«Запущу-ка я корни к предкам…» – подумала Юка, подустав за последние дни и решив хоть ненадолго отрешиться от суеты жизненной. Она выбрала место на краю пустыни, тенистое углубление между высокими камнями, устроилась поудобнее, подобрав торчащие веточки, ненужные ей сейчас, оставив на страже только одну, сигнальную, и, нацепив крохотные наушники, включила «Японские барабаны».
…По склону горы невидимым шаром скатился ветер, ворвался в бамбуковый лес, гуднул, прокрутился и взмыл вверх, оставив после себя ошеломленных такой внезапностью птиц и мелких зверушек. Молодой паучок, который в своей жизни еще не поднимался выше первого яруса, восхищенно вылупив глазёнки, взлетел над лесом и унёсся вслед за ветром, влекомый остаточной воздушной струей. Проводив его взглядом, Юка поправила сбившиеся волосы и пошла в ту сторону, где гуще мелькали в бамбуковых просветах солнечные пятна и где, как ей послышалось, время от времени вспыхивала низкая барабанная дробь.
«…Юка вернулась… Юка… Она опять пришла…» – перешептывались жители деревни, с любопытством провожая ее взглядами. Юка видела по их лицам, что они ее хорошо знают, но сама решительно никого из них не могла вспомнить. Так было всегда, в своих путешествиях «к предкам», как она называла свои сны, Юка бывала в разных местах, иногда по нескольку раз в одном и том же, чаще – в разных, но сама никогда не знала, где окажется в очередной раз, выбор был не ее, словно кто-то пытался заставить ее что-то найти? вспомнить? понять? И везде ее знали – все, она – никого.
Один раз она оказалась сразу на дне моря в группе таких же ныряльщиц, ловко скользящих среди водорослей и что-то собирающих со дна. Позже, вспоминая, Юка поняла, что они собирали раковины с жемчужинами, она читала об этом, но в тот раз она просто наблюдала за девушками, из которых то одна, то другая время от времени поворачивалась в её сторону, приветливая поднимая руку, и тогда с пальцев срывались воздушные пузырьки и неслись вверх, прошивая светло-зелёные сумерки серебристыми нитями.
В другой раз она стояла в центре каменной площади, по периметру которой неподвижно и молча толпились люди, нещадно палило солнце, все смотрели на нее и чего-то ждали. Ее правая рука лежала на гребенчатой голове какого-то странного животного с огромными сложенными крыльями, то ли птицы, то ли зверя, кожа под ладонью была такой грубой и жесткой, что Юка даже не понимала – изваяние это или живое существо. После этого сна, единственного из всех, у нее несколько дней сохранялось напряженное состояние гнева и… страха; из остальных путешествий Юка возвращалась отдохнувшей, обновленной, хотя и немного грустной, и, как правило, с новой веточкой.
Пройдя деревню, Юка вышла на берег океана. «Ты еще придешь?» – раздался вдруг сзади голос. Юка растерянно остановилась. Ее догонял юноша из деревни, Юка видела его в группе музыкантов, но он был ей незнаком так же, как и все остальные. Юноша остановился поодаль, словно не решаясь переступить невидимую черту, и повторил вопрос: «Ты придешь?»
Это было неожиданно. Прежде никогда и никто не обращался к ней напрямую, никогда и никто не заговаривал с ней, и никогда Юка в этих снах не слышала своего голоса. Она хотела ответить, но не смогла. Во-первых, она не знала ответа, выбор места от нее не зависел, во-вторых, она не умела говорить.
Юноша с тоской и ожиданием смотрел на нее. Они уже встречались раньше, но в тот раз он не посмел подойти к ней. Несколько лет назад он увидел ее в лесу за деревней. Она была так красива! Он знал все легенды и предания, сложенные об этой девушке, появляющейся в разных местах и в разных временах, исчезающей и приходящей снова. Люди рассказывали, что весь этот мир, такой привычный и теплый, мог исчезнуть по ее вине так же, как он появился – благодаря ей, но юноша не думал об этом. После той встречи в лесу он, тогда еще полуребенок- полувзрослый, не находил себе места, он мечтал о ней каждое мгновенье своей жизни, он любил ее со всей пылкостью Первой Любви и со всей горечью Любви Вечной.
И вот сегодня… Задавая вопрос, он жаждал ответа и не надеялся на него. В следующий раз Юка могла появиться, когда он будет слепым стариком. Или несмышленым младенцем. Или вообще в другом месте. И он никогда не сможет ее увидеть.
"…Знаю когда-нибудь, с дальнего берега давнего прошлого
Ветер ночной принесет Тебе вздох от меня…"
Помедлив, Юка наклонилась и, подобрав на упругой ветке узкие листочки, стала рисовать. Влажный песок послушно раздвигался под заостренным кончиком, принимая и запоминая геометрию тонких линий, несущих недоступный ему смысл, но от него и не требовалось понимания, он старался только удерживать сыпучие песчинки и хоть сколько-то сохранить рисунок от ветра и волн.
Юка распрямилась и… сняла наушники. Некоторое время она лежала неподвижно, прислушиваясь к своим чувствам. Наступила ночь. В пустыне похолодало, а в небе ярко светились звезды. Где-то далеко (где? в каком веке?) на берегу океана стоял юноша, и тихая волна неспешно смывала с песка тонкий иероглиф, значение которого понял юноша, но… не знала Юка.
"В полночь забвения на поздней окраине жизни моей,
Ты погляди без отчаянья, Ты погляди без отчаянья...
…Это не сон, это вся Правда моя, это Истина,
Смерть побеждающая, Вечный Закон –
Это Любовь моя…"
11.07.2006
ответить