"Философия и поэзия стоят на разных вершинах, но говорят об одном и том же"
Мартин Хайдеггер
Попробуем догадаться о чем. Вернее, не догадаться, а поразмыслить. Почему Хайдеггер выбрал эту метафору (вершины)? Что видно с этих вершин? Почему это вершины? Почему разные? Философия и поэзия – не существуют ведь без философа и поэта, т.е. человека. Почему из всех сфер человеческой деятельности выделены эти две? Только ли они позволяют достичь вершины?
Вопросы можно множить до бесконечности. И в этом – брезжит разгадка. Человеку трудно без твердой почвы. Свой мир (свою землю) он обретает вместе с ответами. Понятое становится своим. Это – мои знания, мои убеждения, моя вера, моя родина. Моя почва. Вопросы отрывают от нее. Вопросы и сомнения – получается, они ведут вверх?
Еще вопрос: почему нас так манят вершины? Ведь жить на вершине нельзя – и воздух слишком разряжен, и почва бедна и камениста – не прокормиться. Почему же они так влекут человека? Почему с упрямством и упорством он стремится их покорить?
Человек хочет подняться выше. До Неба и Бога. Но и Земля притягивает его. Земная вершина – это точка соприкосновения Земли и Неба. И человек – точка соприкосновения плоти и духа.
Человек грешен, смертен, несовершенен. Но он стремится стать лучше. (И тут же, рядышком, гордыня – стать лучшим и первым). Вершина – это символ цели в трудном пути. Достичь вершины – значит достичь того максимума, который доступен несовершенному человеку.
Но все это – о вершинах вообще. Чем отличны философия и поэзия от других человеческих занятий? Какой вид открывается именно с этих вершин, позволяя говорить об одном и том же?
В свои юные годы для меня не было сомнений в том, какое занятие достойно человека. Только философия, и только поэзия – две сестры и музы. Только служение этим гранд дамам, а остальное – бессмыслица. И привычка смотреть чуть свысока на тех, кто выбрал себе иной удел, и, наоборот, почитание и преклонение перед Мастерами и Посвященными.
Я и сейчас временами чувствую себя расстригой, беглецом и предателем. Тогда же, почувствовав, что безнадежно отстал от тех, кто совершал восхождение вместе со мной, я просто ощутил, что жизнь кончилась. Что я сорвался в пропасть, оступившись и отступившись.
Но время вылечило раны, появились и новые цели, и новые вершины стали притягивать своим блеском. И даже удалось чего-то достичь (некоторых вершин?).
Отчего же так манит этот разреженный воздух, этот пьянящий вид с головокружительной высоты, это солнце и это небо, и эта земля далеко под ногами (которая выглядит гораздо прекрасней, чем вблизи)?
Заметим, Хайдеггер не говорит: философия и поэзия – вершины (человеческого духа et cetera), но СТОЯТ на вершинах и ГОВОРЯТ об ОДНОМ. Поэты и философы – неужели они «яко бози, знающие добро и зло»? Да, нет это просто люди (хорошие и не очень, но грешные как все мы) в какой-то неслыханный миг (одни – после долгого и многотрудного восхождения, а иные – внезапно и чудесно) оказавшиеся ТАМ, где человеку места нет. Там мы растворены в этой прозрачной лазури, в этом холодном воздухе, где слышен «смех бессмертных»(как назвал это Гессе). То есть – философема ли, поэза ли – чему и кому бы они не были посвящены – говорят об одном. То есть – слова превращаются в СЛОВО, которое было в начале, которое было у Бога, и которое есть БОГ.
«А по дороге туда, Господи Боже ты мой, мне растерять не жаль бисер оставшихся дней…»
А вершин, действительно, много, но как часто они покрыты облаками, и с них ничегошеньки не видно…
ответить