Утки, гуси-лебеди, корабли,
у Гудзона северный колорит.
Сталью окликает река, –
стану ль облака упрекать? -
вестью из наивного далека
цвета смеси глины и молока,
почвы и овсяного киселя,
очи и уста веселя.
И воды възерошенная чешуя
шелестит хорошее, что и я
фонарей отборной морошкою
на воду отброшена прошлую,
на воду состава запойного,
неводами старыми поймана.
Сколько же морей и земли
северный мой, верный залив
обошел, улегся у ног -
гладкошерстный серый щенок,
точно не видать за волной
волчью стать и взгляд ледяной...
Не твои ль во мне, сирота,
зрение и крепость хребта,
соль в крови и сахар в зубах -
черновик стиха о снегах,
не твоих ли сопок гранит
голосом высоким бранит?
Скальный грунт – не дом на песке,
стану ли задумываться в тоске,
коли серый волк уволок
далеко на север, на восток...
Над Гудзоном чайки, знакомый гусь,
не скучай, запомненный наизусть
сторож строк сомнительных и молитв,
ангел мой хранитель – залив.