шанс
Увидеть милый профиль ненароком,
Души с душой любимой резонанс
В слиянии до самого истока.
Что было до, предстанет жутким сном –
Пустая жизнь вне смысла и сюжета,
Скитания в невежестве глухом,
Чужая безвоздушная планета.
И обернётся былью старый сказ -
В трёх соснах заплутавший серый козлик
Под льющийся с небес жемчужный вальс
Вдруг обретёт чудесный новый облик.
Закру́жит незнакомая судьба
Вчерашнего никчёмного безумца,
И задрожат мотивы на губах,
И слёзы позабытые вернутся.
Рассвет наполнит росами бокал,
А тёплый день ненастьем не обманет…
Всё будет так, наверно, но пока
Я – подтанцовка в дьявольском канкане.
Я слышу паучка прядущего проворно
Живую нить дрожащую на сквозняке
Я голос твой ловлю прошу сказать повторно
Далекое люблю как веточку теченьем по реке
Уносит быстро и невозвратимо но
Приостанавливает и строит ось вращенья
Вокруг листочка-камушка всё падает на дно
Кровать и руки и слова прощенья
Брешь в паутине на ветру зияй
А мы а мы немы и смотрим как темнеет
Надкушенного яблока о боже светлый край
То закричит то снова онемеет