На перекрёстке ангелок свалился со столба,
Он рекламировал постельное бельё.
Свалился и прилёг на плоский бок:
Вот стыдоба, вот худоба.
И ехали машины, и ему
Сигналили в весенней полутьме,
Сигналили ему лишь одному,
Лежащему в грязи, в простуде и во сне.
Ему приснилось, что теперь он сам
Лежит на шёлковых красивых простынях,
И доктор едет только лишь к нему,
К нему лишь одному, в ночь на санях.
Но разбудил сигналом грузовик.
Как жизнь груба – на мостовой лежать!
Приедет доктор – что ему сказать?
Вот стыдоба, вот худоба.
. Зима, оттепель, четырнадцатый этаж…Лекция по советскому праву.
Уныние тусклого дня
Как будто и небо в печали.
Чадящая жизнь без огня
А краски и вовсе пропали.
По уличной мерзкой грязи
В холодной и серой оправе
Троллейбусы и такси
Плывут, будто в сточной канаве.
А хочется красок и света!
Сиянья весеннего дня!
На полке, затеряна где-то
Ждёт чудная сказка меня.
В ней жизнь – удивленье и радость
В ней горе – прозрачно светло.
В ней счастья извечная сладость
Без счёта подарит тепло.
Злодеи слегка туповаты,
Хоть страх как жестоки и злы.
Герои слегка простоваты,
Но как благородно милы!
В сверканьи каменьев и злата
На радость себе и друзьям
В сияющих царских палатах
Расставится всё по местам.
Есть жемчуг и в сточных канавах.
Есть прелесть и в серости дня.
И сумрак душевный не в праве
Свет жизни отнять у меня!
А, впрочем, пусть грязь и печали
Пускай лихолетье и грусть.
Сказку бы не отняли
А всё остальное – уж пусть.
Что нам до неба. Что – звезда Полынь.
И руки не просунешь в эту синь.
В горячий воздух суждено войти,
Чтоб сердце опрокинулось в груди.
Из камня, из гранита города
Растопит неподвижная звезда.
Из чёрного металла города
Растопит неподвижная звезда.
Со страшной скоростью к планете не летит,
Остановилась, в воздухе висит.
Остановилась, что нам до неё.
Нам жить швырнули. Мы теперь зверьё.
Лакаем эту шваль и эту синь,
Хоть сердце нам обратно опрокинь.
Через века построим города
Из белого песка. Из голубого льда.
Ввиду того, что ты меня любила,
Ввиду того (зачёркнуто), что я
Тебя любил. А ты мне говорила
(Зачёркнуто) что, будь бы ты моя,
А у тебя семья (зачёркнуто) и дети,
А я тебя (зачёркнуто) до слёз
(Зачёркнуто) (Зачёркнуто) и никогда на свете.
Всё всерьёз.
Нарисую тебя на морозном стекле –
дыханием,
я пойму тебя так, как никто никогда –
незнанием,
вместо имени в небе я ветром пишу –
ты облако,
опустись, не растай, обними нашу жизнь
недолгую.
Нарисую тебя на замерзшем окне,
тенью птицы ночной на стене в тишине,
я зрачком нарисую тебя в зеркалах,
нарисую на ощупь, на слух, на словах…
Разлетятся портреты апрелями,
неприкаянными акварелями.
И узбек любит музыку,
И она для него,
Эта песня нерусская,
Может, значит чего.
Он купил на черкизовском
Чёрный магнитофон
И нахохленным чижиком
В музыку погружён.
Выключит, оклемается
От скитаний своих
И метёт, улыбается,
За троих, за троих.
Когда приходят злые сроки,
Я растворяю дни во снах…
Опять горчит моя весна,
И снова так невнятны строки!
И стронций падает с небес.
Драконы объедают солнце.
И вместо снега – стронций, стронций…
И на земле, и на судьбе!
Лучатся стронцием леса,
А солнце – сгинуло, пропало…
Всего и сразу стало мало,
И заболели небеса!
(с) Борычев Алексей
Подержу в руках любовь – спичку,
Обожгу себе до слёз – душу,
Я бы с ней поговорил лично.
Если было бы кому слушать.
Как же коротко её пламя,
Беспросветен белый день чёрный,
Что ж ты делаешь, любовь, с нами…
Прорастают из золы зёрна…
Прорастают, чтобы жечь снова
Неуёмною своей страстью,
И ко мне, а я одно слово
Им скажу – ну что, опять, «здрасьте»!
Подержу в руках её, спичку,
Обожгу себе до слёз душу.
Я так много бы сказал лично,
Жаль, что некому меня слушать.
Ах, сударь, Ваш приход мои нарушил планы,
От Ваших слов в душе не вьётся фимиам.
Мне с Вами флиртовать ещё, поверьте, рано,
Ведь я же не совсем, не полностью ля фам.
А что в моей душе – узнать Вам будет странно:
Там скачет белый конь галопом по лугам,
Несет меня в поход быстрее урагана,
И вряд ли ваш пожар меня настигнет там.
Представьте, мне милей тревоги барабаны,
Сраженья сладкий дым – душе моей бальзам.
Роскошные балы – всего лишь балаганы,
Увы, не верю я расшитым болтунам.
Но яблоки в саду свой начали полёт,
Когда-нибудь найду и я запретный плод.
I.
Господи, я не хотел ничего
Травы твои и глаза твои
Бережный снег, невесомый лёд
Городской транспорт асфальт и соль
Гора ненужных ни тебе ни мне
Полуживых дорогих вещей
Сонный сквозняк ни сидеть ни встать
Господи, я не хотел ничего
То что ты наугад подарил
То что я не просил, но взял
Бережный снег невесомый лед
Травы твои и твои глаза
Городской транспорт помилуй соль
Господи я не хотел ничего
Я ничего никогда не отдам.
II.
Всё дорогое, что я любил,
Всё, чего я вслух не назвал -
Всё исчезает. Я всё забыл.
Не запомнил, не записал.
Всё уходит. Трава и лёд,
Нужные только тебе и мне,
Тают, словно стрижа полёт
В мелкой, умеренной вышине.
III.
Забыть и снова забыть.
Оглянуться, газету взять.
Выйти во двор, покурить,
Свежие новости полистать.
Поставить турку на газплиту.
Включить телевизор. Прогноз.
Деревья колышутся на ветру.
Лает пёс.
Лес безжизненный некрасив.
Вот привязалось: тарам-тарам…
Из ниоткуда возник мотив:
«Я ничего никогда не отдам».