Порыв души, неведомый и странный,
Тебя, богиню, к жизни пробудил.
Вот клирос мой поёт тебе Осанну,
Вот замер я – у каменных перил.
Прошу, будь вечно от меня далёкой!
(Чуть сблизившись – очнёмся ото сна...)
Да, вижу на горе твоей высокой
Сияние предвечного костра.
Унынья нет. Лишь радость удивленья
Той красоте, что снилась отродясь, -
Меня влечёт благословить мгновенье,
Когда с Любимой утвердилась связь.
01.06.15
Ничего не объясняя,
Все, что свято, предаю,
И минуты наполняю,
И врагов благодарю.
Все ошибки идеальны –
Детским хохотом в игре.
Юность ходит в платье бальном
По бордюру во дворе.
Погуляйте, порезвитесь,
Помолитесь на мечты,
В вечной верности клянитесь
Каждый раз до хрипоты.
Ничего не объясняя,
Все, что свято, предаю,
И минуты наполняю,
И врагов благодарю.
Ментон, безлюдный пляж и тихий город,
И улицы ползущие змеино
Тебя над гаванью возносят, чтобы скоро
Ты оказался в мраморной долине
Кресты и статуи, безмолвье, только зной
И на французком надпись: «Трубецкие».
Над старой потемневшею плитой
Слога сплетают поцелуй России.
-А рядом вот Волконские, смотри!
Кириллица венчает нас с Ментоном.
История играет попурри,
Окрасив след французский русским тоном.
У соседей есть собачка,
Не рычалка, не кусачка -
Любит хвостиком вилять
И щеку мою лизать.
Маечки, шортики, полотенца
В узеньких улочках на ветру.
Ницца звучит то фугой, то скерцо,
Солнце ласкает нас поутру.
Скорбные плиты над городом греются,
Сосенки веером по горам.
В Ницце все лица: Китая, Кореи,
России. С французом смешался Иран.
Ранние пташки: бездомные с псинами
Мелочь сшибают с роскошных баб.
Яхты увы не дружны с парусиною,
Глянец боков и лощёный араб.
Барная стойка, стоически -трепетный
Тёмный красавец бросает блесну,
Томные девы.. Взбалмошно- ветреный
Ницинский вечер я не усну.
Люди всего лишь люди
И иногда человеки
Души не скоро вопли разбудят-
Поднимите им веки
Гоголь письмо отправляет Тарасу
Который Бульба
Бойся данайцев с конями в пальто
С карманамИ и дулей
Плачет Козак на кручах Днепра
Себе
вырезая печень-
Псам в балаклавах лишь бы орлу
было живится нечем...
Первый петух( упырям хоть бы хны )
Прокукарекает в Раде
Дьявольский сюр – на земле бузина
А в Киеве б...ди!
https://www.youtube.com/watch?v=wrQhdUJ-xss
Наши отношения, как четвертая стадия рака:
Ты сказал, что хуже некуда…
А я все думаю, этично ли такое сравнение…
Не отомстит ли судьба, не подкинет ли новых идей для метафор…
Провожу жизнь в ожидании знака –
Что стоит ему кинуть парочку – сверху-то…
Никто не может победить огнем наводнение…
Так что сижу на краю и посылаю все на хер.
Как Мира хочется – Великой Тишины.
Звучат в которой только поцелуи.
Где нет убийц и нет войны.
И не поют по детям,
«аллилуйя».
Он ею бредил наяву:
Она мерещилась в прохожих,
Скакало сердце на ветру,
От черт лишь издали похожих.
В беседах, именем её,
Других он нарекал случайно,
На миг, впадая в забытьё:
Рассудком раскрывалась тайна.
В пути не замечал скандал,
И то, что кто-то был неловок,
Он годы с нею проживал,
Проехав, десять остановок.
При ней он телом каменел,
И лава слов, в нём застывала,
И бегством он спастись хотел,
От той, что так околдовала.
И после, проживая дни,
Как узник, ждущий приговора,
Срывал боязней кандалы,
Для встречи с ней и разговора.
Открыла дверь ему – лишь Тень,
Той, что безумством его стала,
Он опоздал… и ощутил:
Финал рассказа «После бала».
Но разум не желал принять,
То, что мечта его угасла,
Шептали губы слово: «Кать...»
И жизнь его была прекрасна!
Пронеслась стрижами летняя пора,
Вновь несёт букеты в школу детвора,
Осень подлетает стаями ворон,
Душу будоражит колокольный звон.
Суетливых улиц меркнет звуков рой,
Под его былинный голос вековой:
Одиноким тоном, словно камертон,
Насыщает воздух Благовеста звон.
Об уходе времени, о земле сырой...
Гулким эхом множится колокола бой
На урок зовёт он взрослых, как детей,
Просит не молиться, просит быть добрей.