Высокий дух хранитель Мира.
Плоть – вожделением слаба.
Не сотворив – себе кумира,
не сотворишь в себе раба.
Так на травинке луч росою блещет,
ловлю и я внимательный твой взгляд,
и капли счастья тело холодят,
и видятся немыслимые вещи:
тепло и доброта... и даже хлеще:
любовь, и страсть, и нега... мёд и яд.
Не умирает память, говорят.
Спит иногда, но и во сне трепещет.
Я знаю, что у речки тростники
сверкают ярче, да и высоки...
Доверилась простому замечанью
и выбрала до гробовой доски
оттенки серого – космической тоски,
и голос мой, надломленный печалью.
Сфальшивишь чуть и всё – ослеп, оглох,
завис на диссонансном интервале.
Стихами под окном коты орали
и розой расцветал чертополох,
и не орёл летел, а туча блох
(и блохи до печёнок доставали!),
и не в светлице прожил, а в подвале,
не Аполлон, а вовсе Полулох.
Благодарил бы, что не под забором,
не под уколом, не в тюряге вором,
казанская ты, право, сирота.
А жизнь прошла: зачем-то, почему-то.
И без покоя. И совсем не круто.
И для «спасибо» не откроешь рта.
Спи обманутый, счастливый,
Окаянный, но не злой.
Мой народ, почти красивый.
Спи в своих тугих постелях,
В невесомых городах,
Что лишь чудом уцелели.
Спи и знай, что нет на свете
Слаще брошенной страны.
Только случай. Только ветер.
Спи на свете невозможном.
Спи, младенец, спи, щенок.
Спи и вздрагивай тревожно.
Так, чтоб я заснуть не мог.
.
* * *
Не надо говорить со мной о совести –
Не стоит время тратить понапрасну –
Все свинства в мире прячутся за фразы
О совести, о чести, о достоинстве...
Высоких слов – про долг, мораль и прочее –
Не слышу, – молочу всю ночь по «клаве»,
Чтоб стих к утру пробился первой строчкою:
"...О доблестях, о подвигах, о славе..."
.
* * *
Ловкая память у умных нередко
Прошлые ляпы возводит в заслуги,
Перетрясёт старый сор через сетку
И возведёт в абсолюты недуги.
Трудно, а чаще почти невозможно
Через гордыню признаться в ошибке,
В тёмных глубинах раскаянье гложет,
А на стремнине зубастые рыбки.
Крольчихой мнит себя досада.
И память крепче самосада
И садомазо правит бал.
А сон кричит: «Я ночь не брал»
А утро тяжко словно камень.
И мир теперь обиде равен
И рванью слов зияет боль,
А счастье превратилось в ноль
Полустёрты лица.
Полусмяты нервы.
Будет счастье биться
Полупьяной стервой.
В этом сне забытом
Нет ни дня, ни ночи.
За окном разбитым
Небо в грязных клочьях.
Мы займёмся бегом
От борта дуплетом.
Заметает снегом
Этим жарким летом.
Я приду не с ними.
Я умру не с вами.
Да святится имя.
Да исторгнет пламя.
Каждый выжить хочет.
Ну, а это значит –
Победивший – мочит.
Проигравший – плачет.
На трефовой масти
Я оставлю след свой.
Я поймаю счастье
При попытке к бегству.
За окошком бродят кошки,
Голубь в лужу влез….
Не толкает за окошко
Моню в ребра бес.
Есть у Мони подоконник,
Сплин и лишний вес.
…Снёс ветеринар под корень
К кошкам интерес.
Старый хрыч, жена – старуха,
Весь облезлый сам,
Он за эту невезуху
Портит жизнь котам.
На балконе меж бегоний
С тенью тет-а-тет
Погуляет грустный Моня,
И опять – обед.
Цели в жизни нет у Мони.
Без неё – хоть вой!
Моня грусть из сердца гонит
Порцией двойной.
Говорит хозяин: «Многим
Жизнь такая – рай!
Без заботы, без тревоги:
Жри себе, играй,
Всех забот – помыть подхвостье,
Жизнь – у кухни вся».
…Говорит, а сам-то с гостьей
В спальне заперся!
Вдоль апельсиновых плантаций,
Рощ авокадо и маслин
Бежит дорога серым зайцем
Под солнцем здешних Палестин.
От перекрёстка Маханаим
До перекрёстка Амиад
Пейзажи, как картинки рая,
Но к ним уже привычен взгляд.
Есть видно, замысел старинный
В библейской нынешней красе.
Идут размеренно машины
По девяностому шоссе.
По Галилее живописно
Как бы разлита акварель,
И я на белой Мицубиси
Спешу из Акко в Кармиэль.
Недалеко от Кармиэля
На склоне медленной горы
Остановлюсь перед ущельем,
В тени укрывшись от жары.
Отсюда, со спирали лестниц
Вся Галилея мне видна!
Сегодня – ровно целый месяц
Со дня, что кончилась война.
15 сентября 2006