у дорог в двести двадцать вольт
есть ключи и своя печаль
рассмеётся земли инвольт
материк покачав плечами
странный глобус и ветра нить
гже живет заводное поле
ветер бьётся тугой волной
как стихи о больных поэтов
но не может пройти
насквозь
и гниют на дороге гвозди
хотя им здесь дано ржаветь
или ржАветь
ведь не мы называем сны
и не сны выбирают нас
у восходов где веры нет
только тихая поступь в сад
медный стоб увивает хмель
по спирали вернув земле
герцы слёз и дорогу неба
из соцветия слов к тебе
как и раньше
на трёх китах
затащу в этот мир надир
забирая и боль и страх
тех зеркал что разбить смогли
властелины кривых сердец
на галерах седых стихий
бить под дых чтобы бог уснул
только ты
только так
один
разрешаешь и в печь идти
не меняя имен икон
мне твой ад а не их силикон
угол губ
капли света для
смоль ночей и стихов приблуд
в тихий запах ванильных сдоб
прячу руки и жизнь
люблю
мир един
это ты
пойми
висячие мосты искусств
с веревок Англетеров
Елабуг
и баркасов на песке
мы бурлаки
и Бурлюки
а на гламуристом соске играет шоколад
салонов SPA
стирилизаторов микробов и души
как молоко на соске
неродившихся детей
а с баллюстрады Воробьевой
распущенно и философски слетит гроза
я за..
косящей на один
теперь уже на оба глаза
Москва
нахальной ведьмой по району
края крайоня
замшелого заморского добра
и руша мерзости невидимой стены
на собственное взмолится дерь...
а может и не только эта
забубенная столица
Авроре Железняк опять приснится
и будут Летний сад и Зимний примирять
ты встань единственный
в невидимый проём
Луны слинявшей
на завтрак к Тихо Брагве
лечи им веры вены
так сокровенно
как воробьи щебечут по утрам
и пусть они умокнув под дождями
проснутся утром в запахе полыни
не ладана
с любой молитвой пусть
под иншала
помилуй мя
и алилуйа
и наша кровь
на этих битых зеркалах
на новый улей
укажет путь и время на дорожке
которая ведет не к храму
а в постель
из той волны всемирного потопа
двух не упитых чудаков
по правилам российских игр ума
за них положено четыре
и я им свечку подержу
кто следом...
Слово из воздуха, как человек на пляже,
Вдруг обретает счастливую наготу,
Стеснительно избавляется от брюк, рубашки,
Ложится, разворачивает газету.
Первую жизнь держим в памяти, вот – вторая.
Человек, слово, солнце – и заново:
Беззвучно кричит, зевая,
Щурится от ярко-белого, ярко-синего.
Кто мы из воздуха незаметного,
Кто мы легче слова, лети, нелёгкая,
Крылья расправившая газета,
Близкая, средняя, совсем далёкая…
.
* * *
Витя Яковенко был меня постарше, –
Скошенная челка, голос хрипловат.
Витя Яковенко пел для всех уставших,
Много повидавших, женщин и солдат...
Витя Яковенко выходил на сцену
В поселковом клубе – зал весь замирал…
Вити Яковенко голос сокровенный
Каждого до дрожи в сердце пробирал…
Витя Яковенко другом моим не был,
Но когда случалось, благодушно-пьян,
С Галей Казаковой улетал он в небо –
Доверял стеречь он Галин мне баян…
Разошлись дороги... Кто-то – по окольной,
Кто – по тропке скользкой, – каждый – по своей…
И остался только где-то в детстве школьном
Навсегда простуженный колымский соловей…
Кто-то слышал, вроде, что он «пел в трактире»,
Кто-то – что «он спился»… Потерялся след…
Витя Яковенко умер в Армавире –
Мне вчера сказали – вот уж с пару лет…
...Пóжил-побродил я, видел стразы-перлы,
«Липу» и подделку – чую за версту,
И на небе звездном вижу – среди первых –
Вити Яковенко чистую звезду…
(28.07.11)
короткое тепло и нервный танец пепла
осенние костры на ветках зелены
не все вопросы неба нуждаются в ответах
апрельский часовой
ни с мира ни с войны
я в ночь не убегу
ходить в тенетах дней
чуть выше и добрее
целуя след теней
под электронный вальс
я вас
а вы меня
и ветры перемены
и галька у морей
и пена у воды
за каждый день с тобой
в картинной галерее
я буду оставлять
таинственный вопрос
куда уходит время
когда закат целует
твой мир уставшим солнцем
в макушку как
подросток
в стране уснувших OS...
Где воду добывают как руду,
На раскаленной каменной Венере,
И я туда когда-нибудь уйду
(Перемещусь туда, по крайней мере).
Отчаянье лежит на дне морском.
На дне морском, и разглядишь едва ли,
Куда идёт бессмертье косяком,
Туда, куда – не знаем, не читали.
И после, в жар малиновых плавилен
Ступая за глотком чужой воды,
«Отчаянье…» Всё так, а я бессилен.
А ты бессмертна, и всесильна ты.
я ль на свете всех глупее
я ль...
ветер
летящий вдаль
ты передай тихих шагов звук
сердцем
если его защемить сильно
немилосердно
неуловимо
неконтролируемо
оно превращается в волка
снегом седых волхвов
мулатки души живой
боль
это где оседает муть
мы настоящие словно студень
в новый кому-то год
на раскалённой сковороде масла
вода шипит
и улетает в небо
ей не страшны
токи остуд
и выкрутасы веба
веры ущербность в том
что пресловутый бок
их нарисованных правил
правил как мог
а нужно бы как хотел
он же как нож
все разделил на части
если хороший достоин счастья
то почему любви
ищут сорвав запястья
и почему она
так же редка как яд
что между жертвой и палачом
кровью скрепивших Я
смертью сроднивших в братья
в бред распущу обойму
боли
АК в кусты брошу
прости
хороший
лживость д анайцев
ты...
Утро. Умытое солнце светом ласкает цветы.
Их поливаю под донце белых горшочков, просты
помыслы в час этот ранний -
надо сготовить обед, к солнцу сходить на свидание,
в вазу поставить букет – тот, что нарву по дороге
полем, заросшим травой... будут натружены ноги,
нет, пусть цветы за тропою так и растут...
Дача – прополка, поливка: репа, и лук, и морковь,
жжется бессильно крапивка, серп для нее уж готов!
Заросли чертополоха и молочая туда же.
Отдых на даче – неплохо, словно в сезон распродажи:
солнце – бесплатно, досыта, травы – росою умыты,
радуга в тучах сверкает, грядки – все тут.
Утро. Умытое солнце светом ласкает цветы...
День отряхнется, проснется. Лето. Июль. Где же ты?
*
пока они
как врач за голую зарплату
учитель за подложку одиночества
таксист за право есть купаты
проктолог за желанье непохожести
и робость не скатиться в геи
бродячий мент за кости власть
сны проституток после смены
седьмого юзера
прислуга в дорогих отелях
в еду плюющая у двери
за липкость ожиданий чаевых
как отбивные на тарелках
чужих дорог умов и трюков
пока они как инструмент
из стада своего
ломают нас
мир истончается как капелька росы
в аккорд последнего касанья
к корням роняющая небо
прошу
ломай меня
когда не грусть
а синяки уставшей злобы
меня как сивку укатают
**
и не уйду и не вернусь
тобой останусь
пуская в волокно волос
на всю поверхность кожи
анестезию дикой дрожи
и нам деревья запоют
сонату лунную
мы все наёмники могил
и помоги им помоги
меня ломая
не Ольга
не Татьяна
чуть другая
но
к вам дышу
хромой Пегас
нас снова вывезет из грязи
***
красиво жить не запретишь
а выживать красиво не научишь
когда жмут прутья в голове
ты это верно не поймешь
забрось все в сердца бардачок
и позабудь
ты был всегда
когда не знала и искала
сносила лбы
дороги
и личины
ты был всегда
единственным и лучшим
из эфы сделать макраме...
такие берега по мне
из необычно сумасшедших
ты никогда
запомни
никогда
не будешь временем прошедшим
по Стеньке шапка
волны по княжне