Осенний благовест глубь неба обретает,
иль купол неба гулкость сердца отдаёт?
Грудная клеть лесов порывисто вдыхает
чахотку осени – листвой набухший йод,
мозаика листвы кружит в осколках лун,
мозаикой зеркал подлунный мир граня,
египетскую ночь лесных осенних рун
кошачий глаз ночи палит уже с полдня:
здесь белый пух с весны прозрачный кокон света
под зеленью листвы вскормил и бросил в свет
медвяный дух сосны, нет – бабочку стоцвета,
простёршую крыла над лабиринтом лет...
...и так, за взмахом – взмах, ход времени следи,
свой беспристрастный взор от времени храня,
пыльцой сквозной листвы в прозрачный свод слюды
кварц крыльев отразит заката головня...
Ходи теперь с зонтом разверзшихся небес!
Под снегопадом лет пыль тополей летит,
И листопады слов вскружил пыльцою бес,
ссыпая нонпарель на вкрадчивый петит...
Дрожь голых веток, как вдох вещего ребра.
О, жёлтая метель, достойная стиха,
Я б выломал своё ребро для вечного пера!
Скрижаль моя бела, скрижаль моя тиха...
Как негасимый свет, как незакатный луч,
пылает купины глаголющий огонь,
осенних бликов свет блеснёт сквозь тени туч
и прожигает вдруг простёртую ладонь...
02.11.94
Осенняя печаль несёт свою печать
в неразличимость лет и в сходство давних дней,
в желание опять рассказ о них начать
и не гасить в ночи мерцающих огней:
в далёком далеке плыл остров по реке
и тёмная вода дразнила рябью звёзд,
молокой в молоке, морокой в черепке,
где песенки черпал глазурный певчий дрозд,
и Новоспасский мост, как деда бровь, лукав,
с кожевенных слобод тепло его руки,
и тянет сон, как явь, прижать к щеке рукав
не бобрика пальто, а седины реки...
танцует вальс листвы вальс скоротечных вод,
подумай – над водой последний вальс листвы,
гранитом серых плит забит прибрежья рот
и рукава реки стирают глины пот
с снесённой листопадной головы,
из глины леплен лес и ветер лубяной
по палубе полян гоняет листьев лом,
вот слепок струй реки, морщинисто-стальной,
иль слепок памяти, сроднившейся с челом...
листвяный жёлтый хвост мелькнёт в сребре осин
и вынырнет к ногам тёмно-янтарных сосен,
где ягод жгучих кисть с обугленных рябин
лежит в лазури дня на глиняном подносе...
...и прелесть сна пройдёт, как ослепивший свет,
и треснет глины след средь стынущих пространств,
и время, как трельяж, даст свой тройной ответ,
всё отразив, кружа по формуле гончарных постоянств...
03.10.94
ветви, прорастающие в камне,
детская нетвёрдая рука,
крошится мелок, рисуя лучик,
солнце…
одеялом облака неба.
искажённый тихий окрик,
губы уголками тянут вниз,
взрослый мир молитвенно жестокий,
Стены плача – это не картины,
будут и больницы, и карниз.
годы слёз сорвутся словно стаи,
если плачет небо, то дождём,
от него любовью прирастает
влажная трава и сопкость яблок,
ставших на застолье пирогом.
зная, что он скоро не проснётся,
стены до стенания глухи,
им назло всё чертит, забываясь,
то, недорисованное солнце,
складывая в белые стихи
ветви, прорастающие в вечность
Дверь приоткрыта, но никто не выйдет,
и, видимо, уже и не войдёт.
За ночь мороз полградусника выпьет,
но солнце вновь по уровень нальёт.
Всё – по местам, у каждого свой прикуп,
свой бог, свой кесарь, свой сверчок, шесток.
И ты в толпе Иисусов и Калигул
как первый – добр, и как второй – жесток.
Посредством мер, сравнений, калибровки,
противовесов – вывел я закон:
Пока тоска петлю свивает Вовке,
у милой сон, здоровый крепкий сон.
Вы знаете, желания порою,
Загаданные мною невпопад,
В промокший зной и хриплою зимою
Сбываются…
Вот только я не рад.
Не вовремя, не к месту и не в тему
Они проходят мимо, как парад.
А я, решая новую проблему,
Опять ищу глазами...
Звездопад.
Мечтательная розовость бледнеет,
сворачивая тонкие края,
но ваза, синий пьедестал под нею, -
незыблемая будущность моя.
Когда-нибудь букетик маков чутких
дарует всепрощенье и покой.
А напоследок будут незабудки
из ткани вечной и недорогой.
Доведи меня под руку,
По ступеньке, прямо к казни,
И оставь за поворотом,
не смотри, там будет больно,
Я сама себе кострище,
И тюрьма и приговор.
Тонко, томно, вьётся точка,
Где начало у гордыни ,
И заначка у стыда…
Почему , когда всю душу
выворачивает болью,
Слово комом в глотке вязнет,
От того, что ты с любовью,
Как с обычной старой связью,
А не как с ребёнком света,
Нежной девочкой с открытки,
Почему так грубы нитки,
Гордой ревности к словам…
После сто восьмой попытки,
Я, теряя жизнь в углах,
Позову тебя и может
Ты расскажешь почему
Быть любимой так не сложно,
А любить вслепую – жуть.
И усталыми словами,
Ты опустишь на колени,
Мою голову, и гладя
Против времени, мы просто
В этот раз уснем как дети,
Под улыбки и без снов.
Обнимая талый воздух
В поясах больных часов…
…Ты ко мне в палату не придёшь,
эта боль не делится ни с кем.
Дождь колотит в душу, словно крыша
вырвалась и в небо улетела,
жалкая фанера от Парижа.
Люди-муравьи бегут в дома,
Яркая красотка тянет руку
Сморщенного криком малыша,
так ожесточенно агрессивно,
будто он ей в жизни помешал,
ноготь поломав, лететь к победам…
Врач по телефону шепелявит,
Скользкий как стерильная перчатка,
Хваткой равнодушием руке.
Кружатся нелепые вопросы:
В детстве он как все играл в игрушки
или был изгоем во дворе,
И искал защиты у подола,
Маминого, плача по ночам,
Выбирая крестный хадж врача.
Время перетянет боль на узел,
Больше никогда не постучит.
Лечат бортмеханики врачи
От любви короткой и от детства.
И под каждой простыней горчит,
Ты ко мне в палату не придёшь…
Потому что не было тебя,
Я в неё лет двадцать возвращаюсь,
И давно не каюсь, просто плачу,
И молюсь за тех , кто там сейчас…
Слова превращаются в слёзы
И падают в утренний кофе.
Оно леденеет в вопросах,
Кругами воды о разлуке.
Проспорив теории света,
На бантик завяжем ветра,
И в шляпе из жёлтого фетра
Погоним дымка караван
любимого города, где ты
За слёзы и слова не дашь,
Не то чтобы, ломаный голос.
И капля росы на песке,
Прилипшем случайно к коленям,
Так я рассыпаюсь в тоске,
Теряясь в пустые ступени.
Урчит оверлог, словно поезд,
Материй верложа края,
Забыть бы вчерашнее, голос,
дрожит ожидая маяк,
И сотка огнями как ёлка,
взорвётся сигналя тебя…
Прости все затменья на солнце,
Как больно стоять у руля,
Лучами как кошка свернётся,
Короткая просьба моя:
Ты только всегда возвращайся,
Ведь нам друг без друга -
Обвал...
Я живу в переплетах зачитанных книг,
В перепрятанном мире, под хохот и рык
Кем-то пущенных вниз по ручью кораблей, –
Я – запущенный парк, я – один из детей,
Зайчик солнечный спит на ладони моей.
Я расстреляна сотни и тысячи раз,
Мой братишка – Гаврош, и мой брат – Анжольрас,
Меня резали, вешали, брали на штык,
Я жила на страницах волнующих книг, -
Я – глава, я – строка, я же слог, я же стих.
Я когда-то и вправду везде окажусь...
Все сначала начну, распадусь, улыбнусь...
Все, смеясь, побегут к безымянной реке,
Кроме маленькой девочки невдалеке -
По колено во ржи, мотылек на руке.