* * *
Всё то, что было, выпито давно.
И не достать хорошее вино,
Везде и всюду грубые подделки,
А без вина нам не прожить и дня,
И пьём эрзац, судьбу в сердцах кляня,
И мечемся, и крутимся, как белки.
Толкаемся в похмельной тесноте
И топчемся в куриной слепоте,
И скалимся, как загнанные волки,
Нам старого армянского глоток,
И вновь в душе проклюнется росток,
И больше не поедем на разборки.
Любимая, любила ли меня,
Иль просто принимала за коня?
Я вёз, везу… Но ты ответь: Доколе?
Ведь чешутся лопатки по ночам,
Орлиный дух под сбруей не зачах,
И снятся горные вершины, степь и море…
Я не знаю, где я останусь,
И какое будет число.
В дом чужой войду, не представлюсь
И не вытру ноги назло.
Запотевший стакан схвачу я,
Жадно выпью, не закусив.
И скажу, что я здесь ночую,
И сорву в унитазе слив.
И, снимая одежду, в кармане,
В боковом, своего пиджака
Ком земли обнаружу и камни,
И с зелёным отливом жучка...
Всё то, что было, выпито давно.
Погребено хорошее вино
В сырой бескрайней плоти.
Любимая, любила ли меня,
Изящным пальцем за черту маня?
И что теперь? Ещё мы живы, вроде.
Толкаемся в похмельной тесноте:
Слова не те, движения не те,
По-голубиному киваем головами.
Но света зёрнышко – и мы как будто те,
Очнулись на великой высоте.
Летим, летим… Куда – не знаем сами.
Ты явно был чем-то взбешён.
Не я ли являюсь причиной?
И пламенем заворожён,
Ты сам догораешь лучиной.
Очнёшься, придумаешь ложь,
И в пламя швыряя проклятья,
С меня одичало сорвёшь
Хлопчатобумажное платье.
Ликуя, бессонно греша,
Не зная иного дуэта,
Я буду тебя утешать
Весь день и всю жизнь, до рассвета.
Под моим балконом,
от тоски да холода,
тает клён влюблённый,
опрокинув голову.
Сокрушенно клён мой,
головой качает.
И резные листья,
на асфальт роняет.
На асфальт роняет.
Под чужие ноги.
И несёт их ветер,
по пустой дороге.
Мы с тобой, приятель,
из одной породы.
Опадают листья.
Пропадают годы.
Мы живём на свете,
опрокинув головы.
Обжигает – холод,
наши души голые.
.
* * *
О, укрой меня в травах и в кронах
На твоих зеленеющих склонах,
Дай мне силы, и дай мне покоя.
Дай – на солнце я снегом растаю, -
Слышишь? – ветры сбиваются в стаю –
Не догнать им меня – далеко я...
Бесконечный апрель – за плечами,
Я измучен шальными ночами
И тбилисским тягучим туманом;
Полной грудью пить воздух готов я
Твоего колдовского безмолвья -
Жизнь такие минуты дала нам!..
Но – о, Боже! – как тяжко я болен -
Вновь душа, наполняясь мольбою,
Отступает пред гибельной страстью:
Что скрываться, что проку – таиться,
Коль в рассветах твоих, Кутаиси,
Я ищу отзвук бури, ненастья?!
Рок меня от рожденья отметил,
И в душе моей – холод и пепел,
Поселились в ней Скорбь и Утрата.
Снова ожили смутные тени...
Не спасут меня древние стены
И развалины храма Баграта...
Ночь приходит, и тучи нависли,
Дождь приносит привычные мысли...
Если зол на меня кто, в обиде ль -
Потерпите, осталось немного -
Ухожу я своею дорогой,
Впереди – непогода и гибель...
Что ж – и здесь не нашел я покоя.
Завтра буду уже далеко я,
Но твой взгляд меня всюду настигнет;
Ты прости за любовь молодую,
За печаль, что с собой уношу я,
Этот плач, Кутаиси, прости мне...
.
Времена и циклы нарушая,
Хорошеет в рост не по сезону
Тонкий стебель будущего мая,
Красота, противная закону.
Ветром не согнуть его, и снегом
Не укрыть, и не разграбить птице, -
Он взойдет весною человеком,
А не одуванчиком в петлице.
