По городу Н-ску, где грязно-седые сугробы
Всегда окаймляют края тротуаров зимою,
Я вышел пройтись по бензиновым радужным лужам,
Вдохнуть ароматы гниющих по урнам отходов.
Я был арестован за выход в цивильном костюме,
Забыв, что гулять здесь позволено только в пижаме,
На босую ногу, и лучше, когда ты простужен.
Я штраф уплатил, но судья, посчитав прeгрешение
Чрезмерно опасным, смущающим юные души,
Мне определил оставаться довольным собою
В компании юной девицы на целые сутки.
Был вечер, сдувало, и влага насытила воздух,
И небо давило, и улицы были безлюдны,
И в нишах квартир каждый занят был только собою,
И странные вещи здесь были почти невозможны.
А вещи – они отражались в зеркальном паркете,
Они застревали в пурпурном и бархатном слое –
На стульях, на креслах, на строгом старинном диване,
В тревожно волнующем тусклом оранжевом свете.
И с боем часов наваждение не исчезало,
И тайны, хранимые в книгах, стоящих по стенам,
Покинули полки; в ожившем смятеньи камина
Они разряжались с негромким загадочным треском.
А город исчез. Лишь тяжёлые низкие тучи,
Пришедшие с моря предвестники близкого шторма,
С оромною скоростью двигались вдоль побережья
И были видны из неплотно зашторенных окон.
Она появилась не выказав мне удивленья –
Она возвратилась домой после трудной работы;
Слегка улыбнулась, сказала что очень голодна
И ужинать будет, а я наблюдать – по желанию.
Она мне тогда показалась очень серьёзной,
Усталой, задумчивой, я б не сказал что красивой,
Но очень естественной, лёгкой – почти невесомой.
Был голос её удивительно мягок и вкрадчив,
И мы говорили о чае, о странах, о смысле.
И я понимал её – так мне хотя бы казалось,
И верить хотелось, что понятым был не однажды.
А время текло, и в его монотонном потоке
Мы делались меньше, мы слов потеряли весомость;
И образы передавались глазами,
И были зрачки обращёнными в самую сущность.
И не было нас, а была лишь живая природа,
И птицы носились, деревья валились под ветром,
Дрожала земля, и вода поднималась до неба,
И звёзды взрывались, и рушились древние храмы.
И руки её мне ответили лёгким пожатьем,
И губы её были влажны и полураскрыты,
И я прикоснулся к холодному дну океана,
И тёплым течением волосы были разбиты.
Я трогал глаза её, волосы, нежную шею,
Стремился постичь все изгибы и каждую складку,
Захлёбывался и тонул, и совсем уж нечасто,
Всплывал на поверхность, чтобы слегка отдышаться.
И ночь проходила, и было уже непонятно –
Мы спали иль бредили, или всё это реальность,
И утро нам не принесло облегченья,
И что будет завтра – мы просто старались не думать.
День кончился – я был опять на свободе.
По городу Н-ску, где слякоть и грязные лужи,
Идя в магазин, я одеть не забуду пижамы,
И я буду болен, и мне будет некуда деться.
И даже когда появлюсь я в парадном костюме,
Меня не заметят и не отведут в отделение.
Все знают – однажды я был очень сильно наказан.
И срок наказания – до окончания жизни.
И нет отпущения до окончания срока.