Лошадь понуро качала головой, разгоняя мошкару. Дорогу под копытами разбил долгий дождь, справа и слева от нее, на бурой от грязи земле, лежали серые комья подтаявшего снега.
Крас не смотрел по сторонам – унылые равнины Алых Земель нагоняли на него тоску. Где-то на горизонте виднелся серый, рокочущий исполин в плаще, достигавшем земли. Его брат сейчас ронял слезы на седую голову волхва.
Дождь… уже третий день он шел за Красом по пятам, и вот теперь настиг, и обрушился холодной моросью. Волхв втихаря плевался, да ругал Громевшу за такую немилость:
- Будет тебе ужо проказить, небесный! Для тебя же стараюсь! Я – старик, мне бы на печке лежать, ноги греть, а я… туфу!
Но Громевша его не слышал. Или не слушал. Чем ближе волхв подъезжал к меже, тем крепче становился дождь. В трех верстах от цели, Крас спешился, отвел коня от дороги, а сам укрылся под большим деревом….
Вскоре земля задрожала. Волхв с головой накрылся плащом, и затаился. Из-за поворота появились вершники – пятеро тухарских батыром. Их рыжие кони рвали зубами ветер, страшно рокотала их железная чешуя. На сбруях тряслись волчьи черепа – в знак родства тухарцев со степными волками.
Всадники умчались прочь, не приметив ни Краса ни коня его.
- Спасибо тебе, Громевша-батюшка – прошептал волхв – чуть было не пропал.
Дождь между тем прекратился, а ехать оставалось меньше версты. Волхв уже ехал по просторной Троеградской дороге, а вокруг цвели душистые луга, которые бывают только на взгорьях. Небо прояснилось, и приобрело слегка розоватый оттенок. У дороги распустились пестрые листья горькосердника, а вдали проступила лучистая синева гор. Межа осталась позади, Крас как всегда не заметил самого перехода – его лишь на мгновение окружила легкая воздушная рябь, а затем он уже вдыхал горький запах, исходивший от этой желто-сине-красной листвы.
Великие Волхвы оградили Триград высокими горами, и непроходимым лесами. Народ здесь жил мирный, кормящийся все больше охотой, и пуще других богов чтящий Вая. Здесь Краса не знали, и даже имени его, верно, не помнили, разве что вести о нем приезжали в Троеградские торжища на скрипучих Велиродских обозах
На всякий случай, Крас решил отпустить коня, и назваться другим именем – Шерстобитом-Следознацем, чтобы враги-тухарцы не разнюхали где он. Даже здесь, за пятью Межами он слышал за спиной гулкий унылый стон ветра, в узких тоннелях Железного Города….
Вот, вереди показался лес, а перед ним большой, вытоптанный пустырь. На том пустыре дымили три длинных деревянных сруба, меж ними, над каменным очагом хмурились деревянными рожами Лесные Предки – владетели Троеградских лесов.
Селяне встретили волхва не особо радостно, однако же, накормили его, и спать уложили в узкой клетушке, что была у самого входа – так в этих краях привечали прохожих чужаков.
И приснилась ему тухарская межа – цепь седых курганов, над которыми, на деревянных шестах покачивались волчьи черепа. И земля дрожала под копытами степных скакунов….
Просыпаясь, Крас свалился с лавки. Земля и вправду дрожала, а вернее вздрагивал бревенчатый настил на полу. Кто-то стучался снизу.
Оглядевшись, ведун приметил в полу дверку, задвинутую засовом. Волхв на четвереньках подполз к ней. Из-за дверки глухо доносился мужицкий голос.
- Ослобоните меня, люди перехожие! – плакал он – именем Солнца бессмертного, чьи кони подобны ветру!
От неожиданности Крас вздрогнул – именем солнца могли заклинать только князья, да волхвы. Рука сама легла на засов….
Сырым удушьем дохнул подпол. По скользким, гнилым бревнам из темноты карабкался человек, очень изможденный, с длинными, грязными волосами и рябым лицом. Глаза его скрывали склизкие от влаги черные патлы. Из одежды на пленнике была лишь потертая рубаха из мешковины, да красные порты. На ремешке, закинутом за шею покачивался кожаный короб, кое-где обернутый берестой.
- Ты кто будешь? – отшатнулся волхв – дух что ли, избовой?
Рябой ухмыльнулся, убрал со лба волосы, и уставился на Краса. Глаза его были похожи на самоцвет змеевик.
- Зови меня Надежей. Я – травник, знахарь перехожий. Хожу, значит, по краям Троеградским, пути не знаю. Пришел к этим людям, и они возьми, да и посади меня, значит, в эту яму. Зверь из их лесов повывелся, вот они на меня и подумали… хотели на Родовой день в реке утопить – в жертву, значит.
- Худо – покачал головой Крас, в уме уже прикидывая, на что может сгодиться такой парень – это что же, я тебя назад в подпол сажать должен, а?
Надежа изменился в лице, и рухнул перед волхвом на колени:
- Дедушка, не губи! Любую службу тебе сослужу, век помнить буду твое добро!
- Ладно уже. И не думал я тебя губить… а насчет старосты не бойся – я уж с ним утром переговорю….
Староста долго бранился, и плевался злостью, прежде чем они с Красом столковались на полуконе серебром. Крас отсыпал монеты в лисью шапку, которую подставил старый охотник.
Когда пресветлый бог солнца уже ступал по белым, как обожженная кость, ступеням небесной лестницы, подымая над головой красное знамя зари, Крас и Надежа тронулись в путь.
- Куда ты идешь, дедушка?
- В Триград, Надежа, в добрый город Триград.
Помолчали. По правую руку стоял черный лес, слева колыхалась по-весеннему зелена степь. Их разделяла проторенная дорога
- Это что у тебя, в коробе? – спросил, спустя какое-то время волхв.
-А… пузыри с травами….
- И много ли собрал?
- Изрядно: горькосердник, рудник, чернобыльник, белобыльник….
- А змееву траву собирал?
- Откуда? Так не растет у нас она! – улыбнулся Надежа, и посмотрел на Краса, как на неразумного мальчишку.
- И верно.. хм… а я-то и забыл….
Дальше шли не переговариваясь. Постепенно, дорога задохнулась в траве, справа и солева поднялись каменистые горки. Крас почувствовал, что под ногами уже не земля, а шаткие камни.
Подул холодный ветер, и небо нахмурилось серой завесой, но то был не плащ Громевши, а что-то другое… страшное.
- Бесовщина! Встречный дух меня попутал! – опомнился он.
- Чего это?
- Места дикие, незнакомые….
- Нехоженые, потому что – оскалился Надежа – тут, значит, заблудиться недолга!
- Бесовщина! – волхв оглянулся: дороги не было на прежнем месте. Места были все незнакомые, даже лес какой-то другой…..
Где-то далеко, должно быть за горизонтом зародился протяжный гул.
«Выследили!» – ухнуло в висках Краса.
- Ро-о-ох! Ро-о-ох! – шагала неведомая сила.
- Что такое? – встревожился Надежа. Он-то уже решил, что самая большая в его жизни опасность миновала, а тут, безумный старик завел его куда-то пропада-а-ать!
- Пропаде-е-ем! – закричал Надежа, пытаясь заглушить гул. Он чувствовал, как дрожит земля, и там, за горами ворочается что-то грозное, неотвратимое.
Вот оно перешагнуло через скалы, и набрякло над их головами грозовою тучей. Спотыкаясь и падая на гладких камнях, Крас кричал какие-то имена, заклинания….
- Ро-о-ох! Ро-о-ох! – теперь оно шагало вокруг горки, прижимая порывами ветра молодые кривоногие березки.
Хлынул град. Ведомый страшной силой, он обрушился на голову Краса, и несчастного его спутника…. Надежа обхватил голову руками, и свернулся клубочком на камнях.
Холодные градины сдирали кожу с лица и рук, барабанили по спине и бокам.
- И слово мое крепко, как камень Алатырь!
Ветер сорвал с уст Краса эти последник, самые важны слова заклинания….
- Убирайся! – прокричал волхв.
Рев бури был ему ответом. Вдали полыхнула молния, и новая волна ярости обрушилась на землю.
Крас затащил Надежу за гранитный гребень, прикрыл своим войлочным плащом. Губы парня мелко дрожали, окровавленные руки Надежа прижимал к груди.
- Ничего, ничего…сейчас все пройдет…. – Крас порылся в коробе, и достал пучок рудника, и немного живень-цвета. Положив два листика живень-цвета Надеже на язык, волхв начал шепотом унимать кровь, натирая раны рудником.
Чародейство, между тем иссякло, и буря бессильно рухнула на горы серым туманом.
- Кто ты? – прошептал Надежа – что это было?
- Черное заклятье… очень сильный чародей хочет меня погубить… вот послал за мною подземных духов. Идти можешь?
- Могу… наверное… – голос Надежи еще сильно дрожал а откуда ты пришел
- Рано тебе знать. Ладно… так «могу» или «наверное»? А ну, вставай на ноги! – Крас помог парню подняться – ты мне еще службу сослужить обещал, забыл? Пока что я тебе служу – непорядок…. Ах! Вот и дорога!
К вечеру они наткнулись на гостевой двор, по словам краса именовавшийся «Хмель Белоус».
- И верно – удивлялся корчмарь – так звали мой двор, еще при моем деде, старом Хмеле. Ты, Шерстобит, верно, был с ним знаком.
Волхв только улыбнулся в ответ:
- Хорошо ли живешь, корчемник?
- Худо, отец – прокачал головой тот – при Хмеле Белоусе двор побогаче был, поспокойнее жил – пили здесь и купцы, и охотники, а ныне всех Кучар, атаман бродницкий всех распугал. Три дня, как налетел сюда со своими молодцами, – высь мед повыпили, пятерых холопок увели, а заплатить за добро мое забыли.
- И вправду – худы твои дела, корчемник – вздохнул волхв – и что весь мед повывезли?
- Да нет – расплылся улыбкой – для добрых путников я медку, – хвала Ваю! – всегда припасу.
На том дворе и застала путников ночь. Спать легли в большой землянке, на соломенных лежаках. Крас поближе к божьему углу, и Надежа у самой двери.
На исходе ночи со двора донеслось конское ржание.
- Кто это? – встрепенулся Надежа – поздние гости, что ли?
Крас уже сидел на корточках, вглядываясь сквозь узкую щель, между ставен.
- Нет…- протянул он – это за мной пришли.
Землянка вздрогнула от внезапного удара. Сквозь щели просквозило тленом.
- Бесовщина! – подпрыгнул Надежа, и тут же осенил себя охранным знаком.
-Меня убивать пришли…. – в тусклом свете очагов Надежа увидел в руках волхва, узкую полоску стали.
- Что ты, батюшка! – всхлипнул он, испуганно – никак сражаться удумал.
Волхв метнул в его сторону недобрый взгляд. Надеже показалось, что в лунном свете его облик изменился – исчезли морщины, расправились плечи, ноги и руки налились силой.
- Пойдешь со мной? – ровным твердым голосом спросил волхв.
Вместо ответа, травник опять осенил себя охранным знаком, и отполз в дальний угол.
Пожав плечами, Крас пинком отворил дверь, и нырнул в морозную мглу.
На небе не было ни звезд, не луны – одни лишь жирные, серокрылые тучи мчались в сторону полудня. Холодный мрак клубился возле городьбы. Где-то далеко брахала собака, и ветер покачивал верхушки елей….
Из темноты вылетели всадники. Их было трое – все в старых тухарских латах. Крас тут же узнал в них оборотней-мурий: Из-под железной чешуи клочьями торчал истлевший волок, а в глазницах забрал зияла пустота. Кони тоже были мертвы – их гривы давно уже превратились в пучки шерсти, присохшей к хребтам…. Все трое промчались по двору, и исчезли, среди тенистых елей.
Волхв поднял меч над головой, и произнес несколько слов Забытого Языка. Металл засветился холодным, ровным светом.
Ветер вздохнул еловыми лапами, и на середину двора выехал мертвый всадник. Его лицо наполовину скрывала железная бармица, наполовину забороло шлема. За плечами развивался дырявый войлочный плащ.
Волхв достал его с земли – меч легко разрубил ржавую чешую, и трухлявую плоть мурии, лязгнув о железный штырь, на котором мертвый всадник крепился к коню.
Следом появился оборотень в железной личине, и с бронзовым воротом на шее. Крас отбил его саблю, и прижался к земле. Враг промчался справа от, него. Мертвец развернулся, и рубанул наотмашь. Сабля столкнулась с мечом, и раскололась пополам, а следом треснула голова тухарской мурии.
Третьим был батыр в дырявом шлеме, обитым бобровым мехом и с волчьим черепом на упряжи. У него была железная булава и кожаный щит, на котором еще держались редкие железные чешуйки. Он успел задеть Краса за левое плечо, прежде чем чародейский меч пронзил его насквозь.
Тела оборотней вспыхнули белым пламенем, и исчезли. Красу послышался голос Курганника. Колдун грязно, по-тухарски матерился, произнося одно проклятие за другим.
Но было уже поздно – где-то за оградой запели петухи, в ответ им забрехали спросонья собаки, отгоняя от дома хищных ночных духов.
Темнота отступила перед первым, робким серым лучом, а затем восточные горы залило золотом, и подул теплый ветер, с далекого Жемчужного моря….
Переступив порог избы, Крас вновь сгорбился и постарел:
- Ну что, Надежа, где же твоя служба?
- А ты будто не знаешь… не помощник я тебе, не слуга.
- А что так? – улыбнулся волхв.
- Не по силам мне тебе служить. С нами давеча и нынче только беды, значит, приключаются, одна страшней другой! Нет у меня силы, чтобы беды те укрощать… научи меня, дедушка Шерстобит!
- Нелегка моя наука. Не сдюжишь боюсь.
- А я сдюжу! Сдюжу! Только бы не бояться больше!
- Вот что: иду я сейчас в город Триград, а затем – через чародейсукую дорогу на Буян-остров….
- Буян-остров – заворожено повторил травник.
- Да. На Буян-остров. Коли не боишься – пойдешь со мной. Там ведовские науки и постигнешь.
Между тем рассвело, и, попрощавшись с хозяевами, они продолжили путь.
Трижды родилось, и дважды умерло солнце. И только когда же на Западе отгорела алым пожарищем третья тризна по солнцу, показалась впереди первая троеградская весь.
И было в ней веселое гулянье, потому, как пестрели хороводами все окрестные холмы,инеслась над вросшими в землю дубовыми крышами веселая песня:
- А мы просо сеяли-сеяли…
Ой дид-ладо! Сеяли-сеяли.
- Родовой день – радостно сказал Надежа – сегодня чтят Вая и Лесных Предков. Пойдем к ним? Напоят нас медом, а мы им былины споем….
- Погоди еще! – молвил Крас, расстилая свой шерстяной плащ на земле – чую я в Троеград мы не пройдем.
- А что так? – встревожился травник.
А между тем в долине началось неладное – вдали, сквозь небо потянулись сизые стебельки дымов. Со стороны хороводов ветер доносил недоуменные возгласы
- Это Троеград горит – молвил волхв.
Из холмов показались черные знамена, а следом в долину сыпанули серые пятнышки, будто кто-то высыпал на зеленую скатерть пшено…. Рассеяв разноцветные кружева хороводов, эти пятнышки, набирая скорость помчались к тому месту, где сидели Крас и Надежа.
- Кто это? Тухарцы что ль?
- Нет не тухарцы…. Слышал же о бродниках? А об атамане их Кучаре слыхивал?
- Но. Слыхивал, значит.
- Так вот.. теперь в вашем Триграде новый князь. Белогорье нам больше не поможет. – с этими словами Крас достал из сумы берестяную грамоту, и разорвал напополам. Обе половинки тотчас рассыпались в пыль.
Пятнышки приближались, уже было видно, что это всадники. На лету они хватали бегущих парней и девок, обвивали их конопляными путами, и бросали на землю. Вслед за всадниками бежали пешие бродники – они-то и сгоняли пленников в длинные вереницы, где их связывали друг с другом, и угоняли в сторону пылающего города.
- Бежим! – Надежа сорвался было с места, но сильная рука волхва прижала его к земле:
- Не туда бежишь.
- А куда? – задыхаясь вопрошал Надежа. Ему надоели игры, которые затевал ситтрашный старик, он алкал лишь одного – уйти из этого страшного места.
О, как спокойно синело небо над их головами!
- Пока никуда – спокойно ответил волхв – вот, возьми.
И он протянул Надеже легкий кожаный ремешок, на котором болталась заячья шкурка, набитая сушеной травой.
- Чернобыльник – усмехнулся Надежа – не поможет это. Я столько раз пробовал….
- Подпоясайся им. Теперь поможет – в голосе волхва было столько уверенности и силы, что травник не посмел ослушаться.
Второй, такой же поясок, Крас привязал к своему поясу:
- Беги за мной!
Спустя мгновение долина, безжалостное небо, бродники – все исчезло.
Надежа мчался по Холодным Равнинам Нави. Под ногами извивалась темная, густая трава, над головой выл свинцовый ветер.
Надежа был зайцем, испуганным зайцем, за которым гнались волки. Оглянувшись он увидел их – огромных, похожих на косматые тучи зверей, скалящих железные пасти.
На Надежу дохнуло смертью….
Впереди холодной яркой искрой дрожал свет. Каким-то странным чутьем, Надежа понимал, что это – Крас….
Впереди возвышались каменные старцы – Горные Предки. Древняя скорбь темнела на их облепленных мхом лицах.
- Туда! – услышал травник голос Краса – там чародейская дорога!
Меж каменных исполинов змеилась узенькая тропка. В первое мгновение Надеже показалось, что она свободна, но затем он увидел сгорбленную тень старика. Он был похож на огромного паука, долговязый и жилистый, он тянул кверху суставчатые лапы, царапая небеса когтистыми пальцами….
- Поди прочь, Курганник! – кричала искорка голосом Краса – заклинаю Бессмертным Солнцем, чьи кони подобны ветру!
Тень вздрогнула, и расплылась пасмурной тучей. Путь был свободен….
Тропа уходила куда-то вверх, дальний край ее утопал в золотистом сиянии… священный остров Буян… вот еще немного, еще… еще….
Но вот волчьи зубы сомкнулись на лапке зайца-Надежи, затем откуда-то нахлынула волна золотистого жара, в воздухе запахло морем. Надежа нырнул в этот золотой жар, и растворился в нем….
Вот и весь сказ.