Вышло так – расстройство такта.
Гром и вдребезги закат.
Буйство тайны без антракта
выпьют в страхе стар и млад.
Надоело солнцу с небом
знаться в сломной вышине.
Пошатнулись власть и вера,
стонут искрами в огне.
Я ж, безумец, благодарен,
что восстали на меня.
Хоть бессовестен, вульгарен,
все же ставленник огня.
Пусть за мной мосты сжигают,
и так черен дымный след,
какофонии играют
гром и ветры, срам и блеф…
Я заказывал все это,
в сонном тишину браня:
безрассудства – для поэта,
страсть – для ночи, свет – для дня…
Чтобы в истине святая
Бездна плавилась в огне,
ложь, неискренность сметая,
обозначилась в весне.
Чтобы утро – в солнце с небом,
в беззакатную зарю.
Чтоб узнать ее и верить
слову страстному: «люблю»
.
* * *
…Всё для тебя найду я – кисти, перья, краски,
В заснеженном бреду найду очаг,
И встретит нас с тобой трубач нью-орлеанский,
И негр-альбинос нальет нам чай…
Достанешь карандаш и лист бумаги чистый –
Рисуешь… Вечер наш невечен, жаль…
Всё для тебя найду я – краски, перья, кисти –
Ночь впереди черна – не исчезай…
…И вновь найдемся мы – в Хабаровске ли, в Канске,
В заснеженную ночь найдем очаг,
И нас с тобой поймет трубач нью-орлеанский,
И негр-альбинос нальет нам чай…
( 1982 )
.
Малой звездочкой
в небесах,
чтобы путь
не был потерян.
Словом ласковым
на устах,
чтоб уверенным
был в вере.
Чтобы день наступал
как дождь,
дождь весёлый
весенний.
Чтобы вечер –
желанный гость –
поразнежил
до сладкой лени.
Чтобы просто ты знал –
я есть.
Далеко ли, иль близко –
не важно.
Нам сегодня
так солнечно
здесь.
И так нежен
наш вечер
каждый.
Пробежали туфельки по дворцовой лестнице –
Ручеёк серебряный, золотой цветок.
Но карета – тыквою, платьице – с заплатками,
Мыши – прочь по тропочке. Счастья лишь глоток.
Музыка как облако. И теней – кружение.
В танце тело светлое. Золотом – коса.
И глаза – зелёные от мерцанья звёздного.
Сказки детства давние. Серебром – роса.
Мне бы – солнцем утренним, ветерком улыбчивым,
Лаской еле слышною на твоей щеке.
Рядом в лес по ягоды, в тихой песне вечером.
И печали давние – дымкой по реке.
В розах радость тайная. Жемчуга рассветные.
Утро в дрёме нежное. Ну, а вдруг – судьба?
На плече – головушка, запах трав и сладостей.
На ладошке – бабочка. А вокруг – заря!...
Не успела выносить, не случилось выкормить,
Не пришлось и выстрадать...
Доченька моя!
И дни, словно птицы с озера-
тяжелый такой разгон...
Ах,молодость,это ж козыри!
уходят из жизни вон...
Он пёс, не ждущий никого,
Местами лысый, как раздетый.
Средь объявлений нет его
Красивой клички и приметы.
Он нищий, с верностью в зубах,
В своей убогости – нелепый.
В глазах растерянность и страх
Собак бездомных всей планеты.
Он пережил ночной кошмар,
Страшна раздробленная лапа.
Бессилен здесь ветеринар,
Ему бы помощь Эскулапа.
Качался он в моих руках,
Теплом и лаской удивлённый.
И дома – в йоде и в бинтах –
Он спит сейчас, усыновлённый.
Мы излучали свет двойной.
Двойное плыло отраженье.
Любовь металась меж войной
И сладкой долей пораженья.
На близость огненную тел
Ложились тени. Шепот – «Дольче!»
Двойной звезды нам свет горел.
И в бесконечность плыли ночи.
В одном костре сжигали мы
О прошлом память и надежды.
Горели звездные мосты.
А срок прощаться был,
Мой нежный!
Ещё при мертвенной луне
В глазницах окон льдинки блещут,
И город, стылый и зловещий,
Напоминает сад камней...
Темна вода во облацех,
И не прочитана молитва,
И кровь рассвета не пролита,
И неизвестно, что в конце...
И нет любви, и веры нет,
И, может, только тень надежды
Увидишь, если смежишь вежды
И, наконец, погасишь свет...
Но не прервётся бег времён,
И март сосульками заплачет,
И распугает зимний сон
Чирикот птиц и мяв кошачий...
И снова – да откуда, блин? –
Надежда, и любовь, и вера
Шестидесятого размера
И дух протаявшей земли...
И я, совсем как этот кот,
Тощой, облезлый, одноглазый –
Как он отчаянно, зараза,
Как победительно орёт!