Ах, не ищи в страданьях проку –
чужие не были близки.
Промой дождём зеницу ока
всепоглощающей тоски.
Коль сердца нет, нужны мозги ли?
Руби по шею все хвосты
и упокойся, спи в могиле
под тяжкой глиной пустоты.
Уже не надо примирений:
в унылой памяти горят
весенним пламенем сирени -
в них та же боль и тот же яд.
Ползёшь по городу под зонтом.
Ты много выпил, лежал потом,
Потом ты встал и пошёл потом
Под чёрным тугим зонтом.
На баках кошка сидит с котом,
Худым шевелит хвостом.
Ты много выпил, теперь мутит.
Неровно голубь сквозь дождь летит,
И кошка смотрит, как он летит,
С вопросом в глазах глядит.
Выходит солнце. Асфальт блестит.
Опрятный и жалкий вид.
Я помню улицу, этот дом,
Как шли мы под руку под зонтом.
Тебя я помню, а что потом –
Забыл, что с тобой потом.
И страшно вспомнить мне, что потом.
И странно мне жить потом.
Это лето не про нас,
Это солнце не про нас.
В ателье поблекли фото:
Профиль и анфас.
Здесь природа не моя,
Здесь природа не твоя.
Подмосковными ночами
Трели соловья.
Ждёшь чего-то, ждёшь – и вот:
Выстрелят во тьме в живот.
Ну а жизнь – она не спросит,
Просто так уйдёт.
Скворечник между ветками заброшен,
И белая сирень стоит в цвету.
Нева, как будто загнанная лошадь,
Круп в яблоках подставила мосту.
Ты мелкой рысью бисер разметала
И – замерла, копытами в песок...
Душа в ветвях сирени заплутала,
Да от мечты всего на волосок!
Лесная лёгкая прохлада.
Косцы на светлой стороне.
Где донник, спит искавший клада,
Не видя ничего во сне.
Все зимы он под низкой крышей
Маршруты чертит угольком,
И, в увлечении, не слышит,
Как та скрипит над потолком.
Бродить, идеей опалённым,
Чтоб нецветущих встретить цвет,
Следить за стрелкою зелёной,
Что, лопнув, алый даст ответ.
Так и берёзовый царевич,
Верхом на волке Никаком,
Летел средь подмосковных елей
До ночи с тусклым огоньком.
На полигоне заводском среди овражного безлюдья,
Как только октября закат над лесом смыло синевой,
В неё затеяли пускать для испытаний из орудья
Салюты рвущимся цветком, живущим с жуткой быстротой.
Хлопок, и гриб очередной, раскрывшись красным, гас зелёным.
Воняло дымом, и картон, прожжён, летел в сухой бурьян.
Я не был этим увлечён, спиною к фокусам дарёным,
Смотрел на тлеющий костёр, что жёг небесный пироман.
Из пушки вечности пальнут, и мне хотелось бы услышать.
А потому – и не считал, как дети, сколько будет раз.
Здесь льда небес дрожит кристалл, здесь гладь запруды стужей дышит.
Вдали булавки фонарей пометили дороги грязь.
Ну, надо же хоть раз сойти с ума!
С тобой ли быть разумной и банальной?
И рамки здравой логики сломав,
Рвану я рейсом трансконтинентальным.
Я думала – спасение в стихах,
Вот дура! Хорошо, что нет спасенья!
Ворвусь в огромный лайнер впопыхах,
И буду слушать небосотрясенье.
Отчаянность, как дар, приобрету,
И в дремлющем высотном ожиданье
Сменю я широту и долготу
На краткое безумное свиданье.
Вязью арабской строчки плету
Время сминает их в пустоту
Где же оазис,от жажды сгораю
В знойных песках без него погибаю.
Ночь нам подарит прохладу лениво,
Ветер зашепчет мне древним мотивом
-Вязью арабской строчки плети,
Будет оазис тебе на пути
Северо – западный ветер
город дождем отметил.
Слякотью лужи опять
Набухают.
Стаи взъерошенных птиц,
крылья сложив, за карнизы
ныряют.
Жалобно, грустно клены
стенают,
кронами вниз до земли
опускаясь.
-Ах, что за напасть
такая,
нет ни конца и ни края
мокрой дождливой
погоде.
31.05.2008