Серебристою дорожкой
Пал
Свет.
Звёзды говорят немножко.
Да?
Нет?
Шепчут, глядя вниз с укором
Все
Гда
О свиданьи скором-скором…
Нет?
Да?
Ветер стих, а луг остался
Смя
Тый.
Кто из нас двоих попался –
Я?
Ты?
Этот луг измятый сниться
Ста
Нет.
Я вернусь сюда, как птица,
Да?
Нет?
Шепчет млечная дорога –
Кинь
Дом…
Стонет под дугой у Бога
Динь…
Дон…
Упадёт, устав качаться
Зве
Зда.
Утро. Надо возвращаться.
Нет?
Да?..
Глядят в иное мирозданье
и видят дальние миры,
имея тайное заданье
вовлечь нас в таинство игры
немых сердец любви и дружбы,
разлук и встреч, добра и зла...
Я ощущаю сладкий ужас,
смотря им пристально в глаза!..
Не горит, а тихо тлеет
Жизнь у тонкого креста.
Кто проснуться не успеет,
Не проснется никогда,
Не найдет последней силы
Отмолить у пустоты
Теплой и сухой могилы
Средь болотной мерзлоты.
Что-то страшное витает
В гиблом воздухе трущоб,
Только сизый ангел знает
Для кого сколочен гроб.
Время странное, больное
Души черпает до дна,
И хохочет над Невою
Ленинграццкий Сотона.
«Не стреляйте в пианиста,
он играет как умеет»
Было мне видение.
Пушкина визит.
- Ты, изрёк Сергеич,
будешь знаменит!
О тебе узнают,
и тунгус, и бритт.
Но, только после жизни,
ты станешь знаменит.
Не ходи в «Арифис».
Там народ – что волк.
Рыщет в стихоплётстве.
Ищет — смысл и толк.
—
Мне сосед завидует.
А жена бубнит:
- Умирай! И сразу,
станешь знаменит.
Хоть Пегас хромает,
и нутро болит,
всё-равно, ребята,
буду знаменит.
Тяжко мне держаться,
в творческом седле.
Ты поставь, читатель,
бюст безрукий мне.
Бронзовый не надо.
Я не гордый, нет.
Только уж с оградой,
всё-таки поэт.
А на бюсте надо бы,
запись учинить:
«Всё успел усопший,
спеть и сочинить.
За его старание,
безразмерный стих,
погребён покойный,
как богатый скиф.
Чтоб ему добраться
на крутой Парнас,
с ним почиют в Бозе
Муза и Пегас».