Строки текста на белом листе,
как ресницы, цедят слепящий свет,
Точно рёбра распятого на кресте,
Держат тело – крестный послед.
Строки текста разъяты, как стрелки часов,
Над провалом ослепшего циферблата,
И курантов зов смертной болью слов
Над дышащей полями мятой.
Эти строки содвину, как пальцы в горсти,
Чтоб вместить все знаки скрижалей
В горькой чаше Отчей, что не пронести,
В тайной чаше утраченного Грааля.
Текст, точно смерд с распятья снятый :
На строках замерла прозрения цикута –
- из вечности последняя минута
в цикутной горечи пропитанная мятой…
Не доверяй никому своей маленькой глиняной тайны,
Оберегай её в тексте, как текста зеницу,
И отпускай, и лови, и ищи, точно птицу –зарницу,
Бьющую в колокол сердца крылом поминальным…
Обрывки этих черновых заметок
На скрепках, точно бабочки в коробках.
И кажется, открой прозрачный склеп,
Сними с иглы раскрашенное тельце,
И мумия, не медля, оживёт,
Но распадётся прах узора на пыльце,
Второю смертью волю обретёт,
Разбив кувшинчик с хлороформом в сердце…
Но солнце бьётся в паутине
Из крестословицы лучей,
И пахнет радужною тиной
Сквозь тину бьющийся ручей.
Строки текста из солнечного колчана,
Точно стрелы, вечно находят цель.
Цедит влага из водяного органа
Через дудочки—дурочки камышовую щель.
И струятся строки в пустынях душ
По пустыням пергаментов мелованных,
Чтоб омыть слезой человечью сушь
Откровеньем прозревшего Иоанна.
Неуловимо—текучим песочным барханом
За ускользающей тенью открывшейся строчки,
За пластилиновой маской изменчивой оболочки,
Спрятался текст за душистой завесой тимъянной.
И не сыскать, не догнать ! Божедом—лицедейник !
Узнан -- не пойман, а пойман – так вовсе не узнан,
Мигом напялит парик арлекина картузный,
Где его сыщешь, и строки – что твой муравейник,
Ах, ты беда, из бездельников – первый бездельник,
Как лебеда, да привязчивый олух- репейник.
Даром что сверстник лампаде кривой Аладдина,
Сумраком строк антрацитовой саже сродни,
И зазеркальная медь почернела, как пещная глина,
В стёртых боках исцедились песком процеженные дни…
И чередой журавлей в небесах пролетевшие дни,
Как чередой разнотравья в оврагах предместья,
Взгляд твой усталый, рассеянный вдруг заслонит
В сумерках пригоршни крови и прошлого песня…
То ль крылом чернобуквенной птицы взмывает,
То ли змеем бумажным распластан летающий текст,
Хищным вороном реет над белой страничною стаей,
Озирая страниц испещрённые латки окрест.
Тряпкой латаной манит, дразня как быка,
На арене песочной, гудящей органно,
И хохочет гортанно сквозь рёв поездного гудка
В точке «ультима фула», пункт «фата моргана».
Отражение текста в вагонном окне
Въезжает кривым абзацем в железный бок,
Будто текст, обрубая живое тело строк,
Всё ещё продолжает струиться
За изгиб зеркальной страницы,
Ударяясь в никель солнечных скоб
И взрывается радужным нимбом
Из расплавленных ливней лучистых строп…
За прищуренным глазом лучится свечой
Взор кошачий на дымчатом фитильке.
Помнишь, склоняя голову на плечо,
Я ресницей скользил по твоей щеке ?
И мороз по коже хлестал горячо,
Заходилось сердце воронкой в реке,
Когда, помнишь, склоняя голову на плечо,
Ты ресницей скользишь по моей щеке…
Хлещет время дождями в асфальт городов
И привычно ведёт ремесло,
В тополиной метели дымчатых годов
Память бабочкой сядет на гипсовое весло…
Или ранней весной, когда солнечный шёлк
Заскользит сквозь сугробов склепную взвесь,
Понимаешь, безумье не в том, что слова нашёл,
Но безумье в том, что не смог не прочесть…
Сквозь молчанье затекстное в гиблой ночи
От бессонного сердца вблизи
И безумьем, и страхом, и болью кричит
Скрежет выломанных жалюзи.
Средь раздвинутых рёбер разбитых строк,
Как не верящий никому Фома,
Я ищу, обезумев, хоть слово впрок
Из скрывавшего гимн Афродите псалма…
Это было, как тень помешательства,
Когда дом и вечер переходят на «ты»,
Мешая в тексте цикуту пророчества
С мятным сиропом сквозной темноты,
Этот текст, несущий звёзды в горсти,
Пропитала ночным хлороформом луна,
И его слова готовы спасти
Из бредовой яви и прекрасного сна,
И каждое слово, чтоб воскреснуть вновь,
Должно на крест принести ЛЮБОВЬ…
27.06.99.
ответить