.
* * *
Июнь 1987-го. В Одессе, в Доме Актера объявлен мой «Авторский вечер». О том, почему это было предельно важно для меня – не здесь и не сейчас. Скажу только, что (после расклеенных по всему городу афиш, извещающих Одессу о том, что сезон в знаменитом местном музыкальном театре будет открываться Премьерой мюзикла по моей пьесе (с М.Водяным в гл. роли!), после публикации в «Вечерней Одессе» подборки моих стихов с элегантной врезкой на тему возвращения (наконец-то!) «блудного сына» на родину) этим моим домактеровским «Вечером» Одесса как бы закрепляла свое признание меня с в о и м, как бы окончательно легализовывала мое – до той поры для меня самого несколько сомнительное – одесситство… Не помню, по какой причине (скорее всего из-за своей обычной безалаберности), но с приобретением билета на самолет я дотянул до последнего момента, в который и выяснилось, что в городских авиакассах билетов в Одессу нет: начало июня – вся страна летит на Юг… Но я же молод, нагл, самоуверен, я же знаю, что всё – всегда – случится и произойдет так, как это нужно мне, и все поезда, самолеты и космические ракеты будут в нетерпении ржать и рыть копытами землю, ожидая, пока я ни впрыгну – в наираспоследнейший уже момент – в вагон/в салон/в кабину, и, дождавшись, рванут, взовьются радостно и, в итоге, неизбежно домчат меня туда, куда мне и нужно и где меня ждут и любят (а где меня не ждут и не любят???)!... Я поймал подвернувшегося «частника» и через полчаса был в Домодедово: сколько раз я уже мчался, вот так же, на частнике, или на такси, в аэропорт, опаздывая на рейс, на который у меня не было билета, и каждый раз, неизменно, каким-то чудом, вскоре я уже сидел, приходя в себя, в мягком удобном кресле и наблюдал сквозь толстое стекло иллюминатора за медленно отъезжающим от самолета трапом… Но на этот раз в аэропорту меня ждал самый настоящий «облом». Билетов не было не только в Одессу, но и во все города северо-западного побережья Черного моря. Надежд на очередное «дежурное» чудо не было никаких. Самым «близким» городом, куда обнаружился сданный кем-то минуту назад единственный билет, был город Сочи, на аэропорт которого я и свалился через два с половиной часа. Но в Сочи ситуация оказалась едва ли ни безысходней чем в Москве: рейсы на Одессу откладывались уже два дня, и просвета не ожидалось. Я включил план «Б»: извлек свою резервную, самопально изготовленную для различных экстренных случаев, «Справку от психиатра», и найдя медпункт аэропорта, поставил в известность дежурного врача о том, что жара и нервное напряжение мне, при моем редком, малоизученном виде душевного нездоровья, совершенно противопоказаны, и что пару лет назад двенадцатичасовое пребывание в аналогичной ситуации в свердловском аэропорту «Кольцово» спровоцировало приступ: в моей голове что-то замкнулось-переключилось, я выбросился со второго этажа прямо на зал ожидания на первом, нескольких человек увезли на «скорой», меня врачи спасли чудом, а всё начальство аэропорта, включая врачей, в итоге, потеряло работу. Я был настолько убедителен, что врач тут же отвел меня к начальнику аэропорта, тот пригласил главного своего милиционера, и после серии консультаций и не совсем цензурных переговоров с различными аэропортовскими службами обнаружилось, что рейс в Одессу будет готов к вылету через час. Благодарные счастливцы-пассажиры, которым удалось попасть на этот неожиданный «левый» рейс, практически донесли меня на руках до трапа. Когда самолет приземлился в одесском аэропорту, было 19.30, то есть мой «вечер» уже полчаса как должен был начаться. Еще минут через сорок я выскочил из такси и влетел в двери Дома Актера. За тонкой перегородкой, отделяющей от зала узкий проход-коридорчик, ведущий за сцену, слышался шум, говор, раздавались голоса: «Его только что видели! Он приехал!..» Пролетев по проходу, я уже почти проскочил маленькое закулисное помещение, деревянные ступеньки из которого вели к двери на сцену, как вдруг, уже шагнув на ступеньку, услышал совершенно не одесский, окрашенный пробирающим до дрожи тембром, женский голос: «Вы – Юрий Юрченко?..» Словно споткнувшись, я замер на мгновенье, затем обернулся на голос: за маленьким, втиснутым в угол, между стеной и ступеньками столиком сидела красивая молодая женщина с огромными голубыми глазами и длинными волнистыми волосами; перед ней, на столике, стояла старая печатная машинка с заложенным в нее листом бумаги… «Да», – ответил я. «Я читала ваши стихи. Они мне понравились. Леся.» – сказала она и, встав из-за стола, протянула мне руку. Время остановилось. «Хотите выпить хорошего кофе?» – предложила она. «Да, – сказал я, – с удовольствием.» «Пойдемте, я покажу вам – здесь недалеко – одно место, где варят лучший в Одессе кофе.» И мы пошли. Шли мы не спеша: с улицы Розы Люксембург свернули на Пушкинскую, Леся мне рассказывала чем знаменит и примечателен тот или иной дом, кто в нем, и когда, жил… Мы пересекли улицу Карла Либкнехта, дошли до Дерибасовской, свернули налево, пересекли еще одну улицу… Я забыл – где я, и зачем я здесь. Забыл про сегодняшние города и аэропорты, про загнанные такси и самолеты, про Дом Актера, про свой, очень важный для меня, «авторский вечер», про лучшего в стране режиссера музыкального театра Юлия Гриншпуна, который должен был вести этот «вечер»… Она рассказывала что-то о местной драме, где она репетировала сейчас одну из главных ролей в «Детях Арбата», потом я рассказывал ей о чем-то, она смеялась, нам было хорошо. Кафе, о котором она говорила, и впрямь, пользовалось успехом: нам пришлось отстоять очередь, чтобы попасть в него. Выпив по чашечке кофе, мы, так же, не спеша, пошли обратно. Темнело, погода была прекрасная и вечер был чудесным… Мы дошли до Дома Актера – и тут только я вспомнил зачем я прилетел в Одессу. Публика была еще в зале. Кто-то уже начал расходиться, но, тут опять раздались голоса: «Я же говорил, что он – здесь! Вот он!..» Я прошел на сцену, не помню, что я говорил Гриншпуну, и как Гриншпун объяснял всё зрителям. Вечер продолжался около двух с половиной часов, я был в ударе: на первом ряду, на крайнем, справа, кресле сидела Леся…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Скрыл моря глухой
ропот
Твой хохот и мой
шепот…
.