Arifis - электронный арт-журнал

назад

2006-09-29 14:42
Старое, как мир / Маша Берни (MashaBerni)





Всё знает ночь, как старая копирка...







Старое, как мир / Маша Берни (MashaBerni)

PEOPLE AND WALLS  / Kirill Zhuravlev (zuravlev)

2006-09-29 01:04
Сентябрь вспыхнул... / Кристина Краплак (Arifis)



Сентябрь вспыхнул, но не красочные клёны
Зажгли его продрогший дилижанс.
Сложился в каверзную неопределённость
Из листьев опадающих пасьянс.

Спроси, увидишь ли, осеннюю Аврору –
Доколе сердца ссадины скрывать?
По первым трещинам хрустального узора
Поймёшь, что я устала тосковать.

Вчера багряным стал терзающий шиповник…

В невыносимой тягости разлук
Не обрести мне, не утратить и не вспомнить
Горячих ласк твоих дрожащих рук.


Сентябрь вспыхнул... / Кристина Краплак (Arifis)

2006-09-28 21:31
Тебе грустно? / Шаламонова Елена Юрьевна (shalamonova)

Тебе грустно? Иди ко мне.
Погрустим мы вдвоём с тобою.
В этом зимнем холодном сне
Тёплой шалью тебя укрою.
Ни о чём не спрошу любя,
Только рук моих слушай нежность,
И ни в чём не вини себя,
И в ошибках есть неизбежность.

Видно так суждено уж нам –
Длинный путь измерять шагами,
Не доверив крыла ветрам,
Землю тёплую мять ногами.
Тихий шёпот мой по слогам
Ночью тронет тебя, стихая...
Трудно верить простым словам,
Значит, буду писать стихами.

Тебе грустно? / Шаламонова Елена Юрьевна (shalamonova)

2006-09-28 15:55
Горести и радости прикладного атеизма. / Куняев Вадим Васильевич (kuniaev)

1.  

 

Гей, вы, рыжие, черные, сизые, сивые! Где моя свинина и кофе, где мои яйца и глаза? Так познается собственное ничтожество! Я вижу страшный суд, судий и судимых, и тысячелетнее царство. Вертись, Миллер, в гробе своем, детей твоих – миллионы, школ – тысячи, больниц – сотни; и пятьдесят газет. А тебя уже и не помнит никто! Пришла пророчица, баба, сказалась мессией. Нет, бог будет на облаке и везде, а сатана – на земле и здесь.  

 

2.  

 

О, сколько корпел я над бумагой, сколько страдал! Где ты, Agnus Dei, где руки твои? И ты, Григорий первый и твоя мовь? И благословенный век шестой? И скорбь людская, и молитвы, и пения? Грызущие камень, теряющие зубы в нем, оставляющие память в нем, отзовитесь! Где ты, Agnus Dei, где твои руки? В надежде на чудо, на исцеление, на искупление, ною нудным голосом, да кода же наступит конец всему этому?  

 

3.  

 

Сонмы безумных ремесленников, крестьян и мелких феодалов сожгут иконы, надругаются над мощами, изгадят храмы и возомнят себя выше. Против мира дьявола, навстречу божьему миру. Обезглавь их, Иннокентий, отними у них члены и уши, глаза и языки, дай им урок! Еретики из провинции, французское отребье, ох, погуляем на кровавой свадьбе! Нет ада и рая, нет чистилища, нет червя и нет неба. Из дерьма в дерьмо. Где же ты, Иннокентий?  

 

4.  

 

Власть, силу сверхъестества, вот, что дает он мне. Люди, природа, звери и птицы отныне – мое войско. Кто осмелится пожелать мне злосчастия? Злые чары ему по боку, а, значит, и мне. Крысиный помет, крылья нетопырей, корни чертополоха, глаза жаб, весенние травы, паучьи ноги и змеиные жала – все в котел! Смотрите, что у меня за пазухой. Нет, сердце – дальше…  

 

5.  

 

Не о предопределении, не о судьбе говорю я. Заново рожденные лицемеры, зачем вам гражданское равенство? Братья не по крови, жалкие плебеи от истины, ждете озарения? Это же вы придумали Утопию, за что вас и топили, и вешали, и жгли. Ждите, ждите. Топить вас не перестанут. Не о судьбе говорю я. Каждый выбирает свою дорогу, вас же – ткнули носом.  

 

6.  

 

Споем, друзья, во славу Стеньки Разина и Емельки Пугачева! Советскую власть помянем и Льва нашего Николаевича не забудем. Была еще шайка придурков-параноиков, но о них вспоминать не хочется. Список велик, тысячи тысяч. Гидра. Кого устрашили, кому рты позатыкали? Все вышли сухими из воды, почти все. Такая вот бесполезная штука.  

 

7.  

 

Все бедствия, о которых знаем мы и не знаем мы, падут на нас. Засуха, градобитие, саранча, падёж, голод, мор, язва, и, и, и… Унылые индейцы бросают насиженные места, уходят, ирокезы – молчаливое племя. Духи овощей не уберегли их. Маис, маис – колбаса на палочке. И мы уходим следом. Велес, Ярило, Перун и Даждь-Бог ведут нас, взявши за волосы. Все стихии – воздух, огонь, земля и вода в наших руках – деревянные человечки с выпученными глазами.  

 

8.  

 

Где сидеть нам придется? Встанем же, откроем рты так, что видны будут чрева наши, такие же мерзкие, как и все наше племя. Объединимся, восстав! Гарнем на всю ивановскую дрожащими от натуги голосами, авось, кто и услышит. Поплачемся во всеобщую жилетку и высморкаемся туда же. Разве мы недостойны быть там? Разве нас можно не заметить?  

 

9.  

 

Почему никто не замечает их? Грязь – им отметина. Когда-то это были крылья, теперь – какие-то жалкие обрубки. Все в глазах. Туда можно заглянуть, очень глубоко, почти до самого дна. Того, что увидишь там, хватит на целую жизнь. А про демонов – это все выдумки. Разве могли они пасть так низко?  

 

10.  

 

В год1534 парламент, «актом о верховенстве», объявил короля Генриха 8-го главой. В год 1549 отменено безбрачие. В год 1571 утвержден символ веры из 39-ти статей. И поехало… То братание, то раскол, то кентерберийцы, то йоркцы, то толстые, то худые, то бедные, то богатые. Шизофрения на почве мании величия.  

 

11.  

 

Еще бы! Пьянству, как искусству – бой! Один Смирнов наливает, другой – выливает, вот как бывает. Объявил себя мессией и бросил курить тоже. А за это его – к стенке. Нечего было больных да увечных исцелять, чудеса всяческие творить! Только что дедушка Ленин помер, НЭП в угаре, бандитизм, мздоимство, кляузничество, ему что, заняться было нечем? А ведь попивал, небось, втихаря.  

 

12.  

 

Тряпочка непростая, есть в ней что-то особенного. Косточки, волосики зашиты по уголкам. Говорят, без этой тряпочки ни вина, ни хлеба не вкусить. Никакой, собственно, евхаристии. Что же, раз так, вынесем и возложим на престол ее, очистимся и умилостивимся.  

 

13.  

 

Про Нерона, который, кстати, петь очень любил о том, как матери кровь пролил, тоже слухи ходили. Дескать, жив, паскуда, вернется скоро. Ваня про то и написал. Или это не про Нерона? Много их было, сволочей пакостных. Вот Аввакум и на Петра пенял, а папа – на Лютера. Лютер, ясно дело, на папу. Наполеон, Гитлер, Сталин. Только вот кишка у них тонка была. Так что, ждите.  

 

14.  

 

Дотошные эти англичаны, ей богу! Вот Лики – половину Африки раскопал, а питекантропа, все-таки, откопал. На Танганьике. Правда, если только сер Артур опять не пошутил. А этот Марксов сотоварищ и рад стараться: «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». До такого и думавши не додумаешься.  

 

15.  

 

Что, ветер придуман шайкой доморощенных психопатов? Взяли и нарисовали на стенке. Остальное – свет, грозу, снег и проч. – тоже? Неправда! Умные, умные все это придумали! А идиоты только повторяют. По своему образу и подобию. И приходят в самое неподходящее время.  

 

16.  

 

Был некогда простейший первоначальный способ целостного восприятия и толкования явлений и связей внешнего мира. Ничего особенного в нем не было. И дела никому до него не было. Кроме Шульца. Он, буржуй этакий, начал в этом ковыряться. И расковырял, что это – вообще форма мировоззрения, или даже форма в квадрате. Кстати, именно тогда это уже не имело никакого смысла. Практически все художники кисти, пера и нотного стана снова повернулись к человеку. Один Тютчев не повернулся. Но ему простительно.  

 

17.  

 

То, что уже началось, не закончится никогда. Последняя битва, кровью своей затмившая все предыдущие. Кричи, но тебя никто не услышит. Крик твой отчаянный, судорожный, беззвучный утонет в лязге оружия и проклятиях поверженных. И взойдет новая звезда на востоке, и озарит угрюмые могилы от края до края. Плач раздастся над миром, плач без слов. А те, кто останется в живых, будут искать друг друга, чтобы убить. Ибо так сказано им.  

 

18.  

 

Арий умер в Александрии в 336 г. Еще при его жизни, в 325 г., Никейский собор отлучил его от церкви. Долго еще после смерти старца шатались по Римской империи его ученики, говорившие на непонятном языке. Гонимые и голодные, но счастливые в своем заблуждении, стучались они в двери и не находили сочувствия. И шли дальше. До неба, до звезд, до лучших времен. Босыми ногами по мокрой земле к превосходнейшему творению вселенной.  

 

19.  

 

Скотская жизнь изо дня в день, круги под глазами, руки в ссадинах, душа в колючках. Отказываясь от всего земного, покупаю себе рай грядущий. До рвоты, до истерики, до белых мух в глазах. Великим подвигом называю я совершенство. Никаких желаний, только пустота во взгляде и падающая вниз белая голова. Живой огонь съел душу, радуюсь. Плачу над бездной, и слезы льются оттуда, где раньше было сердце. Вижу пять изъянов на руках, ногах и под ребром. Но мне не больно.  

 

Горести и радости прикладного атеизма. / Куняев Вадим Васильевич (kuniaev)

BETWEEN BUILDINGS / Kirill Zhuravlev (zuravlev)

2006-09-28 00:10
Две войны (О нестареющем) / Алексей (Vagant)

* * *

Я не любитель воевать:
в гробу видал я долг солдата,
мне на награды наплевать,
и не по нраву звон булата

и канонада аркебуз,
и звуки труб и барабанов...
Пусть говорят мне, что я трус, –
и возражать на то не стану:

трус? – что же, пусть... Но не баран,
бегущий за козлом на бойню!
Хоть я сейчас слегка и пьян,
но помню, что такое войны:

кровь, смрад, убогая жратва
(зато – пир блохам, вшам, воронам!)...
А жалованье? Чёрта с два:
ах, как забывчива корона!

Зверьё двуногое вокруг,
дерьмо всего людского рода!
Коль сыщется единый друг –
скорей, и он будет уродом:

в бою он, может, и спасёт, –
а ночью пустит кровь по пьяни!
А уж святой здесь – это тот,
кто тебя в кости не обманет...

Зной, холод, мокрые штаны,
понос, тоска, французский насморк...
В бесправии тут все равны
(конечно, коль ты не принц Габсбург!).

Но вот – всё это позади:
осада, штурм, бой... победа!
У ног град вражеский лежит –
награда воину за беды.

Но мне и даром не нужна
такая подлая награда, –
видать, брезглив не в меру я:
все признаки земного ада

в награде этой налицо
я вижу... Буйство пьяной банды,
потеха гнусных подлецов,
пир всех их низменных талантов, –

вот что такое «город – наш!»:
кровь, слёзы, стон, грабёж, насилье,
над беззащитными кураж...
Кошмар, земною ставший былью!

Мне одного такого дня
хватило постареть на годы...

Всё это – грязная война.
Но есть война иного рода.

Хочу с тобой я воевать
(но биться только в рукопашной!),
чтоб нам на пару обладать
твоей волшебной жаркой пашней.

Подобно рыцарям, что шли
в Святую Землю беззаветно,
взыскую я твоей земли,
чтоб воцариться в ней победно.

Войну ту буду я вести
по древним правилам искусства
(уж крошку похвальбы прости:
тебе со мной не станет грустно!):

я лаской буду воевать,
ещё – учтивым обхожденьем;
такой войне и лесть под стать,
коль честным вызвана влеченьем.

Хотя я страстью обуян
к сей вожделеннейшей победе,
не бойся! Избежишь ты ран,
а несколько почётных метин –

то не урон твоей красе,
но знак Венерина призванья!
Дороги изучу я все
к предмету моего желанья, –

без жертв ненужных обойтись
и вовсе воевать бескровно...
О предвкушенья миг, продлись!
Все чудеса, что так укромно

ты берегла в своей стране –
равнины, горы и ущелья, –
подвластны сделаются мне
(нет, то отныне – совладенье)!

Что, нет в твоей стране дорог?
Всласть поплутаю без дороги!
Как щедро сотворил всё Бог –
глаза, живот, грудь, губы, ноги,

ложбинка посреди спины,
густых кудрей лихая грива,
что с непокорностью волны
щекочет щёки мне игриво!..

И нежной шеи белизна,
и сладкое твоё дыханье,
и, как чуть слышная струна,
стук сердца под моею дланью...

Последний переход... Кусты,
подстриженные жестковато:
в саду блюдёшь порядок ты!..
Не ожидала супостата?

Или, напротив, так ждала,
что приготовила сад к встрече?..
Воспрянь, мой милый враг, пора,
уж бранный пир наш недалече –

отрада всех земных отрад:
ведь в мире нет желанней дива,
чем ты, награда из наград! –
И вот заветная та нива!

И, стоя на краю её,
о том лишь я прошу в молитве,
чтоб преломить на ней копьё
в решающей победной битве!

Копьё иль плуг?.. Не всё ль равно!
Копьём пахать – что ралом биться:
влюблённому всё в прок дано,
в страде Амура всё сгодится!

И мы сразимся раз, и два,
и три, и... сколько не устанем!
И, подкрепившись сном едва,
возобновим бой утром ранним.

И ночь за днём, за ночью день
желал бы я с тобой так биться:
ни слабость, ни разврат, ни лень
ко мне не смогут подступиться!

И, совершая наравне
с тобой в Любви земной открытья,
на благородной сей войне
не прочь и голову сложить я.

Смерть всё равно не обмануть:
придёт и в дверь не постучится,
произнесёт: «Пора, друг, в путь!», –
и мне придётся покориться.

Но я мечтаю, чтоб она
пришла забрать меня в час краткий,
когда, провоевав без сна
всю ночь (иль день) с тобою, сладкой,

я вновь победу одержу
и разделю её с тобою,
и веки тяжкие смежу –
сил накопить пред новым боем

в твоих объятиях...
И вот
в тот миг, как буду не при деле,
тогда – пусть Смерть меня берёт!
Но только прямо из постели!

(10.06.2006)
Две войны (О нестареющем) / Алексей (Vagant)

2006-09-27 22:59
За гранью / Эльвира Юрасова (urasova)


Куда стремишься ты, душа,
в какие светлые пределы ?
Не поспевает , чуть дыша,
навек сроднившееся тело.

Прожить в ладу с самим собой –
такое тонкое искусство...
Не быть обиженным судьбой
отсутствием шестого чувства.

Однажды вспомнишь, как звала
небес распахнутая млечность...
Жизнь – только краешком крыла
задетая в полёте вечность...

За гранью / Эльвира Юрасова (urasova)

2006-09-27 22:50
Две войны (О нестареющем) / Алексей (Vagant)

* * *

Я не любитель воевать:
в гробу видал я долг солдата,
мне на награды наплевать,
и не по нраву звон булата

и канонада аркебуз,
и звуки труб и барабанов…
Пусть говорят мне, что я трус, –
и возражать на то не стану:

трус? – что же, пусть... Но не баран,
бегущий за козлом на бойню!
Хоть я сейчас слегка и пьян,
но помню, что такое войны:

кровь, смрад, убогая жратва
(зато – пир блохам, вшам, воронам!)...
А жалованье? Чёрта с два:
ах, как забывчива корона!

Зверьё двуногое вокруг,
дерьмо всего людского рода!
Коль сыщется единый друг –
скорей, и он будет уродом:

в бою он, может, и спасёт, –
а ночью пустит кровь по пьяни!
А уж святой здесь – это тот,
кто тебя в кости не обманет...

Зной, холод, мокрые штаны,
понос, тоска, французский насморк...
В бесправии тут все равны
(конечно, коль ты не принц Габсбург!).

Но вот – всё это позади:
осада, штурм, бой... победа!
У ног град вражеский лежит –
награда воину за беды.

Но мне и даром не нужна
такая подлая награда, –
видать, брезглив не в меру я:
все признаки земного ада

в награде этой налицо
я вижу... Буйство пьяной банды,
потеха гнусных подлецов,
пир всех их низменных талантов, –

вот что такое «город – наш!»:
кровь, слёзы, стон, грабёж, насилье,
над беззащитными кураж...
Кошмар, земною ставший былью!

Мне одного такого дня
хватило постареть на годы...

Всё это – грязная война.
Но есть война иного рода.

Хочу с тобой я воевать
(но биться только в рукопашной!),
чтоб нам на пару обладать
твоей волшебной жаркой пашней.

Подобно рыцарям, что шли
в Святую Землю беззаветно,
взыскую я твоей земли,
чтоб воцариться в ней победно.

Войну ту буду я вести
по древним правилам искусства
(уж крошку похвальбы прости:
тебе со мной не станет грустно!):

я лаской буду воевать,
ещё – учтивым обхожденьем;
такой войне и лесть под стать,
коль честным вызвана влеченьем.

Хотя я страстью обуян
к сей вожделеннейшей победе,
не бойся! Избежишь ты ран,
а несколько почётных метин –

то не урон твоей красе,
но знак Венерина призванья!
Дороги изучу я все
к предмету моего желанья, –

без жертв ненужных обойтись
и вовсе воевать бескровно...
О предвкушенья миг, продлись!
Все чудеса, что так укромно

ты берегла в своей стране –
равнины, горы и ущелья, –
подвластны сделаются мне
(нет, то отныне – совладенье)!

Что, нет в твоей стране дорог?
Всласть поплутаю без дороги!
Как щедро сотворил всё Бог –
глаза, живот, грудь, губы, ноги,

ложбинка посреди спины,
густых кудрей лихая грива,
что с непокорностью волны
щекочет щёки мне игриво!..

И нежной шеи белизна,
и сладкое твоё дыханье,
и, как чуть слышная струна,
стук сердца под моею дланью...

Последний переход... Кусты,
подстриженные жестковато:
в саду блюдёшь порядок ты!..
Не ожидала супостата?

Или, напротив, так ждала,
что приготовила сад к встрече?..
Воспрянь, мой милый враг, пора,
уж бранный пир наш недалече –

отрада всех земных отрад:
ведь в мире нет желанней дива,
чем ты, награда из наград! –
И вот заветная та нива!

И, стоя на краю её,
о том лишь я прошу в молитве,
чтоб преломить на ней копьё
в решающей победной битве!

Копьё иль плуг?.. Не всё ль равно!
Копьём пахать – что ралом биться:
влюблённому всё в прок дано,
в страде Амура всё сгодится!

И мы сразимся раз, и два,
и три, и... сколько не устанем!
И, подкрепившись сном едва,
возобновим бой утром ранним.

И ночь за днём, за ночью день
желал бы я с тобой так биться:
ни слабость, ни разврат, ни лень
ко мне не смогут подступиться!

И, совершая наравне
с тобой в Любви земной открытья,
на благородной сей войне
не прочь и голову сложить я.

Смерть всё равно не обмануть:
придёт и в дверь не постучится,
произнесёт: «Пора, друг, в путь!», –
и мне придётся покориться.

Но я мечтаю, чтоб она
пришла забрать меня в час краткий,
когда, провоевав без сна
всю ночь (иль день) с тобою, сладкой,

я вновь победу одержу
и разделю её с тобою,
и веки тяжкие смежу –
сил накопить пред новым боем

в твоих объятиях...
И вот
в тот миг, как буду не при деле,
тогда – пусть Смерть меня берёт!
Но только прямо из постели!

10.06.2006

Две войны (О нестареющем) / Алексей (Vagant)

2006-09-27 22:16
Стопой нещадной время передряг... / Булатов Борис Сергеевич (nefed)

                             Век мой, зверь мой, кто сумеет
                             Заглянуть в твои зрачки
                             И своею кровью склеит
                             Двух столетий позвонки…

                               О.Мандельштам
                             ------------------------------

                            …Где без тепла и хлеба,
                              Забытые в веках,
                              Атланты держат небо
                              На каменных руках…

                                А.Городницкий



                   * * *

Я жилы рвал, себя во всём виня,
Хребет подставив в стык стальным эпохам,
Казалось мне: зависит от меня
Хотя бы что-нибудь – и то неплохо.

Я алкоголем кровь отогревал
И никотином жёг сомнений порчу,
Наотмашь сёк лицо Девятый вал,
Десятый до удушья мял и корчил.

А я терпел, теряя позвонки,
Искал удел в труде невыносимом,
Но стало слыть атлантом не с руки –
Иссякла вера, оскудели силы.

Чудак-романтик в прошлом. Инвалид,
Прожжённый циник поневоле ныне,
Где ныло раньше сердце – не болит,
А только по ночам в кошмарах стынет.

. . .
Стопой нещадной время передряг
Прошло по мне, ломая и увеча,
Сменив девизы, лозунги и флаг,
И видно, что пока ещё не вечер.

Стопой нещадной время передряг... / Булатов Борис Сергеевич (nefed)

Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1220... ...1230... ...1240... ...1250... 1259 1260 1261 1262 1263 1264 1265 1266 1267 1268 1269 ...1270... ...1280... ...1290... ...1300... ...1310... ...1350... 

 

  Электронный арт-журнал ARIFIS
Copyright © Arifis, 2005-2024
при перепечатке любых материалов, представленных на сайте, ссылка на arifis.ru обязательна
webmaster Eldemir ( 0.192)