Со всех рабячьих тайн покровы сняты.
Вершины все заоблачные взяты...
Среди бессчётных взлётов и падений,
Среди бесплотных призрачных видений,
Средь мимолётных лет и вечных зим
По склону вниз –
Скользим,
Скользим,
Скользим...
Цепляясь за беспечных и изящных,
За молодых, покуда не скользящих,
За их любовь с надеждами смешными,
Что это будет с кем-нибудь...
Не с ними...
За звуки отгремевших прежде гроз.
За лепестки давно увядших роз.
За юности тускнеющие пятна,
Где было всё так просто и понятно...
А там, внизу, куда мы ускользаем,
Весь этот мир смешон, неосязаем...
Там куча наших бед в углу пылится.
Там ждут друзей распахнутые лица.
Там мелких будней мелкие грешки
Проходят бесконечной вереницей...
Поучимся у клёнов и берёз
Спокойному достоинству скольженья,
Их сдержанной улыбке погруженья –
Без глупых стонов и без лишних слёз.
И, может быть, в небытие скользя,
Мы, наконец, поймём и осознаем,
Зачем поила жизнь зелёным маем,
Всё то, что наверху нам знать нельзя.
Вижу сирень в бульварном цвету,
Вижу сиреневую наготу,
Отлетающий цвет.
Вижу женщину на скамейке,
Тихо присевшую здесь навеки,
Вечный в руках букет.
Продребезжит трамвай хрустальный,
Мы в этом парке взрослыми стали:
Видишь сирень в цвету?
Не разбей, не поломай,
До лепестка запоминай
Божью ее наготу.
Возникают какие-то связи.
На планету приходит гроза.
Эй, лиса, до каких безобразий
Мы с тобой доигрались, лиса?
Всё трещало по швам, всё гремело,
Пропадал наш кораблик во тьме.
Всё прошло. Ты мне песенку спела,
И она не понравилась мне.
Мы держали в груди расставанье,
Хоть и плыли пока на маяк.
Наш кораблик уже не устанет,
Наш кораблик изрядный моряк.
Ты мне песенку спела. И снова
Я отвёл от природы глаза.
Утони, не спасай меня, слово.
Не играй со штурвалом, лиса.
* * *
«…Я с любопытством разглядывал доктора Мазь-Перемазь, самого маленького
из всех докторов на свете… У него была лысая, похожая на хлебный шарик, голова и острая седенькая бородка…»
С.Я. Маршак «Вступление к книге о Мурзилках» (Из незавершенного).
«…Теперь ты снегом убелен, –
Ты знал немало вьюг.
Но будь ты счастлив, лысый Джон,
Джон Андерсон, мой друг…»
Роберт Бернс «Джон Андерсон» перевод С.Я. Маршака
громко кричит ишак
ветер колеблет дым
и Самуил Маршак
тоже был молодым
тоже был длинным нос
тоже себе еврей
тоже лишён волос
тоже любил зверей
вот например енот
вот например ишак
их записал в блокнот
наш Самуил Маршак
чтобы не позабыть
чтобы не потерять
повествованья нить
как шевелюры прядь
как кракелюры лак
так и морщины – лоб
как по стране – ГУЛАГ
так по страницам – клоп
медленно так ползёт
видно упал с куста
лысому – повезёт
но – он один из ста
но он из ста – один
переведёт сонет
не заслужить седин
раз шевелюры нет
раз потерял блокнот
раз потерял покой
ветер стучит в окно
мягкой своей рукой,
ветер колеблет дым,
ветер шумит в кустах,
раньше был молодым
этот один из ста…
Ветер коснётся лба
Мат королю или шах?
Это его судьба…
Он – Самуил Маршак.
Поэт садится за стол и пишет.
Крупным планом: рука, свеча.
Шум дождя. Он его не слышит.
Близкий ракурс из-за плеча.
Перечёркивает. Неподвижен.
Наклоняется, как рыбак.
Фрагментарно: тарелка вишен,
Пепельница, пиджак.
Застрочил. Белый лист чернеет,
Убывает. Слова, слова.
Камера проскальзывает под дверью:
Доски крыльца, трава.
Камера набирает скорость.
Внизу промелькивает река.
На записи слышится чей-то голос,
Не разобрать наверняка.
Шорох разрядов. Треск. «Остановите съемку».
Горизонт запрокидывается вбок.
Затемнение. Знакомый голос негромкий:
«Что ты смог? Повторяю: что ты смог?»
Шахматист Владимир Крамник –
Выдающийся игрок.
Нет ему партнеров равных,
Он любому даст урок.
Вот соперник был, Топалов,
Подал жалобу в ФИДЕ,
Мол, играя как попало,
Ходит Крамник по нужде.
Очень часто стал проситься,
Съест коня – и в туалет.
Для анализа позиций
Места лучшего ведь нет.
Был бы Крамник виноватым,
На игре скандал устрой,
Всё закончив грубым матом
Или ходом в глаз турой.
Веселин совсем не весел,
Все ладьи его на дне.
Все пошло не так, как грезил,
Снова Крамник на коне.
От ударов крепче шкура,
Претендентов просто рать.
Чем весомее фигура,
Тем скорей хотят убрать.
И пока в порядке крыша,
Завязав с такой борьбой,
Крамник тихо б жил в Париже
И играл с самим собой.
Но прогресс не стал на месте,
Сообщили без понтов,
Что компьютерный гроссмейстер
Биться с Крамником готов.
А компьютер тот особый,
Под названием «Дип Фритц»,
Он обыгрывать способен
Мастеров и мастериц.
Сумма фонда призового
Тут же ставится на кон,
Если выиграет Вова,
То получит миллион.
Но не должен покориться
Homo sapiens в очках
И отдать победу «Фритцу»
При искусственных мозгах.
В тех мозгах ума палаты:
Кроме шахматных программ,
Чипы, паяные платы
И шурупов двести грамм.
Он шурупит без усилий,
Ставь пред ним хоть три доски.
Вот Володю пригласили,
Сел, потер свои виски.
А куда ему деваться?
В напряжении сиди,
Ведь у «Фритца» двести двадцать
И питанье от сети.
И смекнув, что не получит
В этот раз мильённый приз,
Крамник тут же начал глючить,
А потом совсем завис.
Жизнь в полоску – образ меткий,
Только жизнь у игрока
Как делённая на клетки
Черно-белая доска.