Он был великан…
Он был огромного роста, настоящий великан с голубыми глазами. Его большие грубые руки привыкли к тяжелой работе, но душа у него была нежная. Он любил животных, цветы, голубое небо. Однажды у реки он встретил женщину маленького роста. Она была такая милая и трогательная, что великан полюбил её всей душой. Женщина мечтала о маленьком домике с садом и кустами жасмина под окном.
Он любил её, как любят великаны, всем своим горячим сердцем, но его большие руки тянулись к работе. Маленькая женщина устала идти с ним рядом по жизни, и как-то утром она сказала «Прощай» его голубым глазам и ушла из дома с состоятельным карликом в маленький дом, где под окном цвёли кусты жасмина.
А великан понял, что его огромную любовь не упрятать в маленький домик с цветами жасмина под окном.
30.09.06
Храни нас, ушедших, ничейных,
нейтральная ты полоса!
Всё ниже от мыслей вечерних
спускаются небеса.
В Москве лишь на кладбище грустно...
Игрушкой трезвонит трамвай,
а я с доскональностью Пруста
глухой изучаю провал,
куда улетает от жизни
весёлый, призывный звонок...
Запомните ныне и присно:
он умер. Он был одинок.
Кружись, судьба, на месте, как юла,
или собакой, в бок свинец вобравшей,
нулём закончи, начатый с нуля
свой путь, но не дрожи листом опавшим.
Зане в законе тот порядок дней,
в котором тот, кто любит, тот в опале,
и тем вернее, чем любовь сильней,
клыки тоски, судьба, в тебе застряли.
Кружись, судьба. Планетою надежд
была ты… Но надежда вымирала,
мечты мельчали. Дни одни и те ж
свели тебя до жанра мемуара.
Кружись, как Фаэтон, стремясь вовнутрь
себя и, напрягая силы эти,
я знаю, ты рванёшь в одно из утр,
став темнотою в нестерпимом свете.
Живое вздрогнет, отдав неживой
природе страсть, что так прошла нелепо,
и лба коснётся мокрою щекой
надеждою обугленное небо…
Ты родился утром рано
Дисгармонией зачат,
Ты смотрел на мир пространно
И смеялся – не кричал.
Видел все вокруг прекрасным
авангард ценил всегда
и творил безумно, страстно
прилагав всего себя.
Девушка сбежала, парень,
А потом отец и мать
Но все было только в радость
Ты не стал переживать.
Удивителен и сложен
Разноцветный путь миров
Но объять умом бескрайним
Ты всегда его готов.
Жил не долго, без затеи
Но красивей многих жил
И в один прекрасный вечер
Сам себя ты изменил.
Долго думал, и старался
Сделать яркий всем сюрприз
На асфальте шелк раскинул
И поднялся на карниз.
Вспомнил все портреты мира,
Вспомнил мысли и мечты
И с улыбкою счастливой
Встретил царство темноты.
Тело сопряглось со тканью
Футуризм в себе храня.
Он секретней Мона Лизы
улыбался, нас маня.
Шок и страх и любованье
Приземленным не понять
Как раскинувшись на шелке
Он хотел их удивлять.
Завещанье пастелью
Написал он на стене:
«отдаю шедевр людям –
Он не нужен больше мне.»
И поныне где-то хроник
Перечитывает факт
Как художник для искусства
Смертью вывел авангард.
Когда, в слезах, соплях, слюнях,
сидишь и внемлешь гласу Баха,
и нет тебе нужды в словах,
и в мире нет ни зла, ни страха,
а есть лишь то, что не назвать,
а лишь почувствовать возможно,
и ты не можешь не дышать,
но даже дышишь осторожно,
и богохульствовать готов
лишь от восторга пред всем сущим –
ведь в языках людских нет слов,
чтоб этот смысл им был отпущен, –
то ты завидуешь рабу,
что рабство предпочёл свободе
за радость только лишь одну –
он в гости к Баху нас приводит.
Вот он, распят, как на кресте,
на клавишах и на педалях...
Но здесь лишь тело. Дух – там, где
он с Бахом говорит на равных.
А ты беседу слышишь ту,
допущенный сесть у порога...
И понимаешь, что в тюрьму
сам заточил себя жестоко,
и веришь вновь своей мечте –
ведь ключ лежит в твоём кармане! –
просто они – равны себе,
но ты себе пока не равен.
И откровенья того луч
приводит мир в порядок стройный.
И вновь ты бодр и могуч,
и жизнь – быть прожитой достойна!
(09.01.2006)
