Ну и ладно, ну что же,
ну раз так, значит так,
значит повод ничтожен,
значит, дело – пустяк.
Ну, подумаешь, кто-то
растранжирил всю жизнь
на строительство дотов
и уменье: «Держись!»
Ну, подумаешь, юнга
на подлодке нырнул,
и под сорок так юрко
в пенси-и вы-ныр-нул.
Ну, Вьетнам, ну, Карибы,
ну Кабул, ну Донбасс… -
и без них мы смогли бы…
А они бы без нас?
Кровь водичкою льется
из похода в поход.
Ничего, разберется,
Царь – не этот, так тот.
Я не против народа,
но я против толпы.
Ведь солдату немного
надо, – знали бы вы
как хотелось бы выжить
оказаться средь вас,
но – в нас с моря и с вышек,
пулей в бок и в анфас…
Нам бы молвили –помним,
и рюмашку под нос,
но молчанье – синоним,
что нас тоже, под снос.
Ну и ладно, ну что же,
ну раз так, значит так,
значит повод ничтожен,
значит, дело пустяк.
Пишу тебе и открываю
Неведомый архипелаг.
Я приручаю птичью стаю,
Облюбовавшую маяк.
Там слово теплится, маячит,
Не выгорая от тоски.
И говорить с тобой иначе,
Мне кажется, не по-людски.
Войти спокойно, осторожно
В необитаемость листа,
Где мгла бумажная, возможно,
Хранит органику креста.
И потому пережитое
Не просто взять и донести,
Увековечить всё живое,
Заставить мёртвое цвести.
Доверчивых, непобедимых
Я приглашу на острова.
Неприрученные – гонимы,
От них кружится голова.
И на плече моем щебечет,
Преодолевший море, стриж.
Стихи – такое свойство речи...
Не вспыхнешь – не поговоришь.
1
За облака к вершине ледяной
Уходит склона полоса косая.
Мы трое суток ждем, когда Басаев
По перевалу выйдет в Ведено.
Похоже, не взорвется тишина
На этот раз. И мысли барабанят:
Вот, прилетим домой и сразу в баню,
Где напрочь забывается война.
А если сны пока еще не врут,
И повезет отчаянно и дико,
Под Питером лесную землянику
Когда-нибудь в лукошко соберу.
2
Однажды утром в серый госпиталь
Зашла весна, от солнца шалая.
Я не хотел тревожить Господа
И у окна лежал, не жалуясь.
Кусочек мира заоконного
Из памяти непросто вычеркнуть...
Как полководцы белоконные,
Шли облака немного вычурно.
Хватило б только прежней удали,
И вырвусь в небо из палаты я!
А доктора все перепутали
И брови хмурили лохматые.
3
На дальнем юге, за спиной
Зарницами пылали войны...
Здесь уживался с тишиной
Карельский перешеек хвойный.
Из темной чащи пахло мхом,
И ель щеки касалась лапой.
А я глотал дурацкий ком,
Стесняясь показаться слабым.
А если поверить – становится легче.
Листва догорит, облетит календарь.
И время, как ты, утешает и лечит
Всех тварей Господних и всякую т в а р ь.
А если услышать, то песня правдива:
Есть Город и сад с безымянной звездой,
И вол темно-синий, и лев огнегривый,
Над ними небесный орел золотой.
А если увидеть, то сказка откроет
Сердца и колодцы, и тайну о том,
Что ты возвращаешься на астероид
Барашка пасти, любоваться цветком.
А если почувствовать – не было боли.
У рыжего лиса сухие глаза.
А нам остается пшеничное поле,
Из желтых колосьев глядеть в небеса.
А если любить, то без нудного «если».
У песни и сказки единая нить.
Мы все – прирученные, значит – воскреснем.
Кого же ты, милый, не смог приручить?
А если привыкнуть, то всё поправимо.
И если простить, то – врага твоего.
Да только едва ли получится, Дима.
Не сможет никто, никогда, ничего.
"Некоторые немецкие историки считают украинцев
славянизированными германцами. Отсюда происходят
присущие украинцам трудолюбие и аккуратность..."
Украинский школьный учебник восьмого класса.
Херр Мыкола фон Небаба
В хате у камина
Слушал Вагнера,
Горилку салом закусив.
А кацап ордынский в поле
Пас его скотину,
Тюбетейкой утирая
Слезы с глаз косых.
Чинно хрюкали в сарае
Чистенькие свиньи...
Из толчка благоухала
Розами фекаль.
Попугай кричал из клетки:
"Слава Украине!"
И себе же хрипловато
Отвечал: "Зиг хайль!"
Так наказывал Бог, потому я стерпел.
А на третий удар я ответил ножом.
Может, это и грех. Может, Бог так хотел.
Только вот тебе крест – я не лез на рожон.
По природе своей я немного угрюм.
Нелюдим, говорят про меня за глаза.
Но я людям не враг и животных люблю.
Я не пил за столом. Я давно завязал.
Ну а этот пижон всё ко мне приставал.
Почему, мол, не пьёшь? Расскажи анекдот!
Словно воду в жару он водяру хлестал
и гостям говорил, что козёл, кто не пьёт.
Я конечно молчал. Что возьмёшь с дурака?
Так просила она...он ей, всё таки, муж.
Я лишь в шутку сказал, что козёл кто рогат.
А растут у того, кто мозгами не дюж.
Ьак наказывал Бог. Потому я терпел.
А на третий удар я ответил ножом.
Может, это и грех. Может, Бог так хотел.
Только вот тебе крест – я не лез на рожон.
Меня всегда о чём-то просят
И не всегда благодарят,
Когда помпезно преподносят
Букет обоссанных котят.
Смотри, мой ангел, как промокли,
Как страшно высохла их мать.
Не смей божественные сопли
Ажурной пряжей распускать.
Плодитесь, твари, размножайтесь!
Вас превращают в барахло.
Кошачий бог, готовый к жатве,
Когтями выкосит бабло.
Тот – бесноватый, если честно,
Прошёл бы кастинг в "Дю Солей":
Его болонка «вдруг» исчезла
Под гроздьями опухолей.
Не обольщайся, милосердный,
Сегодня нет благих вестей.
Убереги меня от скверны,
И легион тупых чертей
Уйми, а то сама угроблю.
Салфеток в пасти натолкай.
Для пса, распаханного дробью,
Придумай персональный рай.
Его диагноз – настрадался,
Вводи волшебную иглу...
Ты столько лет за жизнь сражался
Молитвой. Стало быть – в тылу.
Пинцет, зажимы, пара лезвий -
Твое оружие, хирург.
Пиши историю болезней
Подобий божьих, драматург.
В финале лицемерной драмы
Подбрось такой медикамент,
Чтоб возводились миллиграммы
В тротиловый эквивалент.
Царапай истину кровавым,
Из тела вырванным пером.
Чтоб не устроили облавы,
Не вырубили топором -
Как ты болишь о пациенте,
И как злокачественна жизнь,
О доброкачественной смерти...
Поставь печать и распишись.
Избито, пошло, даже странновато
Приравнивать сугробы к белой вате,
Любовь и кровь на рифму снова сватать
И прятаться в толпе чужих людей.
Нам до весны лишь два шага осталось.
Лишь два шага – пустяк, такая малость,
Когда в журчание водицы талой
Вплетёт весенний щебет воробей.
Зимой привычно двигаться по кругу
И рифмовать со скукою разлуку.
Но в феврале напрасно хочет вьюга
Скомандовать мгновению: «Замри!»
В просторах наших двум шагам не тесно,
А воробей – весны веселый вестник.
И мокрый снег, совсем как в старой песне,
Не долетает, тая, до земли.
Я замёрзший плевок, я жемчужина
Я мужчина на февральском ветру
А вы женщина замужем, вы жена
А я в хлев свой вас украду
Вы привыкли лежать на постелии
И какао горячий с утра
Я ж холодный стою на метелии
И шепчу: пора, брат, пора
В те края, где Татьяна изогнутая
Или Лена блестит, как река
Или Анна впотьмах перевёрнутая
Или Люба в сердцах стукнет ножкой слегка
Там, где буйно растут насаждения
Где я хищно в беседку зайду
Где листвой шелестят наслаждения
И, невидим у всех на виду
Возражая на возражения
Огонёчек любви разведу