Он пишет, что я для него умерла,
как жизнь и надежда, любовь и спасенье.
Он верит, что память сгорает дотла,
но пишет ещё одно стихотворенье,
в котором опять будоражит меня
нелепыми образами-образАми:
"..Она для кого-то рисует коня,
и в лето счастливыми смотрит глазами...
...Сегодня я прыгнуть хотел из окна,
она подтолкнула к летучей затее..."...
Кого я любила и кем я грешна?..
Хотя, не любить его – было б грешнее.
На публике он проясняет грехи
о мести, о блуде и об онанизме,
и всю эту грязь очищают стихи
о сыне погибшем, жене и Отчизне.
Представьте картинку – почти что святой,
какая красивая выйдет иконка!
А я бы своей тридцать третьей весной
ему одному родила бы ребёнка.
А он бы над ним погремушкой гремел,
пелёнки стирал, целовал каждый пальчик.
Неужто не это счастливый предел?
Какого же счастья душа его алчет?
Теперь он меняет – ревнивый дурак –
рассветы и слушает метеосводки.
Он пишет: «Светло мне...». И смотрит во мрак,
густой от молитв, интернета и водки.
Он просит: «Другою дорогой ходи...».
Он требует: «Не появляйся, иначе...».
И я соглашаюсь, и сплю на груди
того, кто не ноет, не просит, не плачет.
Темно мне, но тьма, как в пустыне вода –
смогла наглядеться лицом ненаглядным...
На лбу у арабской кобылы звезда -
прохладно-молочная на шоколадном.
На лошади чуткой без шпор и седла
скачу наравне с африканским рассветом.
Скажи ему, Господи: «Не умерла».
Помилуй за то, что мечтала об этом.
. . . . . . . В. Р.
. . . . . . ."...Беги, мой трамвайчик,
. . . . . . .скачи, словно зайчик...
. . . . . . .По рельсам страданий
. . . . . . .меня унеси..."
Море Красное, свет голубой,
Я держусь за коралл фиолетовый.
Вспоминаю – вернулся домой,
Выпил чёрного чаю с конфетами.
Взял гитару, но песню не спел.
А за окнами, словно за жизнями,
Наш трамвайчик стонал и звенел,
И стальными подрагивал жилами.
Пусть по рельсам страданий трамвай
Убегает и не возвращается.
В чистых стёклах туманится рай,
И последним огнём освещается.
Там, наверное, свет голубой
Растворяет в себе расстояние,
Там от нежности, как под водой,
Мы задерживать будем дыхание.
А сейчас я быстрее умру
От нехватки тебя, а не воздуха.
Кто-то ходит на тёплом ветру
По тревожной воде, словно посуху…
Ранит руки колючий огонь –
Вот и боль от чего-то прекрасного.
Зажимая ладонью ладонь,
Я плыву в голубое из красного…
1.
С буквой «О» высокий кран –
Книга толстая,..
2.
С буквой «О» находят кров
И пастух и сто…
3.
Буква «эР" с моим котом
Стали маленьким…
4.
Буква «эР» и наша кошка –
Очень маленькая…
5.
«ЭР» вставляем в слово «мак» -
Будет темень или…
6.
Если «эР» поставим в каску,
То легко получим…
7.
Буква «эР» и в печке топка
Это есть лесная…
8.
С буквой «эЛь» усатый кок
Это просто шерсти…
9.
С «Тэ» красавица Карина
Это чудная…
10.
С буквой «эР» трава отава
Есть крысиная…
Тропы к тебе узки, ржавой водицей полнятся.
Кружатся мотыльки факелами тревог.
За колдовскою тьмой дня затихает звонница.
Делает разум мой в сказочное рывок.
Да!.. И я снова здесь… Ты ли, обитель прошлого,
Взору открыла лес, чахлый, седой, больной.
Небо кладёт в него солнечную горошину,
Синий пролив раствор капельной тишиной
На вековую топь, кочки, кривые ёлочки,
Там, где живёт лет сто ворон – хозяин тьмы,
Где раздаётся вой поздно – в безлунной полночи
Старенький водяной чует приход зимы…
Летом – дыханье мха, всхлипы трясин. Заметнее
Жизни людской труха именно летом, здесь,
Где по утрам туман солнце шлифует медное,
Ядом болотным пьян, медленно гибнет лес.
Осенью красный дым по-над тобою стелется.
Что это? Мы горим в пламени прошлых лет?..
Или мечты горят? или сгорает мельница
Нашей судьбы?.. Объят в будущее билет
Этим огнём?.. Но вот – вижу: редеет марево.
Осенью каждый год так опадает лист
Тощих берёз, осин… цвета всё больше карего
На полотне картин зимних простых кулис!
...И догорит октябрь яркой мечтою-свечкою,
И, белизной блестя, ляжет ковёр снегов…
Память земли сырой пахнет прошедшей вечностью,
Лопнувшей пустотой, тайной забытых снов.
Снежная волчья даль крестиком сосен вышита:
Кажется иногда кладбищем всех надежд.
И лишь былого тень здесь на просторах выжила:
В лопнувшей пустоте время зашило брешь…
© Борычев Алексей
Возвращаюсь к тому, с кем не виделась раньше,
незабудки по краю бетона топчу.
Тук-тук-тук. Посмотри, это я. Открывай же!
И в оглохшее время всё громче стучу.
Ну, к чему мне такая хорошая память?
Каждый миг цементирован крепкой строкой.
Мир меня умудрился повсюду забанить,
только кикнуть не хочет на вечный покой.
Может, ник поменять, и слова меж строками,
и до края времён добежать во всю прыть?
Кто последний сюда? Хорошо, я за вами.
И обманные двери обманом открыть.
До чего докатился мир...
Как ни плюнь – попадёшь в поэта.
Это словно бесплатный тир,
Где в мишенях живут сюжеты
От античных сырых триер,
От красивых развратных греков,
От строки, что шептал Гомер,
Слепоту прикрывая веком,
До сегодняшней пустоты.
Ничего не меняет время...
Кто-то с Богом давно на ты,
Кто-то к бизнесу ладит стремя,
Кто-то скачет во весь опор
На Олимп, догоняя славу...
И несут всепланетный вздор
Головастики из канавы.
Поколение next жуёт
Bubble gum, затянувшись травкой,
Продевает серьгу в живот,
Чтоб держались на чём-то плавки.
Примеряет, рифмуя, век
Ожерелье версификаций.
Безалаберный дрыхнет грек
Возле биржи под курсом акций.
Мне сказали: декабрь. А вижу апрель.
Солнце, трель и портфель.
Я уже научился обман различать.
Мне б теперь научиться молчать.
Да, я верю давно, что могу умереть,
Но мне с этого не поиметь
Ни успеха, ни денег. Вода – как вода,
Небо – небо. Звезда – звезда.
Так лети, голубок апреля, лети,
Чтобы было всё по пути:
Свет и зрение, тёплый ветер и соль,
Дни молчанья, живая боль.
Итоги.
Сливаются звуки в строчки
Мучительно льются строфы.
Зачем только мне достались
Ключи от этой Голгофы.
Они изливаются сами,
Меня не спросясь, в сущности
Быть может это поток
Самой моей сущности.
Сиянье добра и любви
Угасло бы в дымке печали
Когда бы росой красоты
Мы землю не омывали.
Давно бы застыли сердца
И жизнь уцелела б едва ли
Когда бы холод тоски
Мы строчками не изливали.
Упавшим с неба ключом
Доставшимся мне нечаянно,
Открыть бы, что б била ключом
Струя красоты и отчаянья.
Но струйка вместо струи
Подобие детского лепета.
Мерцанье чужой красоты,
Чужого сердечного трепета.
Зачем-то всю льются строки,
Сливаются в тусклые строфы.
Ну, право, к чему мне ключи
От этой бумажной Голгофы.
. . . . . . . . .Андрею Александровичу Пирогу (Группа "ЗОЯ")
Я буду верить и мечтать.
Закрыв глаза, увижу остров,
Где свет в ладони можно взять,
И стать другими очень просто.
Из леса выглянет зверьё,
И выйдет зверь с глазами ночи.
- Привет, чудовище моё!
Мне нужен аленький цветочек.
Здесь травы режут, как ножи,
Но я пришла к тебе босая.
Отдай чудовищную жизнь,
Зачем она тебе такая?
Зачем громадина дворца
И птица чёрная на дубе?
Да на тебе же нет лица.
Драконью морду кто полюбит?
Как на ромашке, оборви
Весь алый цвет. Узнаешь, лютый.
Гляди-ка, лапы все в крови,
Ведь тоже ходишь необутый.
Я никуда не уплыву,
Меня не ждут отец и сёстры.
Мы уничтожим нож-траву,
Мы оживим твой мёртвый остров.
Любая сказка – ложь да грех.
Начнём с дворца – неси поленья,
Он станет хижиной для тех,
Кто после кораблекрушенья
Здесь жил в обличии зверей
С чьего-то, стало быть, проклятья.
А как зовут тебя?
- Андрей.
- Проклятья сняты, словно платья.
Ну, вот и ты теперь другой,
Я потеряла след драконий.
Стоишь – доверчивый, нагой,
И свет баюкаешь в ладони.
* * *
Коль есть дилемма выбора,
Советчик лучший – совесть,
Когда проблемы с совестью,
Спасает часто честь,
А, если честь потеряна,
Рассудит ум умеренно,
Но, нет ума, уверенно на дерево
На пальму нужно Пора обратно лезть.