.
Впервые я встретил Аркадия в 1980-м году, в Грузии. В тот раз мы толком не успели с ним сблизиться: мы (почти буквально) разминулись с ним. Я приехал (вернулся) в один из своих любимых городов, в Тбилиси, в город, где я прожил до этого несколько счастливых лет, в театр, где работали мои друзья и однокурсники, в котором и я когда-то, до института, работал бутафором и рабочим сцены... А Аркадий к тому времени собирался уходить из театра. Тбилисская русская драма (во всяком случае, та ее часть, с которой – старыми дружбами – был связан я) была в печали: для театра это была ощутимая потеря. Аркадий был яркой – без преувеличения – крупной (под метр девяносто) и обаятельной бородатой личностью; я не слышал ни тогда, ни потом, когда его уже не было в театре, чтобы кто-то о нем плохо отзывался, – его любили все. Он был организатором и душой всех, импровизированных ночных – послеспектакльных – посиделок с непременными соответствующими напитками и с длинными тостами (тут надо отметить, что, несмотря на фамилию, грузином он был относительным: происходил он из очень небедной одесской еврейской семьи, и грузинского языка не знал, тем не менее, к длинным тостам и прочим местным застольным традициям относился с предельным уважением, и даже – трепетно).
После премьеры... (Тбилиси, Театр им. Грибоедова)
С женщинами он был галантен, с коллегами своими, актерами, он был мягок, добр, и, даже – с близкими друзьями, с такими, как актеры Волик Грузец, Валера Харютченко – нежен. И не дай, было, Бог, если кто-то со стороны – на улице ли, в ресторане – скажет что-то неласковое кому-либо из его друзей, или не так посмотрит на женщину, находящуюся в их компании: он тут же устраивал… не драку, нет… скорее, это можно было назвать побоищем, избиением. Вот тут-то и была Аркашина собака зарыта… Добрый и сентиментальный с друзьями, он мгновенно преображался, приходил в ярость, и готов был разорвать (и разрывал) в клочья любого «чужого», обидевшего (как представлялось ему) кого-то из «своих».
Этой чертой чрезмерно темпераментного характера и объяснялась – в значительной мере – его «тифлисская ссылка».
(Сп. «Последние», т-р им. Грибоедова)
Знаменитый ЛГИТМиК (Ленинградский институт театра музыки и кино, нынешняя Академия театрального искусства) Аркадий окончил чудом. Нет, то, что это был человек одаренный, талантливый – сомнений ни у кого не вызывало, и – с его колоритнейшей фактурой – он украсил бы любую питерскую или московскую труппу. Проблема была не в этом. Аркадий был драчуном. Несколько раз его выгоняли за драки из института, но потом принимали обратно, в результате, диплом он, все-таки, получил. Многие из его друзей объясняли – и объясняют – его вспыльчивость тем, что он, мол, не терпел хамства. Это было, действительно, так, только, если быть беспристрастным (а в случае с Аркадием – это, пожалуй, невозможно), то можно было бы и признать, что часто до хамства, как такового, дело и не доходило: достаточно было одного «косого», неприветливого взгляда, неправильно истолкованного слова, жеста и т.д., и всё – дальше уже ни у объекта праведного Аркашиного гнева, ни у окружающих, не было времени на то, чтобы сообразить – а было ли оно, это самое хамство, или что-либо другое в этом роде… Была мгновенная, вулканообразная реакция Аркадия, сломанные носы, челюсти, милиция, и – как ни обаятелен и популярен был Аркадий, как он ни был любим своими педагогами (а среди них были люди с очень громкими именами) – далеко не всегда удавалось отделываться выговорами и штрафами, – дело доходило до суда… Позже, об этом периоде его жизни мне много рассказывала моя добрая знакомая по Москве и Парижу, Нина Забродина, учившаяся вместе с Аркадием в ЛГИТМиКе, и прожившая с ним несколько лет в гражданском браке (красавица Нина вообще много чего интересного могла бы рассказать об обеих столицах той поры, точнее – о юных годах наших кумиров, как, например, о своем, коротком, но ярком романе с еще никому неизвестным, бродящим с гитарой по общагам и «квартирникам» Москвы, Высоцким, которого она позже встретила уже в театре на Таганке, куда ее после института, пригласил Любимов, но это – уже другая история…). Нина, при всем своем неизменно-адмиративном отношении к Аркадию, признавала с печалью, что нахамить-то, как раз, тот и сам был мастер, когда ему был нужен повод для драки. То есть он, часто, искал ссоры на пустом месте. А если уж хамство в действительности имело место, то тут реакция Аркадия была, как говорят юристы, неадекватной, с избиением и унижением «нахамившего», вплоть до того, что он мог, тут же, на месте, на уже повергнутого противника и… ну, да ладно…
Так, за драку, он и получил свой первый срок – три года. Но, благодаря (официально) «примерному поведению», а не очень официально – стараниям друзей и хлопотам питерской театральной общественности (да и не только питерской: за него просили и Ролан Быков, и Ульянов) во главе с Кириллом Лавровым, Аркадий отсидел только половину срока…
Но жизнь его в Питере не складывалась. Женщины рядом с ним были красивые (одной из его жен была известная телеведущая Валентина Печерникова), но долго этого никто выносить не мог. С пропиской, после отсидки, были проблемы, а без нее устроиться на работу в какой-либо из столичных театров был невозможно. Выручили опять старые товарищи, лгикмиковцы… Сандро Товстоногов, сын знаменитого руководителя БДТ, в недавнем прошлом – соратник и спутник Аркадия по «прожиганию жизни» в ЛГИТМиКовской юности (Сандро, сыгравшего «Князя» в «Республике ШКИД», тогда узнавали во всех ресторанах Питера), пытаясь вырваться из-под отцовского «недреманного ока», поставил несколько удачных спектаклей («Прощание в июне» и «Три мушкетера») в Москве, и, в поисках еще большей независимости, приехал в Грузию, в русский драматический театр им. Грибоедова. Он-то и позвал к себе, в Тбилиси, безрезультатно стучавшегося в двери столичных театров Аркадия. И всё, казалось, шло – у обоих, у режиссера и у актера – замечательно: Сандро уже поставил несколько, покоривших тбилисцев, спектаклей, и готовил к выпуску новый – яркий, праздничный шекспировский «Сон в летнюю ночь», в актерский ансамбль которого прекрасно вписался Аркадий – царь эльфов, Оберон, но тут…
Кадр из х/ф «Каникулы Петрова и Васечкина»
Но тут Сандро, получивший всяческие грузинские звания и окрыленный своими удачными премьерами, решил вернуться в Москву. Без него, очень быстро, затосковал в Тифлисе и Аркадий… Работы себе по плечу с новым главрежем, грузином, он не видел, и принялся за «привычное дело свое» (по правде, он это дело свое никогда и не прерывал, просто, пока был Сандро, он старался «держаться в рамках», соблюдая заключенный между ними джентльментский договор) – количество застолий значительно перевешивало количество премьерных спектаклей, а уж «не так посмотревших» на твою дэвушку, в тбилисских ресторанах долго искать не приходилось… Случались, однако, и конфузы. Так, выйдя однажды из театра, где актеры, отмечая в гримерке чей-то день рождения, засиделись допоздна, они наткнулись на группу крепких молодых людей, неодобрительно, как показалось Аркадию, взглянувших на не очень трезвых, громко разговаривающих и смеющихся на ночной площади, актрис. «Спортсмены?» – деловито спросил Аркадий молодых людей. Получив утвердительный ответ, он объявил им: «Сейчас я вас буду бить» Но не успел он сделать движение в их сторону, как оказался на асфальте. Это были и в самом деле спортсмены – члены сборной Грузии по вольной борьбе. Но, во-первых, повторяю, такие казусы были, крайне редки, а во-вторых, они только раззадоривали Аркадия, еще яростнее начинавшего искать повод для новой драки, чтобы как можно скорее «взять реванш».
Он вернулся в Питер. На этот раз ему протянул руку другой товарищ по ЛГИТМиКу – Ефим Падве, в то время возглавлявший Малый драматический театр. Аркадий репетирует главную роль в новой работе театра «Закон вечности», начинает активно сниматься в кино. И опять приходиться и Ефиму Падве, и Лаврову, и другим покровителям Аркадия, постоянно «вытаскивать» его из очередных криминально-хулиганских историй: то в ресторане «Балтийский», где он отдыхает в обществе М.Боярского, Н.Михалкова и Н.Фатеевой, он вступает в драку с телохранителями питерского авторитета, которому захотелось вдруг, чтобы Боярский немедленно спел ему про «зеленоглазое такси», то, находясь на съемках в Одессе, он избивает нескольких здоровяков, невежливо обратившихся к его старому товарищу по тому же ЛГИТМиКу, Леше Шейнину… Но, когда, на одной из репетиций в театре, он сломал помощнику режиссера (тот, как потом рассказывали свидетели, грубо отозвался о В. Высоцком) челюсть, от суда «отвертеть» его не удалось. И какие Лавров с Ульяновым не писали бумаги в различные инстанции, как Падве ни объяснял ленинградским
Х/ф «Ольга и Константин»
властям, что без Аркадия – Бачаны Рамишвили, коммуниста, главного героя «Закона вечности» Н.Думбадзе (только что за этот роман получившего «Ленинскую премию»), готовящаяся к очередному партсъезду премьера – невозможна, всё было бесполезно: Аркадий получил новый срок. И опять вышел досрочно. С работой в театре не ладится, спасает кино. Надо сказать, что из 18-ти его киноролей, главных-то, по сути, и не было: всё это были роли второго (если не третьего) плана. И тем не менее, его яркая колоритная фигура запоминалась. Узнавать на улице его стали после выхода фильма «Каникулы Петрова и Васечкина..,»: Чабан, роль которого он сыграл в этом фильме, обаял всех – и детей и взрослых. Он, как бы прощупывал почву в кино, примеривался к своему фильму (можно было бы сказать, пользуясь клише профессиональных кинокритиков: «он, как бы, готовился к своей главной роли, которая – чувствовалось – уже не за горами», если бы не знать, что свою главную роль он сыграл. Но – не в кино. И, к сожалению, не в театре…). Замечательно сыграл он в фильме Бортко «Единожды солгав» (1987). Без его немногословного врача-психиатра Городкова – фильм был бы другим. В этом же году он снимается и в «Острове погибших кораблей». Вообще, 87-й год был у него был, как позже выяснится, насыщенный…
Именно тем летом 1987 года, наши дороги и пересеклись вновь, на этот раз – в Одессе.
Я сидел целыми днями в номере гостиницы для творческих работников на улице 1905 года (все называли ее по-старому – Тираспольской), и дописывал последние номера для мюзикла «Мафиози», премьерой которого через два месяца должен был открываться сезон в Одесской музкомедии... Дописав что-то, или внеся поправки в уже написанное, я бежал в театр: всё было уже, в принципе, готово, уже были расписаны партии для оркестра и вокалистов, но… но – надо было знать Юлия Гриншпуна, худрука театра: ему все время чего-то не хватало… какого-нибудь очередного «главного» номера… Там, в театре, в кабинете у Юлия Изакиныча – у Юлика, как его называли друзья, – я и обнаружил Аркадия.
Был июль, формально, труппа была в отпуске, а на сцене хозяйничали «гости» – Московский театр Станиславского, возглавляемый моим педагогом по тбилисскому театральному институту А. Товстоноговым. Судьба свела старых друзей-лгитмиковцев, Юлика и Сандрика (у обоих, ко всему, и отцы – известные питерские театральные режиссеры и педагоги). На встречу с ними и пришел в театр еще один товарищ их веселой студенческой юности – приехавший из Питера домой, к родителям, Аркадий. Эта первая одесская наша встреча с ним была недолгой: мы коротко вспомнили Тбилиси, наш с ним «разъезд» (практически, я «принял» у него его гримерный столик). Потом мы еще раз встретились, уже без «художественного руководства» – только актеры: я, Аркадий и Волик Грузец, близкий друг Аркадия по Тбилиси, незадолго до этого приглашенный С. Товстоноговым в его московский театр. Вдруг выяснилось, что мы оба, я и Аркадий, одесситы и он, признав во мне земляка (мне, с моим комплексом «неполноценного одессита» – я родился в Одессе, но вырос на Колыме – было приятно признание моего одесситства таким легендарным человеком, каким был уже к тому времени Аркадий), стал даже терпимее воспринимать мое отрицательное отношение к алкоголю. Он потащил меня искать точное место, где я родился; он знал, лучше меня, что ни женской пересыльной тюрьмы, ни тюремной больницы, в которой я родился, давно уже нет, тем не менее, мы обошли все закоулки в районе железнодорожного вокзала, и нашли-таки бабку, которая показала нам, где находилась тюрьма, и где именно была больница. От Аркадия я узнал, что когда-то – еще до революции – площадь перед вокзалом называлась "ТЮРЕМНАЯ"…
Узнав из афиши, что сезон открывается премьерой спектакля с названием «МАФИОЗИ», он вдруг заинтересовался моей работой. Я рассказал ему историю (действие происходило в провинциальном итальянском городке: в местный театр приходили члены одной из банды тамошних мафиози, вынимали из скрипичных футляров автоматическое оружие и заставляли режиссера ставить «Кармен»… в общем, мафиозные разборки на театральном фоне), он стал заходить ко мне в номер, просил почитать ему что-нибудь оттуда, я читал какие-то, еще «не остывшие», номера… Гриншпун затребовал срочно «выходной» номер для хора бандитов-мафиози, он настаивал на том, что при первом же своем появлении, они должны спеть эту самую свою песню-визитку. Я написал песню за ночь, но первый, кому я ее «сдавал» был не Гриншпун, а Аркадий, которому я, волнуясь, читал:
«Мы понапрасну никогда не хмурим брови.
И просто так мы не прольем ни капли крови:
Гораздо больше денег даст клиент живой –
Предпочитаем мы работать головой.
Мы все воспитанные, скромные ребята.
Ох, как не любим мы стрелять из автомата, -
Но человек не понимает иногда,
Какая пропасть разделяет «нет» и «да»!..
Мафиози – дипломат!
Увидит кровь – как в воду он опущен:
Ведь если пущен
в ход автомат –
То, значит, брак в работе был допущен!
Мафиози – дипломат;
Но если очень ты уж несговорчив –
Он жмет на курок, а в горле – комок, -
И плачет вдова, и дети плачут…
А ты ведь – и жить еще не начал…»
«Ты неправильно читаешь, плохо. Я тебе не верю.» – прервал вдруг меня Аркадий. Не то, что бы я обиделся, но его замечание меня задело. Я считал, что читаю точно и убедительно. Да и вообще… каждый норовит автору рассказать, как он должен читать!.. «Не веришь – прочти лучше» – ответил я. Аркадий, не раздумывая, взял листок.
«…Да, ситуаций острых избежать не просто,
И к сердцу каждому путь ищет «Коза Ностра» –
Ведь человек, когда ты добр и ласков с ним,
То как ребенок он доверчив и раним…»
Аркадий поднял на меня свой «ласковый и добрый» взгляд. Мне стало не по себе. Я вдруг увидел, насколько я бездарно читал этот текст.
«…Ведь мы не звери, мы учитываем нужды,
И человеческое нам ничто не чуждо,
И если с нами подружиться ты не прочь –
Материально очень можем мы помочь!
Мафиози – дипломат!..
Увидит кровь – как в воду он опущен:
Ведь если пущен
в ход автомат –
То значит, брак в работе был допущен!
Мафиози – дипломат.
Но если очень ты уж несговорчив –
Значит, сам ты виноват:
Он жмет на курок, а в горле – комок, –
Бесполезно тут кричать:
Тебя, среди дня, оплачет родня –
А мог ведь внучат еще качать!..»
«…Слушай, Аркаша, а что тебе делать в твоем Питере? В театре ты сейчас не работаешь, а кино – и здесь, в Одессе есть… Пойдем к Гриншпуну, он тебе будет рад, у него нет актера на главного мафиози, дона Касталламаре, – собирается кого-то, кстати, из того же Питера, приглашать… Это же твоя роль!.. Как только ты произнесешь первые две фразы – весь зал понесет тебе свои портмоне и бриллианты!»
«Да, – роль моя. В кино бы я ее сыграл. Но в театре – нет. Не здесь. Давай поставим твой мюзикл в Питере. В Малом. Хочешь, я поговорю с Ефимом? Он обещает меня взять снова. А нет, так у Агамирзяна…»
«Почему – нет? Только это когда будет, а тут – премьера через два месяца… Давай!.. На одну роль!..»
Мне очень нравилась эта идея. Я прекрасно понимал, что никто больше не проречитативит т а к этот мой текст… Но Аркадия уговаривать было бесполезно. У него были какие-то срочные незаконченные дела в Питере, какой-то, как я понял, свой бизнес.
Перед отъездом он еще раз пришел ко мне в гостиницу. «Ты не дашь мне эту песню про мафиози? Хочу показать в Питере ребятам. Приедешь, а там ее уже поют!». Я напечатал ему на своем портативном «Unis'е» текст, протянул Аркадию. Он его внимательно еще раз прочитал. «Подпиши – на память, мол…» Я написал вуглу:
«Эх, Аркаша!.. – в рифме ль, в прозе –
Классным был ты б Мафиози!..»
«Моя роль!..» – повторил с грустью Аркадий…
Больше мы с ним не виделись. Как я уже сказал, год этот у него был насыщенный: «Остров погибших кораблей», «Единожды солгав», потом был еще наш «Граф Монте-Кристо» (только сейчас впервые подумал о трагическом финале обоих наших Эдмонов Дантесов – Авилова и Жени Дворжецкого…), еще что-то… А потом – не удивившее уже никого известие о новом сроке… В том, что это была какая-нибудь очередная драка в ресторане, у меня не было и сомнений, а узнавать подробности уже не было времени: я уезжал из страны. Слышал, что опять за него ходатайствовали Боярский, Костя Райкин, Лавров… В Европе имя Аркадия
Х/ф «Остров погибших кораблей»
постоянно всплывало в моих разговорах со встреченными соотечественниками: круг наших общих с Аркадием знакомых оказался широк. Потом, где- то, в середине 90-х, в Париже, Нина, его первая жена, мне сказала, что его больше нет. Он умер на зоне. Подробностей она не знала.
Пару лет назад, разыскивая в Сети для своей пьесы какую-то милицейскую хронику, я наткнулся на серию статей о «криминальной России» 80-х лет, и, в частности, о «бандитском Петербурге», и там я, вдруг, увидел мелькнувшее несколько раз имя Аркадия. Одни только названия рубрик и статей говорили уже сами за себя: «Бандитская Россия», «Криминальный Мир», «Организованные преступные группировки г. Санкт- Петербурга», «Криминальные авторитеты. Воры в законе», «Человек знавший легендарного "Антибиотика"», «Банда Седюков», «Криминальные постановки», «Бандитский сценарист»…
Вот краткий дайджест этих публикаций:
15 июля 1993 года в шесть утра, в одном из Уральских ИТУ скончался Аркадий Шалолашвили, актер, сыгравший к моменту ареста роли в таких фильмах, как: «Ольга и Константин», «Единожды солгав», сериале «Берега», и многих других. Таким его знали в культурных кругах города на Неве. В уголовных кругах Питера он был не менее популярен…
…Волна «рэкетиров первого призыва» накрыла Ленинград в середине 80-х годов, одновременно с началом перестройки и кооперативного движения. В городе стало много богатых (по советским меркам) людей, и, как следствие, появились и те, кто хотел заставить их делиться. В тогдашний рэкет шли люди с трудной судьбой – спортсмены с невостребованным потенциалом, нравственно искалеченные войной афганцы – люди, которые считали, что то, что им «недодало» государство, нужно брать самим, не стесняясь в методах и средствах. Они работали просто и «по-домашнему», совершая элементарные вымогательства при помощи бытовых электронагревательных приборов – утюгов, паяльников и кипятильников. Их жертвами становились кооператоры и проститутки, спекулянты и валютчики, работники сферы обслуживания и просто заводские несуны. «Новая волна» не брезговала и квартирными разбоями, и грабежами на авторынках.
Вот в такой обстановке и заняла к 1987 году лидирующее положение в Ленинграде группа Николая Седюка ( он же «Коля-Каратэ") и его брата Александра по кличке "Макенна». Ядро группы составили сами братья, актер Малого Драматического Театра Аркадий Шалолашвили по кличке «Шалик», Гога Геворкян (он же Макси Шварценеггер), Виктор Казанцев ( он же Витя-Свердловский). База группы – спорт-клуб «Ринг». При необходимости Седюки могли задействовать до ста бойцов единовременно. Профессионалы считают, что в Петербурге никогда не было такого волевого, умного и решительного бандитского лидера, как Николай Седюк. Команда Седюков взяла под свой контроль «ломщиков», работавших вокруг чековой «Березки» на набережной адмирала Макарова. Все, кто там «трудился», должны были отчислять банде треть от своих доходов, а Седюки брались прикрывать мошенников и кидал от милиции.
Поначалу они, как и все другие их предшественники, наезжали на бизнесменов достаточно небрежно. Но очень скоро бригада подняла свой преступный промысел на очень высокий интеллектуальный уровень. Они стали практиковать интересные оригинальные «разводки», при которых некоторые члены команды использовались втемную. Иногда, например, они посылали к бизнесмену одну бригаду, которая избивала его. Тут же подъезжала вторая бригада, «спасавшая» коммерсанта из рук негодяев. Естественно, что человек платил второй бригаде, более лояльной. Подобные постановки нашли широкое применение в бандитских кругах Санкт-Петербурга, да и весь преступный мир России активно стал пользоваться этими сценариями. Однако авторство на них принадлежит одному человеку – Аркадию Шалолашвили, актеру Малого драматического театра, снявшемуся к моменту последнего ареста в 18 кинофильмах, блестяще (надо отдать ему должное) применившему свои актерские и режиссерские способностьи на уголовном поприще. По слухам, однажды Шалолашвили устроил на кладбище целое представление для «терпилы безответного» – с разрытыми могилами, с изготовившимися «убийцами» – короче, нагнал жути на жертву, которая была в конце концов просто счастлива отдать свои кровные наворованные денежки.
Бандиты очень уважали Шалолашвили и называли его не иначе как Аркадием Палычем… Его способности признавал и легендарный Япончик, с которым Аркадий Палыч был лично знаком.
Группу курировал вор в законе Антибиотик (по некоторым данным, Антибиотик был не вором, а "авторитетом"). К слову, многие журналисты, освещающие криминальную жизнь Питера, поместили матералы, утверждающие, что Антибиотик и Аркадий Шалолашвили – один и тот же человек.
Группа Седюков была ликвидирована в 1987 году, когда их авторитет в Ленинграде не мог оспорить никто – им платили даже знаменитые братья Васильевы, занимавшиеся кидками на авторынке. Эта группа была первой в Питере, попытавшейся поставить насилие как способ добывания денег на «промышленно-поточную» основу. Поговаривали, что за этой группой есть и человеческие жертвы...
В 1987 году правоохранительные органы уже плотно сидели у группировки на «хвосте». Несколько коммерсантов согласились дать показания против лидеров этой бригады. Некоторых пришлось уговаривать, так как люди были сломлены не только физически, но и психологически. Криминальные постановки бандитского сценариста не прошли для них даром. В 1988 году Аркадия Шалолашвили вместе с активными участниками группировки арестовали. В этом же году вместе с братьями его судили. Не помогло даже заступничество таких известных людей, как: Михаил Боярский, Ролан Быков, Вахтанг Кикабидзе, Константин Райкин и др. Аркадия Шалолашвили приговорили к длительному сроку заключению. По оперативной информации, у бригады Коли-Каратэ были очень серьезные и весьма многочисленные связи в правоохранительных органах, однако, они практически никого из ментов-оборотней не сдали.
Любопытная подробность – сразу после ареста Николая Седюка в 1987 году Антибиотик внезапно умер от сердечной болезни. При этом многие информированные эксперты выражали сомнение по поводу естественных причин его смерти... Впрочем, в этой истории немало загадок, связанных со смертями многих известных людей…
В 1992 году Верховный суд России снизил сроки всем осужденным по делу «банды Седюка». Но для Аркадия это уже ничего не меняло. Незадолго до выхода на свободу он скончался. Михаил Боярский, навещавший вечером друга, сказал, что Аркадий выглядел здоровым. Медэксперты, проводившие вскрытие, написали в заключении: «…сломана подъязычная кость, на теле имеются многочисленные кровоподтеки». По официальной, озвученной в прессе, версии, он умер от цирроза печени.
И вот тут начались странные вещи. В день похорон Аркадия Палыча, тремя выстрелами в спину, во время своей ежедневной утренней пробежки по проспекту Энтузиастов, был убит Николай Седюк (он должен был выйти на свободу в 1993 году; официально находясь на поселении, он уже летом 1993 года жил в Петербурге). Вскоре после этого в Москве расстреляли брата Отари Квантришвили, а потом ликвидировали и самого Отарика. Учитывая тесные связи Седюков с Квантришвили, многие информированные источники считали, что между этими смертями есть прямая связь.
Ликвидация группы Седюков произвела шоковое впечатление на тех представителей питерского бандитизма, которые остались на свободе – слишком неуязвимой считалась бригада Коли-Каратэ. Ходили даже слухи, что для ареста членов группы из Москвы специально выписывали группу "крутых комитетчиков"…
С уходом с театра бандитских действий Седюков «братва» Питера понесла серьезную утрату – жизнь-то продолжалась, возникали новые «темы», в городе все больше и больше появлялось коммерсантов, а советская государственная система слабела буквально с каждым днем…
Фото и текст под ним – с сайта mokryxa.narod.ru.
На самом же деле, на фото слева – Аркадий Шалолашвили…
…Вокруг смерти Аркадия остается очень много непонятного. Хоронили его в закрытом гробу... Это, плюс страсть самого Аркадия Палыча к инсценировкам, и то обстоятельство, что семья его – мама, Софья Эммануиловна и сестра – сразу после похорон уехали на жительство в Америку, – всё это подкармливает звучащие время от времени фантастические предположения о том, что Аркадий Палыч не настолько мертв, как хочет, чтобы об этом думали. И в самом деле, что, казалось бы, стоит автору столь талантливо задуманных и эффективно реализованных криминальных сценариев – инсценировать свой уход из жизни, уехать за границу и спокойно там жить?!
Вряд ли мы в ближайшее время узнаем ответ на этот вопрос. Несомненно одно: Аркадий Шалолашвили был незаурядной личностью, этаким Мамонтом Дальским конца 20-го века, трагически сочетавшим в себе совершенно разные качества. Кем он был на самом деле – талантливым артистом, благородным авантюристом или же просто – артистично работающим уголовником?..
Яркая, оставшаяся в памяти, личность, полная неожиданных поворотов судьба, странная, загадочная смерть…
Неоднократно писатели и журналисты объявляли о своих намерениях писать о нем книги, сценарии, но – но на деле так ничего до сих пор о нем и не написано.
Аркадий был несколько раз женат, были у него и дети…
Похоронен он на погосте посёлка Комарово Ленинградской области, в так называемом «Комаровском некрополе». Там он гармонично и уютно покоится среди своих коллег – актеров и режиссеров, поэтов и драматургов... Могила его всегда ухожена, значит, за ней следят. Кладбищенский сторож рассказывает, что каждый год, в день рождения Аркадия, кто-то приносит цветы на его могилу.
.
ответить