Я застрял в стене.
Проходил – и вот...
Ни туда,ни сюда,
И в одних носках.
Кто-то там, к спине
Придвигает комод,
А с комодом мне
Прямо в спину – тоска.
Дальше – хуже:
Затеяли капремонт,
На лицо обои
Приклеивать норовят.
Соседка с мужем
Выпрямляют живот.
Им бугор не нужен
На стене, говорят.
А когда вдруг решили
Вешать панно
И болт стали вкручивать
В черепную кость,
Я напряг сухожилья –
Весь дом ходуном.
Выламываюсь, говорю:
«Я – каменный гость ».
Мне бы оземь
ударить шапкой,
ворот ситцевый
расхристать,
похваляясь,
и статью, и хваткой,
против стенки
стеною стать,
чтобы дрожь
пробежала по коже
и ознобом
слегка обдала,
чтобы с прищуром
пращура рожа
на плечах,
на моих
ожила
и ощерилась
волчьим оскалом
на обиду
и грубый навет.
Эх! Порой бы
совсем не мешало б
сбросить тыщу
цивильных лет,
но душа
зло на зло не меняет,
и во тьме
не находит ответ.
Лучше нет 8 марта
Чем 8 Марта «Праздник»
Все девчонки в бусах, серьгах
И в колготах разноцветных
Мужики же с кошельками
В магазинах сувенирных
Покупают всяки штучки
Девкам вовсе не потребны
Бабки акты вандализма
В отношении природы
Совершают обрывая
Ландыши в лесах дремучих
Чтоб затем продать их ловко
На вокзалах и базарах
Мужикам ещё не пьяным
Но уже в надежде выпить
Ну а вечером взяв скрипки
Караоке и гитары
Парни все идут к девчонкам
Ужинать и пить мартини
А парням что одиноки
У кого девчонок нету
Нужно просто хладнокровно
Дожидаться Первомая
* * *
Что судьба наша – ночь да вьюга…
Мы узнали во тьме друг друга,
Дождь стучал по случайной кровле,
Ты сказала: «Одной мы крови…»
Ты сказала, а я поверил –
Совпадали все сны-поверья,
И – по другу тоска остра…
Ты сказала – а я поверил,
И, как пёс – до утра, под дверью,
Охранял я твой сон, сестра…
.
* * *
Вернулся муж – амбре чужих духов
Витает в доме – вот ходок пребойкий!
Слегка смущён, почти на всё готов
С порога для меня: хоть в бой, хоть в койку.
Командировка – брачный перерыв,
А в жизни не бывает перерыва,
Но я, на кухне мужу стол накрыв,
Бутылочку армянского открыла
За встречу выпить – правильный закон,
Традиция, и, чокаясь с ним дружно,
Я вижу, как в себя приходит он,
Всё менее растерян и сконфужен.
Ревную ль мужа? Нет – закрыта дверь!
Семья и дом по мне – не поле брани. . .
Тревога – с кем мой милый друг теперь? –
Меня заводит и до боли ранит.
Я видел: тусклый Март, а этот луч
Сквозь занавеску, как мираж в пустыне,
Как сказочный кораблик из-за туч,
Как то, что в тесном подреберье стынет…
Что не взбредет, когда не можешь спать,
Когда без сил от долгого томленья?
Кружиться, улетать и прилетать,
И вязнуть в дреме мухой из варенья.
Тот яркий бред, придуманный не мной,
В бессоннице последнею усладой
Растает, а протяжный голос твой,
Мой тусклый Март, нежнее шоколада.
И луч, и лень, и бесконечный день,
И снова я туплю в экран дурацкий,
Где «Милки Уэй» какой-то старый пень
Перепирает в ридный «Шлях Чумацкий»…
* * *
Ручки мои падали
В жёлтые пески,
Ласкою не радуя
Посреди тоски,
И лежат, незрячие,
Тихо не у дел,
Были дни горячие,
Но поспел пострел,
Оборвалась ниточка,
Лопнула струна,
Девочка-finit-очка
Стала мне жена,
Стала речка озером,
В омуте сомы
Жирно заелозили,
Ряска у кормы. . .
Яблоки оскоминой,
Не дозрев, свербят,
Ухватив соломину,
Оглянусь назад,
Там в тумане бабушка
Машет мне рукой. . .
Нескладушки-ладушки,
Жизни упокой.
Я – странник. Одинокий луч.
Но, странным образом, в пустыне
людских осоловевших туч,
согрею ту, чье сердце стынет.
Ей спеть захочется, не спать,
среди весеннего томленья –
и станет в гости прилетать
небесный ангел Дня варенья.
Он обручит ее со мной,
такою горькою усладой –
не будет сладу, я же твой…
любимый привкус шоколада.
Но снова март, и в женский день
стою, влюбленный и дурацкий –
Мой вольный ветер! Взъерепень
постылый быт, как шлях чумацкий!
..или такие оконцовочки:
"...ты вольным ветром взъерепень
мой пыльный путь, как шлях чумацкий!"
(вариант –
"Мой вольный ветер, взъерепень,
дорожки к теще шлях чумацкий"))..