Что пожелать вам, ваше высочество?
Поболе – Здоровья, любови, творчества!
Что пожелать Вам, Ваше величество?
Того же ещё, но в большем количестве!
А что пожелать вам ещё, королева?
Желаю того же, но справа налево!..
Как много утекло воды с тех пор,
как Вы и я.
Как мы. На пару.
Сдуру.
Плюс милый Эльдемир. Во весь опор
неслись спасать, пардон, литературу.
Аллюром «Три креста», перекрестясь,
летели Вы. А я – надев ярмолку.
И мы неслись.
И были мы, несясь,
безумно сногсшибательны!
А толку?!!
Как много улеглось с тех пор словес
на Word’а лист экранно-электронный,
но множит каждый слог удельный вес
журнала.
Я про наш, одноименный.
Арифис!
Это имя на устах
у поисковиков во всех сегментах,
и лично Google в тысячах постах
журналу признавался в сантиментах…
Но я ведь не об этом, я о том –
о чем – надеюсь – строго между нами,
что после нас останется потом
не только то, что делаем руками.
А то, во что вливаем кровь и пот,
вдыхаем дух и вкладываем сердце.
Все то, на чем стоим, когда за борт
бегут трусливо крысы отщепенцы!
Зашел на сайт, гляжу по сторонам,
и чую то, что чуется так редко:
что, если вдруг захочется, то нам
всегда найдется с кем пойти в разведку!..
Я все не то, по ходу, говорю.
Я лучше Вам скажу при всех, Кристина,
Что Вас ценю, люблю, боготворю!
И чувств таких не знала Палестина!
Короче, с Днем рожденья! Я без здравиц…
Простите, ради бога!
Миф, мерзавец
1. В отмерянной жизнью бочке
Царапаю кружкой дно.
И в книге судеб строчки
Мне тоже твердят одно:
Пора, истекает время!
Пора, наступает срок.
Но смертной тоски бремя
Не надо копить впрок.
Под этой вселенской крышей
Прекрасен дарёный миг.
И пусть никто не услышит
Души обнаженной крик.
Свою наклони бочку.
Последнюю кружку испей.
Достойно поставь точку
В конце отшумевших дней.
Я по колено свят,
по пояс в диком схож.
А выше пояса свобода
по устам струится.
Наверно я смешон,
когда бываю сложен
под черную дыру
желаний и сомнений,
мнений?
Забытая бравада
стремится в обездоленность,
живет во мне, крушИт
постель двурушных тайн.
Вернет меня к тебе
послушная намоленность.
И это будет мой
заветный грустный рай
с прикосновением…
Жизнь – холоднее холодца,
и даже беленькой белее,
круглее круглого яйца
и алой Ленночки алее,
квардатнее, чем сам квадрат
и самолётней самолёта,
и говорливей, говорят,
чем соловьиная Солоха.
Она богаче всех богатств,
родней родни, страстнее страсти,
и явно явственнее яств,
и здоровей ухмылки: "Здравствуй..."
Она начальнее начал,
и всех концов она конечней,
она печальней, чем печаль
и человека человечней...
Она – живее всех живых,
она обиднее обиды
и тем вихрастей её вихрь,
чем за кидок вы с нею квиты!..
Она – певучее певца
и поэтичнее поэта,
подлей любого подлеца,
темней, чем темень после света.
Жизнь жизненней газеты "Жизнь"
правдивее газеты «Правда»,
но опасаясь, не боись
расплакаться, когда расплата
придёт урочно на ура,
и вечнее, чем эта вечность,
сегодня спросит за вчера,
коль завтра жив ещё, конечно.
Что ты молишься,
глядя на эту ночную звезду?
Выдох легких морозит,
кристаллит рукав в слезу,
ведь притворство влюбленной звезды
- твоя совесть и боль,
из кармана часы твоей левой вещают отбой.
Что ты машешь рукой,
навылет простывшим плечом?
Ей «прощай» твоё
вито колючим плющом,
сжатье уст -
разговор был безвестен и жалок.
Она рада, мой друг,
что ты загибаешься. И уезжает.
Эта осень гремит,
свежевышитый шрам и копоть,
эту б осень пропить,
проползти, хоть ползется плохо.
Нас таких – миллионы,
столетья подряд и подряд,
миллионы разрушенных звезд
разбросало по небу в ряд.
Вновь не спит Петербург,
и шумит серебром осина,
не сопит,
не храпит
своим камнем, своей хребтиной.
Устремившихся глаз
тоска постояльца.
Вот еще одна жизнь
повисла на кончике пальца.
. Поэзии.
Плохой и хорошей бумаги
Исписаны горы и тонны.
Любви красоты и отваги
Просторы извечно бездонны.
В папирусах древнего Нила,
На глине в долине Ефрата
Поэзии прелесть и сила,
И всё, что любимо и свято
И рифмы и ритмы любые
Гремели, сверкали, горели.
В душе нашей строки святые
Рождали покой и метели.
Безбрежность пространства и духа
И звон победительной стали,
И нежность легчайшего пуха,
И зовы заманчивой дали.
Даря красоту и забвенье,
Храня чистоту и надежду,
Сметая тоску и сомненья,
Разя подлеца и невежду.
Я знаю, поэзии пламя
Не выжжет ни зла, ни порока,
Но истины тяжкое знамя
Нести помогает пророкам.
Оно сохранит в лихолетье
Зерно чистоты и отваги.
Поможет под дулом и плетью
Борцам обнажать свои шпаги.
В чарующих ритмах и рифмах
Душа человечества вечна.
В грядущих твореньях и битвах
Прекрасное бесконечно.
Исписаны нет, не напрасно
Поэтами горы бумаги.
У жизни нужда ежечасна
В любви, красоте и отваге.
Моим рифмующим друзьям.
Стихи – в любом количестве!
Стихи – в любом размере.
Поэзии Величество
Имеет подмастерьев.
И труд их не оплаченный,
Талантом не отмеченный.
Вселенной предназначенный!
Друзьями лишь замеченный.
О, мастера поэзы,
Вниманьем не согретые!
Их рифмы как протезы,
А всё-таки – поэты!
Сравненья ординарные,
Метафоры бесцветны.
К несчастью, бесталанные,
Но, всё-таки, Поэты!
Стихи – в любом количестве.
Стихи – в любом размере.
Поэзии Величество
Я испил эту чашу до дна,
по счетам расплатился сполна,
и стою – ни двора, ни кола –
в чем маманя меня родила!
А вокруг – пепелище, курган,
словно тут проходил ураган,
на душе совершенно не сладко
и во рту отвратительно гадко!
Разметала меня по камням,
по ухабам, по кочкам и пням,
да прошлась по болезненным точкам:
по циррозу, по гландам, по почкам –
не какая-то вражия сила,
не бацилла меня подкосила,
и не муха меня укусила!
А случился со мной анекдот:
извините за прозу – развод.
Без объявления войны
он вдруг напал на мирный город,
дороги заковав во льды,
насыпав сверху мат и холод.
На крыши сонные сугроб
надел, как шапку мономашью,
и весь народ, как тот холоп
поклоны бьёт под маму вашу!…
В авто где сел, там и вокзал,
в ад поспешаем неторопко.
Нет пробок в городе! Он сам
одна огромнейшая пробка.
Стоим уверенно, мертво,
скрывая от прокуратуры
то ЖЭКа снежное мурло,
то развернувшиеся фуры…
И в колее одной дудят
друг другу вслед или навстречу,
ругаясь, тётки и дядья,
но ехать некуда и нечем.
Как после фронтовых боев
развалы снега выше крыши.
…И лишь детишки на своем
крылатом боге санки ищут!
И то… Бросаю свой «ниссан»
и, как к прилавку, за снежками,
как будто я мальчишка сам…
(Но это, всё-таки, меж нами.)