В плацкарте пахло потом и пыльными матрацами. На полках сонно ворочаясь, гнил человеческий груз. Кричал где-то ребенок.
Моя попутчица прихорашивалась перед зеркальцем, поправляя растрепанные волосы. Я что-то ловил в ее редких взглядах, в движении губ, говорил тихо, шутил глупо. Она, наверное, скучала, но делала вид, что слушает меня.
Объявили отправление. Раздался отвратительный электрический гул, застрекотали старые лампы. Поезд дрогнул, его чудовищная инерция передалась нам. По коридору тяжело двигалась громадная проводница.
- От-пра-вляемся – ресницы попутчицы испуганно вздрогнули.
«Дура» – чуть не выкрикнул я, но признаться нарастающий гул и в меня вселил тревогу.
Да еще этот тип с мелкоуголовной рубленной рожей смотрел на нас с боковой полки. У меня было такое чувство, будто он знает обо мне что-то, будто имеет надо мной власть, и я ему должен… смотрел он на меня с превосходством, на мою прекрасную спутницу… нет и думать не хочется об этом…
Внизу, под нами в неизвестной темноте загрохотало. Девушка читала, оттопырив влажную нижнюю губку. Я натянул одеяло на ухо и задремал.
Потом был резкий удар, я свалился на пол. Вокруг шумели, размахивали руками. «Крушение» – подумал было я, и метнулся к девушке, но она отпрянула, одеяло соскользнуло с ее озябшей коленки, волосы растрепались ото сна.
Тут я понял, что поезд идет своим ходом, а весь шум в плацкарте из-за меня.
- Я – рабочий человек! – кричал мелкоуголовный – всю жизнь положил на железную дорогу! Он едет на моем месте! Билет! Пусть покажет билет!
Я сунул руку в карман – пусто. Я пытался кричать, оправдываться, но меня не слышали. Потные, заспанные тела в мятом белье обступили меня. Кричали, красные, заспанные, тыкали кулаками, пинали. Меня ухватили за подмышки и поволокли в тамбур, я почему-то вцепился в простыню, и она волоклась за мной, как сломанное крыло летучей мыши. Уже из тамбура я увидел, как мелкоуголовный подсаживается к моей бывшей попутчице, берет ее за руку – и почему я сам не подумал? Почему не решился? – она смушенно улыбается, кивает на какие-то его слова…
Проводница, татарка, огромная, грозная как ацтекское божество распахнула дверь, на мгновение толпа отхлынула, я сказал что-то, но из-за грохота меня не было слышно. Толпа надвинулась снова, и я неуклюже распахнув свое сломанное крыло вылетел в ревущую пустоту.