Новосокольники. 8 июля.
Я проснулся или очнулся в поезде, который летел на полном ходу, стуча колесами, рассекая ветер. Купе, уже ставшим родным, было убрано. Рядом никого не было. Веки были тяжелыми, глаза закрывались, но спать не хотелось, голова прошла, и меня не тошнило. Я полежал некоторое время, пытаясь восстановить события прошедшего дня – за окном была ночь. Господина и Анастасию Дмитриевну я помнил хорошо, также и невельскую башню, и… девочку. Марта. Меня опять замутило, и я повернулся на бок, лицом к стене. Как я попал обратно в купе, я не помнил вовсе, даже как шел обратно до поезда и с кем. Ботинки стояли рядом с кроватью, их я тоже не помню как снимал. Потирая виски, восстановить события не удавалось, все после башни проплывало куда-то мимо в сознании. Полежав еще минут десять, я решил встать и разыскать кого либо из живых. Психопатов я не рассматривал, столик-убийца остался в ресторане и, честно говоря, меня они больше не волновали. А на случай волчьих призраков у меня есть карта в сумке. Карта-защитница. Я почему-то вовсе не боялся ни тех, ни других. Внутри поселилась уверенность и отрешенность. Обувшись, я вышел в коридор, он был хорошо освещаем, и в нем было прохладно. Оглядевшись, я выкрикнул имя Анастасии Дмитриевны, но тишина продолжала царить во всем вагоне. Я крикнул еще, с тем же результатом. Проводницкая была пуста, все двери всех купе открыты настежь. Пройдясь по ним, я обнаружил в них чистоту и полное отсутствие живых существ. Не скажу, что меня это расстроило, вот только своих спутников в одночасье потерять было как-то неожиданно. Недавно я только и хотел, чтобы они куда-нибудь исчезли, теперь же, когда это произошло, мне стало тоскливо. Я не знал, что делать, никто не давал никаких советов, не говорил метафорами и не глазел на меня в упор, ожидая действий. Я снова был предоставлен самому себе, только на этот раз это принесло ощущение дискомфорта и одиночества. К тому же очень хотелось есть, что заставило меня смело направиться в сторону вагона-ресторана, ставшему мне за все это время домашней кухней. В тамбурах и в плацкарте все было так, как и должно быть, если бы поезд ждал пассажиров на первой станции. Я даже заглянул по пути в туалет, но и там все было идеально. Пахло химикатами, освежителем и резиной. Войдя в ресторан, я надеялся застать там кого-нибудь, но и тут меня встретил одинокий бар, разбитое окно, из которого совершенно не дуло в вагон, по непонятной до сих пор мне причине, столик-убийца валялся около него. Дернув ручку двери, которая вела наружу, я обнаружил все то же подобие органического стекла. Попробовав протиснуться снова, я потерпел неудачу. Закрыв дверь, я повернулся к пустым столам и замер.
Под одним из столов стоял зеленый чемодан Анастасии Дмитриевны. То ли она его забыла, то ли нарочно оставила для меня. Я подошел к нему и осмотрел. Обычный чемодан с вытаскивающейся металлической ручкой, с которым можно путешествовать и в поезде и в самолете. Ручка была выдвинута, я дернул за нее и ощутил, что чемодан на удивление легок для поездок на дальние расстояния. Он вообще казался пустым. Если дама оставила его случайно, я не могу его ей вернуть, поскольку не знаю и не представляю ее месторасположения. А если оставила мне (что странно и неправдоподобно), то я подумывал изучить его содержимое. Конечно, любопытство взяло верх, и я расстегнул молнию по периметру чемодана. Открыв крышку, такую же зеленую изнутри, я обнаружил два листа бумаги. Взяв их в руки, я на одном из них читал неизвестные мне имена, некоторые из которых были вычеркнуты. На втором был изображен знакомый мне дракон, обвивающий хвостом планету Юпитер. Только на этот раз он был изображен карандашом, но я был готов поклясться, что он в точности совпадал с журнальным. Достав из сумки журнал, я сравнил их. Они были настолько идентичны, что сложно было поверить. Отложив лист с драконом, я все скрупулезней вчитывался в имена и фамилии, надеясь найти хоть одно знакомое. Но они все были абсолютно мне неизвестны, и я положил оба листа себе в сумку. Чемодан я положил на стул, пошарил по остальным его отсекам. Больше в нем ничего не нашлось. Я обдумывал, что делать дальше. В этот момент поезд опять стал тормозить и вскоре совсем остановился, провозглашая вокзальное здание, где в свете фонарей можно было разглядеть название – Новосокольники. Я сел за столик и развернул карту. Мда… Мы ехали четко на север, все больше отдаляясь от Минска и вообще всего, что было мне знакомо. Четыре белые колонны поддерживали свод строения, наверху которого значилось название. Само здание было желтым. У меня складывалось впечатление, что все вокзальные здания красили исключительно в два цвета, с вкраплениями белого. И так по всей стране. Довольно уныло и скучно. Хоть бы синенького или зеленого можно было добавить. Иначе они начинали напоминать психиатрические клиники или общеобразовательные институты не только схожей архитектурой, но и своим навязчивым цветовым повторением. Снова загремели выкидными лестницами несуществующие проводники и снова загрохотали двери, которые никто не открывал. Мне вдруг снова стало не по себе. Темнота снаружи врывалась в разбитое мною окно, и создавало впечатление портала в небытие. Только бы никто не завыл и не начал носиться под окнами. Теперь любой мог забраться в вагон на стоянке. Я напрягся и начал вслушиваться в ночь. Абсолютная тишина подчеркивала необычайность ситуации и лишь излишне ее мистифицировала. Так я просидел минут пять. После чего опять загремели лестницы и двери, и поезд, фыркнув, плавно начал набирать скорость. Я успокоился. И в этот момент из темноты раздался дикий вой, который стал приближаться с пугающей быстротой. Как будто что-то спешило на поезд, взбесившись оттого, что не успевает, и, исторгая нечеловеческие звуки ярости и безумия. Сердце подпрыгнуло до горла и нырнуло в пятки. Отбиваться мне было нечем. Столиком можно было отбиться от психопатов, но эти звуки совершенно отличались от всего, что мне доводилось слышать на этом чертовом маршруте, и я не был уверен, что он мне сильно поможет. Поезд набирал обороты, но сумасшедший вопль, уже перешедший в рев какого-то жуткого отчаяния, сдаваться не собирался. Что-то неслось с огромной скоростью на вагон-ресторан, я почему-то был в этом уверен. Единственное, что пришло мне в голову, так это прижать разбитое окно своей картой и постараться выдержать этот кошмар. Я так и сделал. Стоя в таком положении, спокойствие снова вернулось ко мне, и я приготовился отражать нападение. Рев достиг апогея прямо у окна, казалось, у меня лопнут барабанные перепонки. Я зажмурился и плотнее прижал карту к оконной раме, снизу придерживая ее правым коленом. Мгновение спустя что-то с огромной силой ударило меня сквозь карту, но удержать равновесие я смог, хотя это было крайне тяжело. Карта осталась цела, она как резиновая вытянулась в мою сторону и основной удар приняла на себя. Какая-то тварь могла снести стену своей мощью, но не смогла пробить бумажную карту. Я приготовился к повторной атаке. Секунды через три вагон тряхнуло так, что я подумал, он сойдет с рельс. Было впечатление, что правые колеса на миг оторвались от шпал и снова встали на место. Удар пришелся в боковину вагона рядом с окном. Рев при этом стоял невообразимый. Такого проявления дикости я не слышал никогда. Опоздавшая тварь затихла, словно разбегаясь, а потом снова нанесла удар по моей карте. И опять она выгнулась, нарушая все известные мне законы физики, но атаку выдержала. К этому времени поезд уже набрал полный ход, после чего рев стал затихать, а потом и вовсе пропал. Я ехал, прижав карту к окну еще несколько минут. Решиться ее убрать было сложно, вероятно, тварь ожидала именно этого. Я вспотел, и ужасно хотелось пить. Через некоторое время я осторожно отпустил пару сантиметров карты вниз, открывая вверху щель. Ветра по-прежнему не ощущалось, но и никаких признаков чего либо, прыгающего за окном не обнаруживалось. Выждав еще мгновения, я полностью снял карту и отошел в центр вагона-ресторана. Вроде бы обошлось. И тут мне в голову пришла занятная мысль. Я зашел за барную стойку и стал рыскать по шкафчикам внизу, полкам с бутылками, в раковине, между кухонной утварью и, наконец, нашел в одном из шкафчиков степлер. Вообще, я надеялся на иглу или булавку, но степлер пришелся как нельзя кстати. Я обернул карту вокруг туловища, наподобие балахона, оставив непокрытой голову, рукой подлез снизу карты, дотянулся до пояса и несколько раз щелкнул степлером, скрепляя края. Карта обвила меня как платье – сверху было узко, а к низу шло в расширение. В районе горла я особенно крепко постарался ее закрепить, в чем преуспел. Теперь я был похож на продавца карт, зазывалу у книжного магазина или просто на придурка. Увидев свое отражение в зеркальных полках, на которых стояли бутылки, я прыснул от смеха. Вид был на редкость дурацкий. Я подумал, что надо бы запатентовать такой фасон и проверить платье на спрос в Москве, но представлялась только психиатрическая клиника или, в лучшем случае, бал-маскарад, посвященной нашей огромной стране или информационный столб-путеводитель. Я засмеялся от своих нелепых предположений и уже совсем успокоился. Расхаживая в таком прикиде, я начал поиски еды. Небольшой холодильник в баре предоставил мне холодную копченую курицу. Я вытащил ее на стойку. Есть было крайне неудобно, руки все время пришлось вытаскивать из-под карты, и я боялся ее порвать. В конце концов, я снял ее на время ночного ужина и в мгновение ока от курицы остались одни кости. Взяв бутылку холодной минералки там же, я выдул ее почти залпом. Мне похорошело, сил прибавилось, ясность ума разливалась теплом в голове. Я сложил руки крестом на стойке и, опустив на них голову, задумался о своем положении. Ничего перспективного я не находил, надеялся на утро. И вот тогда, скорее всего, я покину этот поезд, несущийся в бездну. Он мне изрядно поднадоел, но, надо отдать ему должное, он часто был не только источником проблем, но и помогал решать некоторые из них. И все же выйти в более менее крупном городе я намеревался. Ведь если была девочка, Марта, то должны быть и еще какие-то люди. Вспоминая девочку, я в тайне желал встретить кого-то более разговорчивее и вменяемее, чтобы просто прояснить ситуацию и принять верное решение относительно своих похождений. Мне хотелось вернуться в Москву, и я был готов на любые условия. Отыскав на карте ближайший по пути следования город, Насва, при условии остановки там поезда, я вернулся в исходное положение. Я думал о Марте, пытаясь ее вспомнить. Что-то в ее лице все-таки было знакомое, только вот таких ощущений может быть целая куча, если на ее месте представить кого-либо другого. Человеческий мозг так устроен, что если пытаться вспоминать в течение долгого времени любого незнакомца, начинает казаться, что ты с ним знаком или где-то его встречал. Диалог с Мартой получился довольно сжатый, да и самочувствие мое не давало мне покоя. Что такого могло случиться, от произнесения ею одного слова, что меня так скрутило, и заставило желудок полностью потерять контроль. Плюс пропажа моих спутников. Даже если они донесли меня до поезда и положили в купе, куда они опять подевались, оставив меня одного, так ничего толком и не объяснив. И забыли чемодан, то ли нарочно, то ли в спешке. Правда, от содержимого чемодана легче не стало. Список я читал, знакомых там нет, а дракон с Юпитером вообще не приносили никакой зацепки, если они вообще имели хоть какой-то смысл. Стало опять досадно. Я стал замечать за собой, как резко и почти неконтролируемо меняются мои настроения, с тех пор, как я сел в этот поезд. От священного спокойствия до разбитости и обессиливания. Словно кто-то расшатывал мою нервную систему, бросая меня из края в край, раскачивал мою душу слишком топористо и агрессивно. Поезд стучал колесами, я тяжело вздыхал и совершенно не знал, что делать. Я вернулся в купе, оставив пустой чемодан в ресторане, и хотел лечь поспать, голова начала побаливать, а глаза закрываться. Мой организм давно потерял связь между ночью и днем, поэтому желание спать появлялось также ниоткуда, как и перемены настроения. В купе я улегся на кушетку, подложив подушку под голову, и закрыл глаза.
Боже! Дверь. Ее же вышиб тот чудовищный контролер. А сейчас она снова на месте, никакого мусора и строительного хлама на полу не оказалось. Возможность замены исключалась в принципе. Я почесал лоб и прислушался к тишине – колеса не в счет – мне казалось, что что-то заскрипело в конце вагона.
Вдруг в коридоре послышалось шарканье. Я подскочил как ужаленный. Внутри снова появился страх и паника. Кто-то шел по коридору в сторону моей двери. И хотя я ее закрыл, замок изнутри я не защелкнул, и теперь чувствовал себя обязанным это сделать как можно скорее. Подлетев к двери, я аккуратно выглянул в коридор. Может быть, лучше было этого не делать, так как холодок опять пробежал по моему позвоночнику. По коридору снова шел кондуктор, тот самый, которого я, как мне показалось, убил. Он опять стучал в двери купе и просил предъявить билет. Кстати, я отметил, что на этот раз ему никто не отвечает, никто не орал, не стрелял, а открыв дверь и попросив билет, кондуктор молча выжидал несколько секунд и шел к следующему. Выглядел он также ужасно, уродливое и крайне злобное лицо я оценил даже сбоку, едва бросив на него взгляд. И тут я вспомнил про карту. Не знаю, что могло случиться, но встречать монстра-кондуктора я решил в географическом плаще. Быстро нахлобучив его на себя и поработав степлером, я успел вовремя. Голову я оставил непокрытой, иначе, если бы фокус не прошел, глаза могли мне понадобиться в любой момент. В дверь застучали, она была не закрыта за замок. Я молчал. Снаружи раздалось шипение и хрип, потом постучали еще раз. Я смотрел на дверь, приготовив ногу для удара, встав у развалин разбитого стола, и приготовился. Дверь дернули и она открылась. Я увидел существо, напоминавшее человека только ростом и расположением конечностей. Лицо было не только в струпьях, бородавках, слюнях и волдырях, оно к тому же было забрызгано кровью, которая стекала с головы подсохшими струйками. К тому же кондуктора трясло в какой-то безумной лихорадке. Я понял, что кровь – моя работа. И приготовился отражать ненависть и месть этого существа. Оно стояло с озверевшей мордой, готовой убить, но не нападало. Казалось, его взгляд направлен сквозь меня, в окно. Я ждал. Бешеный кондуктор простоял с остекленевшим взглядом несколько секунд и вдруг развернулся и медленно зашаркал на выход. Этого я не ожидал. Существо вышло из купе и направилось в сторону кабинки проводника. Мои мышцы пребывали в напряженно-огненном состоянии. По виску текла капля пота. Я был готов к его возвращению, у меня сквозила мысль, что кондуктор хитрит, делая вид, что не замечает меня и ждет, пока я расслаблюсь. Так прошло минут пять, и я решил выглянуть. Еле-еле переступая ногами, я подошел к двери и высунул ногу на случай оставить целой свою голову. Ничего не произошло. Мгновение спустя, я выглянул и осмотрелся по сторонам. Коридор был пуст – наверно тварь забралась в кабинку проводника и сидит там, проверяя свои билеты, ожидая, что я не вытерплю и зайду, чтобы расквитаться со мной. Но проверить надо. Ехать и думать о том, что безумный кондуктор сидит и ждет меня, было невыносимо, надо было что-то делать, как-то избавиться от него. Я шагнул наружу. Стука колес я не замечал, не потому что привык, а от напряжения и сосредоточенности. Дойдя до кабинки, она оказалось незакрытой, дверь была настежь, я никого в ней не обнаружил. Существо могло открыть дверь тамбура и спрятаться там. Поправив свой плащ, я вышел в тамбур. Прохлада приятно освежила. Я никак не мог привыкнуть и к полному отсутствия ветра и к неизвестно тогда, откуда взявшейся прохладе. Эти метеорологические аномалии сбивали меня с толку всякий раз. Тогда оставалось проверить сцепление с локомотивом, больше этому сумасшедшему деться было просто некуда. Но и там его не оказалось, и я закрыл дверь. А вдруг его безумный мозг сам выбросил его из поезда?! Может он не заметил, что вагоны кончились, и автоматически сорвался с поезда, такое возможно, судя, каким взглядом он смотрел на окружающий мир. Что ж, я нисколько не жалел, если было именно так. Я размышлял о карте. Неужели дело в ней, ведь взбесившиеся волчьи призраки смогли только задеть меня в прошлый раз, но не нанесли более ощутимого вреда. К тому же, я помнил шутку неизвестного до сих пор мне господина про балахон из карты. Что было в ней особенного, я понять не мог. Такие карты продавались в любом ларьке на вокзалах и в книжных магазинах. Я вернулся обратно в купе, уже очень вымотанный и разбитый. Порывшись в сумке, я достал фляжку с ромом, отхлебнул пару раз, запер дверь на щеколду, и прямо в карте, как обойный рулон, завалился спать. Уснул я мигом.
Открыв глаза, я почувствовал легкость во всем теле. Потянувшись, мне захотелось подышать свежим воздухом, поезд все еще ехал, и я решил выйти в тамбур. Я свесил ноги с кровати, протирая глаза, и замер. Под ногами не было пола. Я заморгал, пытаясь определить, как такое может быть, и уставился вниз, подобрав ноги обратно на кровать. Внизу пролетали рельсы, пол полностью или исчез, или стал полностью прозрачным. Мои ботинки стояли рядом, словно летели они вместе с поездом, подвешенные за потолок невидимой нитью. Я осторожно наклонился и пальцем дотронулся до своих башмаков. Ничего особенного я не почувствовал. Тогда аккуратно я ткнул пальцем в невидимое пространство и натолкнулся на барьер, по тактильным ощущениям равнозначным полу. Пол был, только теперь он напоминал дверь наружу в вагоне-ресторане – по периметру вровень с маленьким плинтусом, переходящим в обыкновенные стены купе, обшитые фанерой. Ехать становилось совсем неуютно, все время хотелось прыгнуть или не свалиться под колеса. Я опустил правую ногу и убедился в твердости и крепости поверхности. Схватившись на всякий случай за металлическое крепление, поддерживающее верхнюю кушетку, я поставил на пол вторую ногу и слегка постучал ею. Вроде бы ходить можно, хотя чувство полета и дискомфорта никуда не делось. Я выпрямился и решил проверить полы в коридоре. Вдруг уши заложило, а голова резко заболела. По вагону пронесся жуткий, разрывающий барабанные перепонки вой. Пришлось закрыть уши руками, а глаза зажмурить, потому что от звука начали вибрировать стекла. Я плюхнулся обратно на кровать, ожидая, когда это прекратиться. Вой продолжался довольно долго, и мне пришлось указательными пальцами заткнуть слуховые отверстия, иначе бы я просто оглох. Внезапно все исчезло, и я открыл уши. Посидев немного в полной тишине, меня посетил ужас, и напала дикая паника. А что если мрачные тени за окнами ворвались в поезд? Так вопили именно они, я на всю жизнь запомнил их звуки и мелькание за окнами, их тени и хрипоту, напоминающую истерический смех сумасшедшего. Вой шел явно не снаружи, не с улицы. И как в подтверждение моих мыслей, я услышал невероятно громкое топанье по коридору. Точнее, не услышал, а почувствовал, как начал сотрясаться вагон и что-то или кто-то носилось по коридору и с яростью било по стенам и дверям. Я оцепенел. Теперь мне казалось, что мой конец все-таки близок, и мне уже не отбиться. Никакая карта уже не поможет и сейчас сюда ворвется жуткая тварь и разорвет меня на куски. Вагон трясло, он качался из стороны в сторону и я не понимал, как стекла в коридоре еще не начали биться. Замерев от ужаса, я забился в самый угол купе, карта на мне уже начала местами рваться, и я принялся ждать смерти, надеясь на ее быстрое действие. Сердце стучало как у кролика в силках. Топот и сотрясения не прекращались, к ним опять добавилось рычание с явно безумным оттенком остервенения и беспощадности. Это что-то меня чуяло, я был в этом уверен. И тут я закричал. Я орал, стараясь подсознательно избавиться и от страха смерти и в желании заглушить мерзкий рык и грохот. В крике я не заметил, что все звуки вокруг прекратились, и я вопил уже в полном одиночестве, освобождая нутро от всех пережитых кошмаров в этом поезде. Голос сначала перешел на фальцет, а потом просто сорвался. Я был похож на рыбу, выброшенную на берег, со шлепающими губами и выпученными глазами. Я хотел прокашляться, но горло издало немой хрип и только запершило. Немного постояв, подобно актеру немого кино, я дрожащими руками вытащил из сумки флягу с ромом и сделал большой глоток. В горле потеплело, и оно слегка прочистилось. Стояла гробовая тишина. Я сел на кровать, глаза еще не перестали вылезать из орбит и горели огнем, то ли от ужаса, то ли от моего крика, то ли сразу ото всего. Поезд продолжал мчаться, шпалы в прозрачном полу продолжали мелькать. Сознание того, что я опять не знал, что делать пробуждало нервозность, раздражительность и отчаяние. Такое двойственное состояние было мне крайне чуждо – одна часть меня бесилась от злости, вторая тряслась от ужаса. Понемногу я успокаивался, но тело начало ломить и мышцы периодически сотрясали спазмы. Я чувствовал себя очень больным и слабым. Вскоре я повалился на кушетку, едва соображая, где я и что вокруг только что происходило. Глаза хотелось закрыть, веки отяжелели, голова кружилась. Несколько минут я лежал с закрытыми глазами, подрагиваясь от напряжения и пытаясь отключиться. Если меня хотят убить, пусть я буду при этом спать. Но ничего не происходило, только очень уж приспичило в туалет. Выходить из купе я не решался до тех пор, пока терпение мое не достигло предела. Устраивать уборную из собственного купе мне не хотелось – другого места путешествовать выбирать не приходилось, а ехать с запахами туалета было определенно невыносимо. По крайней мере, не до такой еще степени я сходил с ума от кошмара. Я подкрался к двери и прислушался. Вроде бы все устаканилось, если только тварь, издававшая жуткие вопли, не решила меня таким образом подкараулить. Выходить все же надо было, несмотря ни на что. Или ни на кого. Щелкнув задвижкой, я протиснул в открывшуюся щель свою ногу. Так я уже поступал, ведь ранить ногу – не голову. Пару секунд я выжидал, но никто не нападал и не гремел, звуки были уже классические для меня – стук колес. Тогда я полностью шагнул всем телом в коридор, настежь распахнув дверь. Очень даже милая обстановка – шторки на окнах, начинает светать, утро наступает, лесной пейзажик весело проносился рядом со слегка покачивающимся поездом, радуясь отступившей темноте. Если бы не все эти нелепости, а именно так они и назывались в моем понимании, я бы предпочел утреннюю газету, кофе, чистую скатерть и свежее белье – я не переодевался с тех пор, как сел в поезд в Москве. Я подумал о том, что устал утомляться, и, что еще хуже, пугаться и оборачиваться. Периодическая злость, появлявшаяся во мне, наверно, была причиной и служила мне подчас неплохую службу, затемняя страх и дезориентацию. Я стоял и наблюдал всю эту картину, ассоциируя какую-то романтическую ностальгию с очаровательным приключением, ловя себя на мысли, что такое поведение в этой ситуации явно не соответствует мышлению человека, попавшего в столь безвыходное и кошмарное положение. Но, меня снова это совсем не пугало, даже как-то завораживало, и я подумал, что окончательно схожу с ума. При этом на моем лице проступила, пусть и слабенькая, но все же улыбка. Пол подо мной был тоже прозрачный – шпалы на скорости сливались в общую массу и я на мгновение застыл, всматриваясь в быстро пролетавшую колею. И тут я понял, что не могу идти. Ноги не двигались и никак не хотели переступать порог купе. Испугавшись, я правой рукой схватился за косяк двери и попытался оттолкнуться всем телом, податься вперед, но туловище лишь качнулось, а ступни словно приросли к полу. Я был в замешательстве. Мне показалось, что ноги мои отнялись или их парализовало, напугав меня до крайнего предела. Вот теперь я точно стану легкой добычей кого бы то ни было. Я запаниковал и озирался по сторонам, надеясь, что никто не появится и не застанет меня в столь доступном положении. Я шагнул назад. Это получилось непринужденно, и страх слегка отступил, но лишь на время. Попытка шагнуть вперед снова оказалось безрезультатной, и я остался на том же месте. Мне стало жарко, и я дотронулся до лба. Стерев несколько капель, я шагнул назад, уперевшись спиной в обломки стола. Мой маршрут окончился, я как не прошедший технический осмотр автобус, был окончательно списан в гараж на запчасти. Страх достиг уже самых глубинных величин моего сознания. Я подпрыгнул, и снова получилось легко. Ноги оторвались от пола, но как только я приземлился, ступни опять приклеились подошвами к полу. У меня мелькнула мысль, что в воздухе я могу ими двигать, а вот идти вперед не получалось вовсе. Тогда я снова прыгнул вверх и за секунду, находящимся в воздухе, я совершил тулуп, подобный фигуристу на льду и приземлился вниз уже лицом к окну. Теперь я мог двигаться назад, к двери и попасть в коридор. Конечно, это было ужасно неудобно, но мочевой пузырь уже норовил расслабиться прямо в штаны и я незамедлительно зашагал спиной в коридор, пройдя дверной проем, повернув налево и засеменив к туалету, повернув голову в сторону движения, слегка придерживаясь руками за перильца у окон. Так, словно в обратной съемке, я добрался до кабинки и со страхом понял, что справлять нужду спиной к унитазу меня абсолютно не прельщает, тогда мой поход не имел большого смысла, но я вспомнил про прыжок и решил попрактиковаться с ним и в уборной. Терпеть становилось просто невыносимо. Добравшись до конечной точки моего маршрута, я прыгнул вверх и в воздухе обернулся лицом к цели, попутно едва не снеся руками зеркало, которое крепилось на стене лишь на честном слове. Видимо, оно едва выдержало удары по вагону и висело перекошенное и печальное. Справившись со своими делами, я безнадежно пытался искать педаль слива внизу. Во-первых, ее там не оказалось, а во-вторых, ноги не хотели сдвигаться ни на сантиметр. Снова совершив кульбит, я осознал, что не могу поскользнуться – ступни как намагниченные прилипали к полу. Зато я увидел кнопку слива на стене, под зеркалом и нажал ее. Глядя на отражение в зеркале, я испытывал внутренний ужас. Лицо бледное, волосы растрепаны, одежда мятая, глаза красные и заплывшие, сам весь осунувшийся, уставший и побитый. Слегка повернувшись туловищем к двери, пятки ног тоже совершили поворот, я вышел из туалета тем же способом. И тут снова раздались страшные по силе удары о вагонные стены, словно что-то хотело свести меня с ума от страха, ведь если бы хотело забраться внутрь, стекла было вышибить проще. Но может, оно не могло сюда попасть, пусть и хотело. Да и стекло одного из окон вагона-ресторана было мной уже разбито. Сердце стучало, кисти рук похолодели, и я рванул в сторону своего купе уже на довольно приличной скорости. Купе доставляло чувство защищенности, правда, это не помешало ненормальному проводнику выбить ее с корнями. Но дверь таинственным способом восстановилась, и я уповал только на это место. Я практически бежал по коридору, повернув голову, стараясь не споткнуться о выложенную на полу ковровую дорожку, как вдруг в районе туалета раздался звук сливающейся воды, и дверь распахнулась, сильно ударив ручкой о стену рядом. Я застыл и повернул голову обратно. Из туалета в коридор на меня выглядывала сморщенная морда животного, происхождение которого не смог бы определить ни один зоолог. Тела его я не видел, оно осталось в кабинке, а физиономия висела в проеме на очень тонкой коричневой складчатой и гладкой шее. Казалось, что шея похожа на страусиную, а морда была человеческой, но лишь отчасти. Череп был приплюснут, из него торчали несколько клоков волос или шерсти, глаза длинные, но не широкие, источавшие дикую ненависть и боль одновременно. Рот или пасть тоже вытягивалась до мест, где должны были быть уши, которых не было. Из пасти торчали не зубы, а скорее желто-черного цвета трухлявые пни с огромными зазорами между ними. Тварь противно выла и таращилась на меня, пряча остальное свое туловище в туалете. У меня закружилась голова, я начал оседать, вцепившись за поручень у окошка и глаза стали закрываться от бессилия переносить весь этот ужас. И тут она бросилась в мою сторону, довольно шустро перемещаясь по коридору и мерзко вопя. Я начал падать, ноги уже не шли назад, я вообще перестал их чувствовать, и когда монстр налетел на меня, я потерял сознание за секунду до его прикосновения, едва успев ощутить его гнилостный запах. Потом все пропало.
Я открыл глаза и вытаращился на дно висевшей надо мной верхней полки. Несколько раз медленно моргнув, я пошевелил рукой, нащупав собственную кровать. Потом ногой, она двигалась свободно. Потрогав лицо и осмотрев себя целиком, я приподнялся. Замотанный в карту, я действительно напоминал обойный рулон и долго не мог осознать себя самого. Я отцепил скрепки ногтем и стащил ее с себя, небрежно положив рядом. Голова была в тумане, веки чесались. Постепенно я стал догадываться, что крепко спал и мне снился очень яркий и жуткий сон. Правда, таких снов, которые я помнил настолько детально, у меня еще не было. Да и ужас еще не совсем покинул меня, поганое рыло стояло перед глазами и я невольно бросил взгляд на дверь и прислушался. Тихо. За окном уже рассвело, а поезд снова стал притормаживать. Я встал и попробовал походить, в глубине души надеясь, что сон не пророческий. Но ноги были послушны, и это несколько поубавило мое напряжение. Я проверил замок, он был закрыт. Потянувшись всем телом, голова снова слегка закружилась, но это было скорее чувством недосыпа и повышенного давления, что казалось сущим пустяком в сравнении с моим сновидением и путешествием в целом. Я стал ждать остановки, а мой желудок напомнил о себе голодным спазмом.
ответить