Я ехал под гору, не трогая педалей.
И гусеницы шин накат молили длить,
и блики спиц в кругу наискосок мелькали
и пряли серебром песочной строчки нить,
и пряжа спиц вилась, как нить моей судьбы...
А рядом, у тропы, бежала беззаботно
не спугнутая мной, но виденная мной,
причудливая бабочка, иль птаха,
посланница загадочных этрусков,
сестричка хрупких знаков на песке
за ветром овеваемой спиной...
А может быть, она была моей душой?
И сбоку от меня и от моей судьбы
бежала в стороне неведомой тропой,
готовая взлететь и кануть без мольбы...
Я медленно катил по узкой колее,
пересекая вскользь попутный чей то след,
и всё казалось мне, навстречу едет мне...
в обгон набоковский велосипед...
18.07.98.
Ноябрь
Ноябрь теперь пришёлся на ноябрь:
градирня снега отпускает снега,
и осень овевает ночи нега,
в лёд луж глядит рябины канделябр...
Листва обветрена, уложена слоями,
и подмастерье, занятый дубленьем,
присыпал слой белёсыми квасцами
и послан прочь Хозяйским Повеленьем...
В безветренном лесу – неспешный ряд работ,
заплатой в небесах – линялых туч рогожа,
и ворона шуршащий перелёт,
как ворота гремячий оборот,
иль эха вздох в колодец или грот
сугробной крышки сундука с пятнистой кожей...
08.11.95.
. . . . . . . . . . . . . . . К. Л.
. . . . . . И я следил за тем же самым снегом,
. . . . . . Бессмысленно, бездумно, – просто так...
Снег в наших городах неодинаков,
Какой бы ни был – обратится в лёд.
Кого-то череда дорожных знаков
От страшных столкновений не спасёт.
Однажды вы столкнётесь – сердце в сердце,
С размаху – не помогут тормоза...
На небо невозможно наглядеться,
В его большие зимние глаза
Смотри, пока не хлынула стихией,
Которую ничем не объяснить -
Любовь – как кровь больных гемофилией.
Попробуй эту кровь остановить.
Вот улыбка твоя ускользает из памяти вязкой.
И движения губ так невнятны и будто случайны.
Ночи быстрые , долгие дни, всё мне кажется сказкой.
И безвольные руки скользят и ресницы печально
Прикрывают тоску, устремлённую мимо пиццерий,
Мимо мокрых прохожих и кажется близких друзей.
Забываю твой голос, и только рука панацеей
Ощущает касанье твоё .Эта жизнь – Колизей
Всё идёт по сценарию, нам не известному правда,
Всё случается так, как наверное быть и должно.
Но зачем эти встречи осенние тайно украдкой?
Разве жизнь воскресит то, что в прошлом уже сожжено?
Следила из окна за первым снегом,
Он тише света, мягче темноты.
Мой кошкин дом мне нужен для ночлега,
Для жизни нужен ты.
Действительность и сны, движенья, мысли -
Всё не по-настоящему, вчерне.
И больше не горят стихи и письма
В настольном электрическом огне.
Пугливо и доверчиво в потёмках
Зверёныш прижимается к плечу.
Я слушаю мурлыканье котёнка,
И большего услышать не хочу.
Бедро ложится на бедро,
И начинается движенье…
Но как задумано хитро
Правостороннее вожденье.
И дело, в общем-то, не в том,
Что я ничуть не сомневаюсь:
Не ты, а я веду авто,
Тебя нечаянно касаясь.
А хитрость в том, что вся знобя,
Захлопнув охнувшую дверцу,
Я села слева от тебя,
Поближе к сердцу.
Эту пухлую тетрадь время наковеркало,
Чтобы память расцвела, поглядев на зеркало
Для стареющего пня воплотит кириллица
День зеленый из чернил, города и лица.
Прослезится, уходя, жертва расстояния
И поверит навсегда в то, что было ранее,
Как переходил на плач и мечтал о ком-то
Он подростком в пионерском лагере каком-то
* * *
...эта кошка не ловит мышей.
ну, какая, казалось бы, глупая кошка...
говорят – да, гоните ее вы взашей;
и пинка на дорожку!
вовсе нет –
просто нечего кошке ловить...
но не стоит искать в этом слове сакрального смысла -
появилась бы мышь – затруднительно было б ей смыться.
потому, повторяю, что нечего кошке ловить
и она развлекается ловлею мух.
вот одна залетела и рыскает в поисках счастья,
но зеленой являясь всего лишь по масти
переплюнет сварливостью злобных старух;
и жужжит и жужжит
вертолетом заполненным грузом,
или ржавой двуручной пилою, что некий мужик
приспособить к бревну все пытается юзом.
только кошка не очень спешит
показать этой мухе где раки зимуют;
и наверное музе удастся продлить свою сущность земную
до утра – ну, а утро конечно решит,
что там правильней будет потом...
только нынче,
похоже,
никто не заметил мою оговорку.
ну, а кошка проявит назавтра кошачью сноровку -
там в углу под окном
море бъется в экстазе прибоя -
поле боя -
плащ с кровавым подбоем -
или может быть небо всегда голубое -
или некие двое -
или что-то такое,
что сводило с ума не сумев увести -
грусно песню ночную поет травести -
или глупо свистит
трансвестит.
ах ты, муза-музЫка музейная мазь мнемозины...
убирают в комоды одеяла, подушки, перины;
открывают торговцы свои магазины;
поднимается запах бензина,
тормозящей резины
в зенит
и над ухом какая-то новая мука звенит...
Мерцало в потемневшем доме
Пространство стен, покрытых сном,
Застывший звук в крутом изломе
Висел над сумрачным окном.
В котле подвальной кочегарки
Горели времени пласты,
И у дверей с текучей аркой
Лежали прошлого листы.
Сырое дерево, железо,
Сухая кровь, застывший пот,–
Смешались в вертикальном срезе
Узла затянутых широт.
Вагоны рядом проплывали
Через заросший виадук,
Непотревоженные дали
Сливались в непрерывный cтук.
Земля катилась,засыпая
Сыпучим сном,- в ночной пыли.
За ней неслись гремучей стаей
Пластмассовые журавли.
Со сладким дымом исчезали
Последний страх и белый стыд.
В остывшем доме оживали
Слова услышанных молитв.
2006
Рискованно…
Солнце запойно пиарит капелью,
бесстрашно бросает добытую радость
от светлых вечерий монашеских келий,
от детского смеха и самую малость
от собранной мною когда-то печали,
забытой уже, но заботливо милой,
апрель уносящей в запретные дали
высотных домов в капе’льные вилы…
Рискованно…
Былая аморфность зовется любовью –
энергией мира с губастой улыбкой.
Пропитая песня рождается снова
бессмертной капелью в поспешности зыбкой.
И боль с ароматом греховной соломы
крадется неслышно, чтоб свет успокоить.
Не страшно – не выйду уже я из комы...
не страшно в прострации радость утроить
...и жить...
...рискованно...