сквозь завесу сквозь едкий дым
взгляд отравлен дышать мука
молекулярная формула звука
это гимн выжившим молодым
получать в чистом виде о два
после двух с половиной доз
ритма музыки любви поз
и вдыхать лишь едва-едва
объявляется война вот-вот атака
противостояние неорганических соединений
спать некогда жить спешить безо всяких не и ни
без общественных псевдомненений
вот новая точка кипения
все лишнее в клоаку
химия звука несет победу смотрит прямо глаза
декларирует запрет от свободы бегства
лабиринт мысли ведет в рай по-соседству
звук+ритм=молодость...кто за?
просить не умею пробовать даже не буду
иначе это в сумасшествие превратиться
я хочу птицей быть птицей
о том что выше небес знает только мой будда откуда
капля каплею тебя выдумать не жить минуту
зимы исписаны именами ими нами
за словом слово за пером перо цунами
срывает крылья а они как радуга гнуты
на равнине спокойствия, что на карте нет
где стрижи быстрее ветра летать умеют
я стою и смотрю на небо немея
там я взглядом рисую моего амиго портрет
Я строю замок из песка
Внимательно и равнодушно.
И белая рука узка,
И пальцы тонкие послушны.
Но что–то здесь идет не так:
В местах тревожных зреют башни,
И даже ракушку, дурак,
Я прикрепил – но очень страшно.
И вся симметрия темна,
И глиной что–то зарастает.
Здесь будет ров. А здесь – тюрьма.
Работа движется простая…
Заглядывая в бездну снов,
Я многое почти что понял…
Плывет рука моя без слов
И в глине безвозвратной – тонет…
А нет у меня ничего. Да и впрочем не надо.
Не надо улыбок, что вширь горизонта длинней,
не надо друзей, от которых мне весть, как награда,
мне б их на пиджак, только нету вестей.
Теряю слова словно бусины в снег и с разбега,
потом собираю, да разве уж всё соберешь,
и пальцы синеют, бледнее февральского снега,
их кутаю, прячу, да только морозец, как нож-
ницы режет и с силой, до крови, до боли,
до темных кругов, неужели смогу –
как вытерпеть то, что физической воли
я не имею, да вряд ли откуда возьму.
Я тычусь в звонок, в чью-то дверь, я кричу,
я пытаюсь. Откройте, я счастья у вас не прошу,
согрейте мне руки, налейте горячего чаю.
Молчание? Ладно, и так как-нибудь доживу.
Я так соскучилась по солнцу, лицам.
а ты – «не спиться бы»
и все дела,
как угораздило в тебя влюбиться
на десять лет.
А может навсегда.
Твой знаменатель – знамя и гитара,
не поделить, увы, никак
на что важней,
а что – «прости, так надо».
сожму в кулак –
не плакать же уже.
Как угораздило – во рту
катаю шарик своих сомнений,
мыслей «как же так»,
почищу зубы и сотру
нелепость мнений,
осевших будто меж зубов табак.
А в месте, где петлица, как гвоздика,
дыра от пули кровоточит вдруг
в минуты встречи.
Я на Родине. Мне дико
сказать тебе «хай, друг»,
похлопав плечи.
И будто бы уже совсем неловко-
по-арестански каждый звук ловить
твоих бесед
и взглядов из-под бровки,
и где-то под петлицей схоронить.
Уходит время, исчезают лица,
я в городах запуталась,
и хорошо,
что счастье – неделимое на числа,
на до и после.
Сделаю шажок
вперед, к тому, что было так давно.
«Вчера ещё в глаза глядел…»
М. Цветаева
Вчера ещё, на небесах была.
И солнце, в губы, целовала.
От неба под очами синева.
Без – солнца – мрак.
Руины от астрала.
Сегодня жизнь, сплошное пепелище.
Курится дым и застит – белый свет.
Меня – никто не любит и не ищет.
В мои семнадцать, окаянных лет.
Пусть говорят – любовь неизлечима.
Я вылечусь и, более того, я отомщу,
вам, вероломные мужчины. Всем,
подлецам! Ах-х! – Кроме одного.
Лишь в детстве
нам доступны чудеса...
Любой сюжет, из сказок вырастая, –
как продолженье прерванного сна,
но в нём морали истина простая.
Иванушки, как прежде, дурачки.
А умникам и вовсе не сыскаться,
и лужи вновь царапают сачки –
на рыбку,
посулившую богатство.
Любая Несмеяна тем милей,
чем более капризна и спесива.
А вежливость – лишь прихоть королей,
когда на смуту
тратятся все силы.
Быть честным – привилегия шутов...
Порой в словесном проиграв сраженьи,
всего-то лишь полцарства
за любовь
готовы мы отдать без сожаленья!
Хоть сказка – ложь,
да всё же в ней намёк.
Мы в путаницу верим без усмешки,
и с лёгкостью читаем между строк :
где гол король,
там миром правят пешки...
Больше года, как от друга
нет письма.
Ночью вздрогнешь от испуга –
дождь и тьма.
От Востока до Востока
далеко
и писать мне эти строки
нелегко.
Может это чёрный юмор?
Видит Бог...
Или может быть я умер
для него.
От дурных предчувствий камень
на душе.
Так судьба играет нами,
и вообще...
И напрасны все потуги
от ума.
. . . . . . .
Больше года как от друга
нет письма.
* * *
Не зовёшь... Не желанна, друг мой?
Позови! И я вмиг разметаю
В пыль преграды меж мной и тобой,
Так тебя я безумно желаю,
Сорвалась бы калёной стрелой
С тетивы затянувшейся муки,
Прочь отчаянье! Пытки долой!
Хватит с гаком мне горькой науки.
Но ещё, а, быть может, уже
Зова нет, и, чернея от жажды,
Замерзаю в слепой парандже
На кристаллики клеточкой каждой.
Не зовёшь – и мой робкий цветок
Под снегами застыл безответно,
И зимы бесконечный урок
Истомил ожиданием лета.