Колечко в оправе за ночь? – за весну,
Что сердце наивное сделает ... старше.
В прохладе ветров сентября окунуть,
Чтоб после согреться другими – не страшно.
Ночными звонками гнать холод в постель,
Корицу запомнить – вдох до помраченья...
Шелка или бархат? – желание тел...
Весны аромат... Не имеет значенья,
Кого укоряет слеза, чья ладонь
Бездушную трубку сжимает заполночь?
Зверь просит напиться в шажочке от ДО
Рождения, пропасти – разве запомнишь...
13.05.2008
Мне однажды приснилось, что я унитаз.
Изменило немногое перерожденье:
То, что било в лицо изо ртов и из глаз,
Стало падать печально в ладонь отчужденья.
И, нечасто будим, так же голос мой тщетен;
Но заросшее горло порой потружу
И портрет президента в размокшей газете
В автономное плаванье я провожу.
На фаянсовый берег присядет студент,
Не в ладу с поглощённого перемещеньем,
И, тяжёлый орёл, встретит важный момент:
Примет старая дверь письмена вдохновенья.
Каждый день это всё нарушается странно:
Вечер вынесет прочь и шумы, и шаги.
В тишине метроном незакрытого крана
И пульсация света от трубок нагих.
Молчаливая женщина в синем войдёт,
Неприглядность своим порошком присыпая.
Что на картах лупящейся краски прочтёт,
Меж проливами по континентам ступая?
Надев ботинки и пальто,
Выходит из дому никто.
Идёт в ближайший магазин,
Берёт лимон, коньяк.
Сидит на лавочке один
И смотрит, как дурак,
Дурак один подсел к нему,
Явил он ветчину.
И вот сидят дурак с никем
И чокаются, пьют.
Закусывают ветчиной,
Лимон лежит, презрет.
И смысл есть. И есть уют.
Мы видим из газет,
Что наш никто не то, чтоб всем,
Но кем-то вроде стал.
Он стал немножко ветчиной,
Немножко коньяком,
Немножко даже дураком,
Но не лимоном – нет.
Он спутнику сказал: привет!
И со скамейки встал…
Небеса осыпаются снегом,
В общем – неудивительный случай.
На деревьях лежит оберегом
Снег незамысловатый, живучий.
И рожденьем своим потрясённый,
Как дитя, он вот-вот забормочет.
Как задумано всё немудрёно,
Словно май декабрём оторочен.
Отдохнёт и бросается наземь –
Состоявшийся самоубийца,
Перемешан с песком, безобразен,
Умирает и в небо глядится.
Для него не придумано рая,
Безупречный, живучий – растает.
И ключом сам себя открывая,
Для кого-то живительным станет.
Мне зимою приснился цветущий шиповник
В летнем городе света, который оставил:
У дороги нагретой в безвременный полдень
Дух малиновых чаш разморённо–усталых.
Перенесшись на камни крыльца магазина,
Видел прошлых знакомых приятные лица.
В жажде узнанным быть через многие зимы
Роднику разговора дал вольно излиться.
Отчего раньше жил я не ради общенья? –
В топку времени выкинул столь дорогое.
И теперь в быстрых снах лишь ловлю ощущенье
Соприсутствия вышедших в море другое.
Мысль пульсирует образом мне подарившей
Знак приязни – улыбку, рассеянно, просто.
Молодая пчела, твой нектар растворившей
Острой солью прилива мой выбелен остров.
Для тебя рад цветком гравилата раскрыться,
Ждущим слов удержать ту, что хочет проститься.
Миллион голосов холодит и искрится,
Призывая к себе. Взгляда чудные птицы
От лица моего быстро прочь упорхнули,
Оставляя в полынной долине пространной.
Мне б горячей слезинкой серебряной пули
Тронуть сердце, заставить глядеть непрестанно.
Я глядел сквозь стеклянную кружку
На мерцающую подружку,
Как на рифму-дурнушку
Утихших песен.
Оглушительным гвалтом
Зал встречал музыканта,
Официант был невесел.
Тебе идет это платье.
Комплимент в один момент.
Дураку понятно,
Это платье пришло ко мне
Быть услышанной и помятой.
В общем, все как всегда.
Чай с мятой?
Да.
Сердце мое – трудовая мозоль,
А может быть, рифмуя строфу,
Сердце мое выела моль
В платяном шкафу.
Пережди!
Не спеши погашать маяки.
Вслед – дожди
И следов не отыщешь, не сможешь.
Отмени
В запредельность шажок. Быть каким?!
Рвется нить -
Месть решимости ложной.
Темнотой
Под знамена тоски на призыв.
Видишь, торг
Стал причиной поспешной замены
Рубежа -
Не достоин симфоний грозы?!
Просто жаль...
Пульс слабеющий вены
Различить
Не надеешься. Лучше не знать?
Нет причин
Издеваться над страхом молчанья.
Ничего
Не пригонит раскаянья снасть.
Берегов
Освещенье свечами?!
Лучше мрак –
Заблудившимся дольше плутать.
Им никак
Не помочь: в путь без веры и цели
Побрели.
В бурю кормчий-провидец устал.
Мрак земли,
Где спасением – мели...
23.04.2008
Отвратная с виду — аж страшно,
предельно умна и отважна,
вредитель — не выгонишь дустом...
И вдруг за мотивчиком грустным
послушно стекла по дороге...
И кто-то подвёл все итоги.
Ты — чувствуешь... Значит, ты знаешь,
как тяжко, когда покидаешь
гнездо, и родных, и пенаты,—
утраты, утраты, утраты...
Колдует, зовёт деревяшка
мелодией лёгкой... как тяжко...
Неважно, была ли учёной,—
ешь лакомство с лампой толчёной,
узор до-ре-ми, соль-ля-си тот
осколочной болью сквозь сито
просеешь, ведь не было ноты,
чтоб ты пощадила кого-то,
когда в нержавеющей бочке
ты съела и маму, и дочку...
На Балканах растут мандрагора с паслёном.
Мандрагору узнали, извечно копают.
Корень в древней земле, человек потаённый,
Жив соларной любовью, к зиме засыпает.
Спутник – чёрный паслён, по кустам поселённый,
Без спасительной ости, весь гибнет за осень;
До конца всё обильно цветёт – упоённо;
И, взойдя по весне, – сразу венчик выносит.
Семя давленых ягод налипло когда–то
На колёса возков, возвращавшихся долго,
Пало в степь Приазовья, а дальше сарматы
На копытах коней принесли его к Волге.
Свойство каулифлории – стволик с цветами.
Зеленеют плоды с родовым общим ядом.
Им травились когда–то в России крестьяне,
Простодушно отведав картофельных ягод.
Древний знахарь, ходок по лесистой равнине,
Примечал здесь траву с видом перечным странным.
И в руках знатока её сок с соланином
Успокаивал страждущих боли и раны.
Ты мне нужен, это значит –
Мы до одури похожи.
Я с тобою стала мягче,
И умнее стану, может.
Наглядеться не сумею
В голубые любоцветы.
Я всегда была ничьею,
Ненормально, милый, это.
Вот такая неизбежность.
Встать и в стену упереться.
Мне чуть больно, просто нежность
Больше разума и сердца.